Уинтер Реншоу - P.S. I Hate You

– Ты знаешь, я рада, что так случилось, – говорит она, проводя ладонями по волосам, и на ее губах появляется скептическая улыбка. – Потому что, помимо всего прочего, я узнала, что есть люди добрее, лучше, приятнее, чем ты, а ты – совсем не тот человек, которым я тебя считала. Ты спас меня… от тебя. Так что спасибо. Спасибо тебе большое, Исайя.

Она поворачивается, чтобы уйти, но я ловлю ее за локоть и разворачиваю к себе.

– Я могу объяснить, – говорю я. – Я все могу объяснить.

– Да, но я давным-давно смирилась с тем, что так и не получу твоих объяснений, и теперь, когда ты предлагаешь их мне, я не хочу их слышать. – Ее слова словно вспарывают тесное пространство между нами. – По какой бы причине ты ни перестал писать мне… теперь это неважно. Я оставила это позади.

– Я понимаю, ты злишься, – говорю я. – Но мне кажется, ты сделала слишком поспешные выводы…

– Выводы? – Она широко раскрывает темные глаза и поднимает брови. – Ты прав, Исайя. Я действительно сделала поспешные выводы. Я решила, что ты хороший человек. Я решила, что мы понимаем друг друга, что между нами нет ни лжи, ни игр. И я решила, что между нами есть что-то особенное – или хотя бы просто дружба.

– Нет… – произношу я, поднимая руку, но она продолжает говорить.

– Ты ведь вернулся домой уже некоторое время назад?

– Да, несколько недель, – подтверждаю я.

– Скажи мне, – говорит она, поворачиваясь лицом ко мне. – Это правда, что у тебя есть племянник, которого ты не согласен признавать?

Я сдвигаю брови. Откуда она, черт побери, это узнала?

– И правда ли то, что ты разрушаешь жизни людей, Исайя? – продолжает допрашивать она. – Это правда… правда, что твои родные винят тебя в смерти твоего отца?

Проведя ладонью по лицу, я смотрю ей прямо в глаза.

– Да. Это правда. Все это.

Марица выдыхает, ее блестящие глаза кофейного цвета устремлены на меня.

– Ты должен уйти. И, пожалуйста, не возвращайся больше сюда. Ты не тот человек, которым я тебя считала, и я не хочу быть с тобой. Я не хочу начинать с того, на чем мы закончили. Ни сейчас, ни когда-либо потом.

С этими словами она проходит мимо меня и скрывается за дверью женского туалета.

Из-за угла выходит синеглазая блондинка в такой же форме, как у Марицы, и замирает на месте, увидев меня.

– Ой. Здравствуйте, – говорит она, глядя на меня так, словно я – бомба, которую нужно обезвредить. – Вы не видели Марицу?

Я указываю на дверь женского туалета.

– Верно, – произносит официантка с холодной улыбкой. Проходит мимо меня, потом останавливается и поворачивается. – Наверное, вам лучше уйти.

– Знаю.

– И, вероятно, вам не следует больше приходить сюда.

Я медлю, потирая подбородок. Через секунду я вспоминаю про письмо и достаю его из кармана.

– Передайте это ей, – говорю я блондинке, протягивая ей письмо.

Я не жду, пока она что-то ответит или сунет его обратно мне.

Я ухожу оттуда ко всем чертям.

Я не хочу расстраивать Марицу сильнее, чем уже расстроил.

Мне невыносимо видеть, какую боль я ей причинил, и не только потому, что я неравнодушен к ней – но и потому, что она не страдала бы так, если бы… если бы она не любила меня.

Наши чувства? В какой-то момент они были взаимными.

Но это явно уже не так.

И по-другому это уже не будет ни сейчас, ни когда-либо потом.

– Эй, ты тут в порядке? – Рейчел входит в двери туалета и останавливается рядом со мною перед зеркалом.

– Да, все хорошо. – Я заставляю себя улыбнуться. Примерно минуту назад я загнала внутрь слезы, набежавшие мне на глаза, – в ту же секунду, как избавилась от его присутствия.

Я не знала, что встреча с ним так подействует на меня. Впервые увидев его, я на полсекунды решила, что это Йен, но потом я увидела выцветшую футболку, более короткую прическу и тяжелый взгляд и тогда поняла…

– Он все еще здесь? – спрашиваю я. Рейчел гладит меня по спине, словно добрая мамочка – по сути, она и есть мамочка, только не моя, – и вздыхает.

– Нет. Я велела ему уходить. И никогда больше сюда не возвращаться.

Я усмехаюсь при мысли о том, как Рейчел, ростом в пять футов два дюйма, прогоняла прочь высокого Исайю.

– Но перед тем, как уйти, он попросил меня передать тебе вот это. – Рейч лезет в карман своего фартука и достает сложенный, пожелтевший лист бумаги, потом протягивает его мне.

– Не хочу, – говорю я, делая шаг назад.

– Риц…

– Нет, серьезно. Я покончила с этим. – Я качаю головой, глядя на потолок, выложенный плиткой, с пятнами от воды. – Я не знаю, почему он считает, будто это письмо что-то изменит. Оно не изменит тот факт, что он отказался от меня, Рейч. Он отказался от меня.

– Я сохраню это письмо для тебя. – Она невесело улыбается. – На тот случай, если ты передумаешь.

– Наверное, нам надо идти, а то нас уволят, – говорю я. – Как моя тушь?

– Ну, на енота ты пока не похожа.

Я оглядываю свое лицо в зеркало. Покрасневшие щеки и блестящие глаза выдают тот факт, что я немного психанула, но, сделав пару глубоких вдохов, я начинаю выглядеть более презентабельно.

Выйдя в коридор, где несколько минут стоял Исайя, я сворачиваю за угол и через окно наблюдаю, как он залезает в свой винтажный «Порше», припаркованный возле кафе.

Проходит секунда – и он скрывается из виду.

Скрывается из моей жизни так же быстро, как ворвался в нее.

– Привет, мам, я привез тебе обед, – окликаю я, входя в ее квартиру. Пока меня не было, врачи прописали ей новое лекарство, и в последнее время она не настолько сонная. Основную часть времени она проводит в гостиной, а иногда даже на пять-десять минут выходит погулять вокруг жилого комплекса, когда чувствует себя в силах. – Тут моллюски из «Берточелли».

Это шаг в верном направлении, несомненно.

– Исайя, – откликается мама, – у нас гость!

Поставив коричневый бумажный пакет на кухонную стойку, я кладу рядом с ним ключи и обнаруживаю, что на мамином диване развалился мой братец Йен.

– Капрал. – Йен поднимается, подходит ко мне, протягивая правую руку, а я смотрю на маму и вижу, что она улыбается во весь рот, словно ждет, что мы внезапно помиримся после всего, что было. Я с явным отвращением пожимаю ему руку, но он вдруг заключает меня в объятия. – Давно не виделись! Хорошо выглядишь. Я рад, что ты вернулся домой живым.

Вранье.

Все это – вранье.

Йен – самый лживый ублюдок, которого я когда-либо знал, и я знаю его лучше, чем кто бы то ни было еще.

– Пойдем, присядем, поговорим, – заявляет Йен, указывая в сторону гостиной. – Я как раз рассказывал маме о девушке, с которой познакомился.

Мама поворачивается ко мне, ее темные глаза сияют.

– Судя по его словам, она идеальна, Исайя. Йен, расскажи своему брату то, что ты поведал мне.