Колин Маккалоу - Тим

Когда Мэри Хортон ушла, а садовый шланг перестал испускать из себя воду, цикада-хормейстер на своем олеандровом кусте издал глубокий, пронзительный звук: «брииик!». И немедленно с куста чуть подальше ему ответила примадонна-сопрано. Один за другим в хор вступили теноры, контральто, баритоны, другие сопрано, пока обжигающее солнце не наполнило их сверкающие зеленые тельца такой энергией, что пытаться разговаривать на расстоянии нескольких шагов от кустов было невозможно. Оглушающий хор расширялся, поднимаясь над верхушками кассий, и звук его долетал до цветущих эвкалиптов, через забор к олеандрам, стоящим вдоль тротуаров Волтон Стрит и до рядов Камфорных лавров позади домов Мэри Хортон и Эмили Паркер.

Строители работали и замечали хор цикад только, когда им приходилось что-то крикнуть друг другу, подходя к большой куче цемента. Его то и дело подвозил Тим Мелвил, а они, захватив полный мастерок, бросали цемент — хлоп! — о кирпичные стены бунгало старушенции. Пристройка уже была закончена, осталась наружная штукатурка. Голые спины в замедленном ритме наклонялись и выпрямлялись, строители методично двигались вдоль дома и вокруг него, солнечные лучи прожаривали до костей, пот высыхал, не успевал собраться в капли на их шелковистой коричневой коже. Билл Несмит бросал сырой бетон на кирпичи, Мик Девин разглаживал комки, превращая их в полосу крупно-зернистой зеленоватой штукатурки, а за ним Джим Ирвин скользил вдоль лесов и легкими полукруглыми движениями мастерка создавал рисунок на ее поверхности. Гарри Маркхэм взглянул на часы и закричал Тиму:

— Эй, парень, зайди в дом и спроси старушенцию, не поставит ли она чайник, а?

Тим поставил тачку в боковом проходе, взял пятилитровый жестяной чайник и коробку с припасами в охапку и стукнул в заднюю дверь, вызывая хозяйку.

Миссис Паркер появилась минуту спустя. За сеткой от мух, на темном фоне она казалась тенью.

— А, это ты, милок, — сказала она, открывая дверь. — Заходи, заходи! Ты, наверное, хочешь, чтобы я вскипятила чайник для этих оглоедов? — продолжала она, закуривая и с удовольствием рассматривая его, а он стоял, моргая и ничего не видя в сумраке после солнца.

— Да, пожалуйста, миссис Паркер — улыбаясь, сказал вежливо Тим.

— Ладно, полагаю выбора-то у меня нет, если хочу чтобы до выходных закончили работу. Посиди, милок, пока закипит чайник.

Двигалась по кухне она небрежно, темные с сильной проседью волосы были уложены старомодными волнами, ситцевое домашнее платье с яркими малиновыми и желтыми цветами обтягивало фигуру без корсета.

— Хочешь печеньица, милок? — спросила она, протягивая ему коробку. — Есть обливное, шоколадное, возьми.

— Да, спасибо, миссис Паркер, — улыбнулся Тим, засунул руку в коробку и, пошарив там, вытащил липкое шоколадное печенье.

Он молча сидел на стуле, пока старушенция, взяв у него коробку с припасами, всыпала заварку в чайник. Когда закипел котел, она влила в огромный чайник кипяток, наполовину заполнив его, и опять поставила котел на огонь. Тим расставил на кухонном столе эмалированные кружки, бутылку молока и большую сахарницу.

— На, дружок, вытри-ка руки полотенцем, будь добр, — попросила старушенция, когда увидела, что Тим оставил шоколадное пятно на краешке стола.

Она подошла к двери на задний двор, высунула голову и завопила: «Перекур!». Тим налил себе в кружку черного, как уголь, чая без молока и затем стал сыпать в нее сахар, пока жидкость не полилась через край. Старушенция опять заквохтала: — Боже, куда тебе столько? — Она улыбнулась ему снисходительно. — От этих хапуг я бы не потерпела такого. Ну, а от тебя уж ладно. Ты ведь иначе не можешь, да, милок?

Тим ласково улыбнулся ей, взял кружку и понес ее на улицу, а остальные мужчины стали заходить на кухню.

Они ели позади дома, как раз там, где начинался только что возведенный флигель. Это было тенистое место, в стороне от мусорных бачков, и мух там было немного. Каждый соорудил себе из кирпичей местечко, чтобы присесть и поесть. Лавры, которые разделяли задние дворы мисс Хортон и миссис Паркер, окружали их густой тенью, и здесь было приятно отдохнуть после работы на палящем солнце. Каждый сидел с кружкой чая в одной руке и пакетом с едой в другой, протянув ноги и отмахиваясь от мух.

Поскольку они начинали работу в семь и заканчивали в три часа, этот утренний перерыв бывал в девять, за ним в одиннадцать тридцать следовал ланч. Традиционно этот девяти часовой перерыв назывался «перекур» и продолжался около получаса. Они занимались тяжелой физической работой и аппетит у них был прекрасный, однако это никак не сказывалось на их довольно худых, мускулистых телах. День каждого мужчины начинался где-то в половине шестого с завтрака, состоящего из овсяной каши, отбивных или сосисок с яичницей из двух-трех яиц, нескольких чашек чая и ломтиков тоста. Во время «перекура» они поглощали приготовленные дома бутерброды и куски кекса, а на ланч было то же самое, только в двойном размере. Днем перерывов не было. В три часа они уходили, спрятав рабочие шорты в коричневые сумки, напоминающие медицинский саквояж. Направляясь в паб, они вновь были одеты в рубашки с открытым воротом и тонкие хлопчатобумажные брюки.

Каждый день, неизбежно, все они шли в паб. В этом гудящем, похожем на отхожее место помещении они могли расслабиться, закинув ногу на ограждение в баре, держа в руке большущую, наполненную до краев кружку пива, болтая с товарищами по работе и приятелями и слегка флиртуя с грубоватыми барменшами. Возвращение домой переносило их совсем в другой мир, где мелочные семейные заботы окружали их плотным кольцом.

В это утро, когда они уселись на перекур, в их настроении чувствовалось какое-то напряженное ожидание. Мик Девин и его дружок Билл Несмит сидели рядом, прислонившись спинами к забору. Кружки стояли у их ног, а на коленях лежала еда. Гарри Маркхэм и Джим Ирвин расположились напротив, а Тим Мелвил занял место ближе всего к кухонной двери дома старушенции, чтобы, если попросят сбегать и принести или унести, что кому понадобится. Как младший в бригаде он был у всех на посылках.

В документах его должность называлась «строительный чернорабочий», и в этой должности он проработал у Гарри десять из своих двадцати пяти лет, так и не получив повышения.

— Эй, Тим, с чем это у тебя сэндвичи сегодня? — спросил Мик, подмигивая остальным.

— Как всегда, Мик, с джемом, — ответил Тим, протягивая ему неровно отрезанный ломоть с толстым слоем янтарного джема, стекающего по краям.

— И какой это джем? — настаивал Мик, осматривая свой сэндвич неодобрительно.

— Да абрикосовый, я думаю.

— Хочешь махнемся? У меня сосиски.