Дарья Симонова - Дни, когда все было… [litres]

И после этого говорят, что женщины после тридцати не любят терять времени даром! Анна, видимо, вопиющее исключение: сочинять письмо незнакомца к незнакомке, потому что он уходит к другой незнакомке. Сущий бред! Но неугомонные духи стремления к абсурдному совершенству еще мучили ее, и она придумала, что напишет письмо самому Борису. А что, если именно в этой контратаке и теплится истинное решение? В предутреннем бреду простительны перегибы. Анна забарабанила по клавишам. Она писала неведомому Боре и всему человечеству в его лице. Что уж там, развернулась, по-бетховенски порубив в капусту всю суть затеи. Бросьте, мол, Борис, эту вашу утонченность. Не нужно никаких писем! Зачем такие траты – лучше поезжайте в Доминикану ловить океанскую волну. Или постройте храм. Или больному ребенку оплатите операцию. Зачем расточительствовать, потакая эфемерным причудам… Кто, кроме вас, найдет нужные слова? Стыдитесь своего малодушия. А еще лучше хорошо подумайте, стоит ли вообще… менять шило на мыло?! Вот я, Анна Мельникова, ушла от алкоголика к интеллигентному человеку. Вроде все делала правильно – а оказалось, что надо делать неправильно! Я-то, дуреха, думала, что разрываю гордиев узел, стремлюсь чрез маргиналии жизни к звездам. Прекращаю играть в жертву и, как советуют прогрессивные журналы, превращаюсь в сильную и свободную личность. А на хрен мне эта личность! Вот говорят, что лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным. Но что, если алкоголик богаче и здоровее… А Данила Дмитриевич – хороший, если не слишком наводить фокус. Но вы, дорогой Борис, все равно семь раз отмерьте перед тем, как бежать по горящим мостам.

Вот какое письмишко сочинила Анна. Ей уже было не до признания и королевских подарков. Она устала ломать голову на заданную тему. И вообще, писать тренировочные прощальные письма – плохая примета.

И плохо оплачиваемая, как полагал Данила. Он появился дома как раз к кульминации Аниных творческих судорог – вернулся из командировки по архивам. В состоянии истерической доверительности Анна ответила правду на нежно-саркастический вопрос о том, над чем работает нынче знатный акын нашего аула. Услышав о том, что Анна уже навострилась за большие деньги писать письма, – подробности исполнения задачи были опущены, – Дмитрич шумно одобрил и даже аплодировал этакой хватке. Но сразу опроверг себя, как это ему свойственно:

– Анюта, зачем ты опять занимаешься чепухой? Какое-то сиранодобержерачество – писать за других личные письма! Кто за это платит? Сразу видно, что все вы – люди без образования. Никакого системного мышления, полное отсутствие здравого смысла и… да что там говорить, все женщины таковы!

– Во-первых, платит не женщина. Во-вторых, твоя банальная сентенция – первый шаг к серийным убийствам. Ты в курсе, что мужчин, которые усвоили сексистские обвинительные клише, будут теперь ставить на учет в психдиспансеры?

Данила был не в настроении и чхать хотел на диспансеры:

– Что ты можешь сказать, кроме глупостей? Хоть бы говорила их на иностранном языке, что ли. Просил тебя, давай вместе изучать итальянский. Куда там! Недалеких всегда раздражает интеллект. Скольких разводов не случилось бы, если б современные женщины умели ругаться на латыни. Или на идиш…

Все! Если затронут идиш, то брюзжание затянется. Знание идиш – это передний край интеллектуального развития. И последний аргумент в словесной драке. «Ну-ка, скажи, что значит фамилия Гизунтерман? Не знаешь! Проще некуда – это значит «здоровый человек»! Достаточно немного знать немецкий…» Для полного лингвистического винегрета не хватает арабского и китайского. По десятку слов из каждого – и рецепт обогащенного мировым знанием духа готов. Данила Дмитриевич будет пыхтеть не то чтобы долго, но достаточно для того, чтобы испортить жизнь на целый вечер. Потом он виновато умолкнет, потому что сам знает, что невыносим. Станет спокойно, как в аду. Не выдержав паузы, станет просить прощения, словно веселый толстый ребенок, который не верит в наказание, что бы ни натворил. Сколько раз все это было! Начиная с горящих мостов, будь они неладны…

– Анюта, а вообще это выход – продавать творческий продукт, – журчал Данечка час спустя, выпустивший пар и заметно подобревший после пары стопок. – Точнее, даже не продавать, а расплачиваться им. Экономика не выдумала ничего лучше натурального хозяйства! Сеть кишит такими предложениями типа «возьмете на лето мою кошку, а я посвящу вам песню». Какая-то начинающая певичка пишет. И раз пишет – значит, клюнут! Ты тоже так можешь. Главное – набить цену своему товару.

– Я, напротив, от своего товара отговариваю. Я антизазывала!

– Так это ж самая эффективная реклама!

Так Анна впервые заслужила похвалу от графоманофоба. Правда, Данила уверил, что история с письмом – это так, для мелочи на карманные расходы. Приличного гонорара не жди – состаришься. Но тенденция такова, что услуга «напишу роман о вашем дедушке» скоро будет востребована не меньше, чем антикварная мебель. Экая чушь, однако! И ведь оно и правильно, оно и верно…

Уговор дороже денег. Анна, как обещала, отправила злополучное письмо Кате, потом долго пребывала в ступоре, потом Данила опять сказал что-то обидное, и тут уж разревелась. Можно бесконечно носить в себе набухший слезный мешок, но любая пустячная шпилька его легко прорывает. И в этом милосердие вскрывающего раны, пусть даже он колупнул из вредности. Куда денется – ему же придется срочно творить добро, подставить жилетку под извергающиеся воды отчаяния, – если, конечно, он не последний мерзавец. Данилушка не мерзавец, плачущему он сострадает, если в этот момент не плачет сам.

– Лапочка, забудь ты эту историю. Написала бы, что в голову взбредет, и послала всех подруг подальше. Я тоже когда-то надеялся на Человека, Который Может Помочь. Пока не понял, что это Господь Бог. С тех пор к нему и обращаюсь. Все прочее – иллюзии… Ты же знаешь нас, московских мякишей! Тот, кто может, тот не хочет, тот, кто хочет, тот не может. Повторяй как скороговорку. Креститься и молиться, другого выхода нет. И тогда все у тебя будет, Бог милостив. Я бы на твоем месте бежал из Москвы, сверкая пятками. Где родился – там пригодился. Почему ты не живешь там, где родилась? Культурный большой город, не захолустье. Там у тебя все условия – и жилье снимать не нужно, и родители рядом, и ребенку было бы лучше подальше от столичной клоаки. И чего тебе не сиделось…

– В этом городе у меня никогда не было… близости. Биохимия не намоленная, понимаешь? Там нет любви для меня. Гений места отомстил мне за неверность. Я с пяти лет мечтала о других городах.