Дэй Лакки - Девственница на три дня [Publisher: SelfPub]

Его движения размашистые, плавные. Мне кажется, что он сдерживается, будто жалея меня. А когда он на секунду выходит, давая мне передышку, я высовываю язык и принимаюсь его облизывать, все так же глядя в глаза.

И тогда он наконец-то срывается.

Взяв меня за подбородок, заставляет вновь открыть рот, и начинает уже не проникать… а жестко трахать его.

Наблюдая за мной.

За тем, как я с готовностью его принимаю. За тем, как двигаю бедрами, чтобы скользить клитором по веревке. И, наверное, почувствовав момент, когда я готова кончить, снова оставляет меня.

Подхватив за плечи, заставляет подняться, подталкивает к кровати, скользит руками по веревкам, пока я непонимающе ожидаю, что дальше. Не знаю, как у него это получается, но он избавляет меня от веревки, которая была протянута между моих ног, при этом остальные узлы и плетения остаются на мне.

Проводит пальцами по моим бесстыдно влажным складкам и с нотками ревности говорит:

– Хочу, чтобы ты кончила от моего члена.

И тут же нажимает ладонью на спину, заставляя прогнуться, упасть на кровать. Помогает мне лечь – обманчиво осторожно и нежно. А уже через секунду, раздвинув мои ноги, глубоко проникает в меня.

Хриплю, потому что это прекрасно, и да, веревка была лишь слабой заменой.

Он выжидает, пока я почувствую эту разницу, пока пойму, что нет лучше ощущения, чем когда он внутри. И начинает таранить меня.

Удар за ударом – глубоко, быстро, с влажными шлепками и стонами, которые наполняют комнату. И с его именем на моих губах.

Не принадлежу себе.

Теряю себя.

Он – мой владелец.

И мне нравится это, так нравится, что я дважды кончаю, прежде чем он тоже находит освобождение.

Мне нравится, как он ко мне прижимается. Нравится его тихий стон, когда я пошевелилась, потершись о него своей попкой. Нравится, как он сжимает ее сильными пальцами. И нравится его палец, который скользит у запретного входа.

Поглаживает, чуть нажимает, проникает неглубоко, пробуя, как я приму эту ласку.

Обессиленная, не в силах уже даже стонать, чтобы он понял, что я позволю ему все, что он хочет, я подаюсь чуть назад. И делаю то, что хотела в самом начале – начинаю подмахивать, насаживаясь на его указательный палец.

– Девочка… – выдыхает он, проникая пальцем еще глубже, чем, пожалуй, планировал.

Это болезненно, это порочно, это внове, но это то, что я позволю и хочу позволить только ему.

Пристроившись рядом, он оттягивает мою попку назад, продолжая погружаться и растягивать узкий вход своим пальцем. А другую ладонь кладет мне между ног и начинает поглаживать клитор.

– Хочу затрахать тебя… – слышу шепот, когда его губы скользят по моей шее. – Но пока ты выдержишь только так.

Хочу поспорить, и не могу.

Потому что даже один палец внутри меня творит порочное волшебство. Насаживаюсь на него, раскачиваюсь в сильных руках, заодно и скольжу по ребру ладони, которая потирает мой клитор.

И снова… хотя это кажется нереальным, взрываюсь от удовольствия, которое пронизывает меня, как ток – оголенные провода.

Пытаюсь отдышаться.

Пытаюсь вернуться на землю из тех облаков, в которые он заставил меня улететь. И резко падаю на острые камни, когда слышу, как он говорит:

– Наша последняя ночь…

Последняя, да…

Мне пришлось до боли закусить губу, чтобы не расплакаться. Невыносимое, невероятное наслаждение и такая же невыносимая боль. Все вместе. Все сразу. Потому что с ним может быть только так.

А потом я услышала шепот, который попытался меня возродить, поднять с этих острых камней:

– Я не хочу тебя отпускать.

Всего три слова, и то невнятное чувство, что целый день свербело где-то внутри, отпустило. Словно гора свалилась с плеч, и стало легче дышать.

Все просто – я не хочу ее отпускать.

И твою мать, я не обязан ее отпускать. Если нужно будет договариваться с агентством, заплачу им сколько нужно.

Хрен знает, на каких кабальных условиях они заполучили эту девчонку себе, но я ее заберу. Не важно, что через несколько дней уезжать, она поедет со мной. В конце концов, мы тащим с собой херову тучу народа: администраторы, звукачи, гримеры и просто бесполезный народ, который просачивается в группу, гордо именуя себя ассистентами.

Уж ей место найдется.

Рядом со мной, подо мной.

Объедет со мной всю страну, повидает чуть больше, чем видела до этого. Ей понравится, я уверен, что понравится, она вовсе не выглядит избалованной такими вещами.

Решив это в один момент, я сам ошалевал от того, насколько рад. Только вот…

За нее я решить не могу. Будь моя воля, я нацепил бы ей строгий ошейник и не позволил, не то что бы отойти в сторону, а даже посмотреть куда-то, помимо меня.

Согласие, одно короткое «да», какой-нибудь знак, что она тоже не хочет, чтобы я отпустил ее – это все, что мне нужно.

А девчонка всхлипнула, ничего не сказав. И сердце, только что готовое было выпрыгнуть из груди от радости, сжалось с каким-то паршивым и непривычным чувством.

Я притянул ее к себе, запустил руки в копну волос. Хотелось целовать ее, сжать до боли, чтобы принимала решение быстрее, чтобы не накручивала себя, чтобы не томила глупыми отговорками, что рано, мало знакомы.

К херам это все. Возможно, я не так много знал о ней, но все, что знал, меня более чем устраивало. Даже не так – мне нравилось. Меня тянуло к ней, мне хотелось спрятать ее от всего мира, чтобы была моей не только в эти три дня.

И причина не в охуительном сексе, а в ней.

Пришлось сделать усилие, чтобы остановить себя, не давить на нее. Мне хотелось, чтобы она решила сама. В последний раз решила сама, потому что дальше все решать буду я.

В любом случае сейчас мне было важно, что она скажет. Я отпустил ее из рук, приподнял подбородок, заставив ее на меня посмотреть.

– Я должен уехать… На месяц или чуть больше. Ты хочешь поехать со мной? – спросил прямо.

Мелисса смотрела на меня испуганно. И молчала.

Она молчала, а у меня сжалось сердце. На какое-то мгновение стало немного страшно – вот уж действительно новое чувство. Но мелькнула глупая мысль: а вдруг она скажет «нет»? Вдруг я в ней ошибся и у нее на будущее другие планы. А я был всего лишь неприятной обязанностью.

– Ну же, девочка, – поторопил ее, и…

– Нет… – тихо сказала она.

Твою мать.

Просто, блядь, твою мать!

Я был готов скорее списать это на слуховые галлюцинации, чем на то, что она действительно это сказала.

– Нет? – повторил, всматриваясь в ее глаза, сжал пальцами ее подбородок сильнее, чтобы не отвернулась. – Почему нет? Я тебе не нравлюсь?

– Разумеется, нет…. То есть – да… То есть – ты мне нравишься… – поспешно, путаясь в словах, пробормотала она. – Очень нравишься! И я бы очень хотела поехать…