Ярослава А. - Партизанка или как достать начальство [СИ]

И тут-то я, наконец, огляделась по сторонам. Просторная светлая комната. Почему-то без занавесок. Из мебели только диван, на котором возлежала я.

— Ой, а чего это я тут делаю?! — пискнула и посильнее закуталась в одеяло.

Последнее что я вчера помнила, это как мы с Василичем и Петерманом душевно распив чуть больше полбанки самогона, вели задушевные беседы о жизни. Расположились мы прямо подле «Нивы», которую, кстати, так и не дотолкали. И все было просто замечательно, пока не зазвонил мой телефон. Оказывается, мы и не заметили, как доплелись до зоны покрытия сети. Пока мой окосевший взгляд пытался сфокусироваться на экране смартфона, немец, который в пьяном состоянии оказался очень добродушным малым, посмотрел мне через плечо.

— Васек? — удивился он. — Луганский что ли?

— Агу, — отозвалась я, продолжая тупо пялиться, на экран и не предпринимая никаких действий.

Мужики же переглянулись и заржали как кони на ярмарке.

— Ну, ты Николавна его обласкала, — хрюкнул Василич.

— Пусть радуется, что не «козел», — буркнула я, так и не ответив на звонок.

Если честно разговаривать с ним совершенно не хотелось. Алкоголь сделал свое черное дело, и злость, что копилась все эти дни, грозилась выплеснуться наружу.

— Чего не ответила? — хитро поинтересовался Ян. — Переживает, наверное.

— А ну его, — отмахнулась я и поглядела на звездное небо. — Сейчас прикатит и все испортит. А мы так хорошо сидим.

— Хорошо, — согласился блондинчик и придвинулся поближе ко мне.

Тут зоотехник засмеялся, сотрясаясь всем своим грузным телом. В ответ, на мой взгляд, он выдал:

— Я тут вспомнил, как ты ему козлика изобразила. А потом еще эта лужа с навозом! Ха-ха! И костюмчик… ой не могу. Бедный Михалыч. — Василич снова зашелся смехом, вытирая выступившие слезы.

— Это вы о чем? — не понял Ян.

— Это он о том, что бывает с теми, кто распускает почем зря свои загребущие руки, — любезно объяснила я и, отцепив ладонь наглой блондинистой рожи, от своего бедра, положила ему на колено.

Подняла глаза и встретилась с внимательным изучающим взглядом. Несмотря на весь выпитый самогон Петерман в то мгновение показался мне суровым и серьезным. Ненавижу, когда он так смотрит. Словно мысли пытается прочитать. В самую душу забраться своими проклятущими глазами.

— Извини, — чуть слышно сказал он и повернулся к Василичу, что в тот момент начал разливать самогон по пластиковым стаканчикам.

Я на несколько секунд зависла. Даже обидно стало за это простое «извини». Но тут снова зазвонил телефон, на этот раз у Василича, и все мысли разом выскочили из головы, потому что это был Луганский и, судя по тому, как морщился от его ора Василич, пребывал он не в лучшем расположении духа.

Собственно на этом наше веселье и закончилось. Минут через десять, может пятнадцать прилетел пыхтящий от злости как паровоз, Луганский. С силой захлопнув дверь неизменной «Тойоты», он на мгновение замер от шока при виде открывшейся ему картины, но быстро взял себя в руки и почти «миролюбиво» поинтересовался:

— Кто-то в состоянии объяснить что произошло? Я все телефоны оборвал.

И смотрит самое главное на меня в упор, будто я во всем одна виновата. Краем глаза заметила, как Петерман прячет лукавую улыбку, но молчит. Вот гад. Мог бы и заступиться. В конце концов, он тут самый авторитетный. Ему Васек и слова бы не сказал. Поведение Яна показалось более чем странным. Опять наблюдает. Будто ожидает определенной реакции.

Не долго думая, я ловко поднялась на ноги и тут же ухватилась за машину, что бы не дай бог не потерять достоинства, растянувшись на асфальте, яки морская звездочка, и с самым невозмутимым видом поведала:

— Мы ехали-ехали и не доехали.

Васек завис, явно сдерживая смертоубийственный порыв. Взгляд его метался как теннисный мяч, подмечая мельчайшие детали, и в итоге остановился на ополовиненной банке. Я нервно сглотнула. Да уж, ополовинили мы ее знатно. Не зря перед глазами все кружиться.

— Ян! Ты, жив, здоров, а Виталий Иванович уже пол поселка на уши поднял, — с наигранной иронией обратился он к немцу, приближаясь. — Решил податься в сельские жители?

Петерман издал негромкий смешок:

— Почти. Я теперь понимаю, почему ты так цепляешься за эту деревню, — он поднялся, подошел к Ваську не сильно прямой, но довольно уверенной походкой и приветственно пожал ему руку. — Хорошо, что ты приехал. А то еще полчасика и мы бы заночевали прямо на обочине.

Все дальнейшее запомнилось очень смутно. Мужчины прицепили тросом Василичеву тачку на буксир к «Тойоте». Меня заботливо погрузили на заднее сиденье, где я тут же свернувшись калачиком, уснула, под эмоциональный рассказ зоотехника, о наших сегодняшних похождениях. Последнее о чем подумалось — лишь бы Василич не проболтался об истинной причине нашего вояжа. А дальше черный провал.

— Вот блин, — пробормотала я, с ужасом понимая, что совершенно не помню, как оказалась у Луганского дома.

Рукой проверила наличие белья. Оно, слава богу, было на мете. Вернее, его нижняя часть.

— Ты меня раздел? — спросила я, подозрительно щуря глаза.

— Не думаю, что тебе хотелось бы проснуться в грязной одежде, на не менее грязном постельном белье, — не моргнув и глазом, ответил Васек.

Я с ним, конечно же, согласилась.

— Это понятно. А бельишко-то, бельишко-то зачем снимать.

Луганский хитро оскалился.

— Должна же быть хоть какая-то компенсация за испорченный вечер. Я, между прочим, с ног сбился тебя разыскивая.

— Сбился он, — буркнула я и тихо добавила. — Кобель озабоченный.

— Я?! — «оскорбился» мой директор. — Это наглая и наиковарнейшая ложь.

Я только и успела мышкой пискнуть, а в следующую секунду оказалась прижата к постели. Луганский предвкушающее улыбнулся и, опустив свою темноволосую голову, стал наглым образом меня соблазнять.

Его губы как бы невзначай прошлись по линии подбородка, ямочке под ухом, шее, и я от этих нехитрых манипуляций стала таять. Сама повернула голову и жадным взглядом впилась в его четко очерченный рот. Луганский только искушающее улыбнулся в ответ и скользнул ниже, одной рукой надежно удерживая за талию, вдруг мне в голову стукнет сбежать, а второй нетерпеливо стаскивая одеяло.

Мне было жарко и страшно одновременно. К сексу я относилась неоднозначно. Всегда быстро вспыхивала, как спичка и так же быстро перегорала, что оставляло только чувство неудовлетворенности и очередное разочарование. То ли мужики мне попадались безрукие, то ли я сама была виновата в своем «перегорании»? И сейчас глядя слегка затуманенными от страсти глазами на темноволосую макушку у своей груди, горела и отчаянно боялась потерять это восхитительное чувство томления, что рождали внизу живота нежные поцелуи мужчины.