Колин Маккалоу - Тим

В это утро, в пятницу, строитель Гарри Маркхэм прибыл на работу со своей бригадой точно в семь. Гарри и его бригадир, Джим Ирвин, сидели в кабине пикапа, а остальные — в открытом кузове, устроившись, кому как удалось. Дом, где они работали, находился на побережье к северу от Сиднея в пригороде Артармон, как раз за опустевшим карьером, в котором прежде добывалась глина для кирпичей. Работа была небольшой, даже для такого мелкого подрядчика, как Гарри. Надо было покрыть штукатуркой бунгало из красного кирпича и сделать пристройку к веранде. Гарри любил такого рода небольшие работы, которые заполняли промежутки между более крупными контрактами.

Если судить по этому пятничному утру, конец недели обещал быть жарким. Рабочие вывалились из пикапа и бросились в тенистую боковую аллею и, нимало не смущаясь, сбрасывали с себя одежду, чтобы переодеться для работы. Они как раз сгрудились у заднего угла дома, когда старушенция в выцветшем розовом халате прошаркала по двору, осторожно неся в обеих руках расписанный цветами фарфоровый ночной горшок. Голова ее представляла собой сплошную массу металлических бигуди тоже, как и халат, ветхозаветного образца. Никаких новомодных штучек миссис Эмили Паркер не признавала — благодарю покорно.

Двор полого спускался к глубокому глиняному каньону, который когда-то снабжал Сидней кирпичами, а сейчас служил для старушенции местом, куда она каждое утро опорожняла свой горшок. Эмили Паркер твердо держалась привычек своих деревенских предков и считала должным по ночам пользоваться только «ночной вазой». Когда ее содержимое янтарной аркой пролилось на дно ямы, она повернулась и недовольно посмотрела на полуголых мужчин.

— Добрый день, миссис Паркер? — крикнул Гарри. — Надо бы сегодня кончить работу, я полагаю.

— Самое время, вы, сборище ленивцев, — рявкнула старушенция и без всякого смущения зашаркала вверх по двору. — И чего только мне не приходится терпеть из-за вас. Мисс Хортон вчера вечером жаловалась, что ее герань, которая получила приз на выставке цветов, оказалась вся покрыта цементной пылью, а какой-то недотепа швырнул кирпич ей через забор, раздавил ее адиантум — венерин волос, и тот вчера завял.

— Если мисс Хортон — это та старая дева с постным лицом, которая живет рядом, то бьюсь об заклад, ее венерин волос завял не вчера, а давным-давно, — пробормотал Мик Девин Биллу Несмиту. — Без употребления, — прибавил он.

Все еще громко жалуясь, старушенция исчезла со своим горшком в доме. Несколько секунд спустя строители услышали, как она моет его в туалете, спускает воду и вешает на день на крюк над вполне современным унитазом.

— Боже мой, клянусь, вся трава в этой яме позеленела, — сказал Гарри ухмыляющимся рабочим.

— Странно, черт побери, что она там еще не устроила наводнения, — хихикнул Билл.

— Ну, если вы меня спросите, то я скажу, что у нее не все дома, — сказал Мик. — В наше время, когда в доме два настоящих гальюна, ей нужна эта штука…

— Какая штука? — отозвался Тим Мелвил.

— А та, куда попадаешь ногой, если вскакиваешь ночью второпях, — объяснил Гарри. Он посмотрел на часы. — Машина с бетоном сейчас подъедет. Тим, иди-ка на улицу и подожди ее. Сними с пикапа тачку и начинай подвозить бетон, как только этот гад покажется, о'кей?

Тим Мелвил улыбнулся, кивнул и потрусил к воротам.

Мик Девин, следя за ним и все еще размышляя о странностях старушенции, рассмеялся:

— Эй, я кое-что придумал! Послушайте, ребята, на перекуре поддержите меня, и кое-чему научим Тима.

Мэри Хортон закрутила свои длинные волосы в обычный пучок на затылке, воткнула в него еще две шпильки и взглянула на свое отражение в зеркале. Она смотрела без радости, без печали и без особого интереса. Если бы она рассматривала себя повнимательнее, то увидела бы маленькую, довольно плотную женщину средних лет с белыми, бесцветными волосами, стянутыми назад и открывавшими квадратное, но с правильными чертами лицо. Она не пользовалась косметикой, считая это пустой тратой времени и денег. Глаза у нее были темно-карие, взгляд быстрый, внимательный, настороженный, что соответствовало жестким чертам лица. Одежду Мэри Хортон ее коллеги давно воспринимали как что-то вроде армейской формы или монашеского облачения: белая, жесткая, застегнутая на все пуговицы кофточка, строгого покроя серый легкий костюм, юбка всегда ниже колен и достаточно широкая, чтобы не задиралась, когда Мэри садилась. На ногах достаточно плотные, туго сидящие чулки и черные на шнурках туфли с толстыми каблуками.

Туфли были начищены до блеска, на белой кофточке ни пятнышка, ни морщинки на полотняном костюме. Безупречная одежда и собранность — это было у Мэри Хортон чем-то вроде идеи фикс. Ее молоденькая помощница утверждала, что Мэри перед тем, как войти в туалет, снимает, чтобы не помять, свой костюм и вешает на плечики.

Мэри Хортон, убедившись при взгляде в зеркало, что все соответствует ее неизменным стандартам, сдвинула черную соломенную шляпку к верхнему краю пучка волос и одним движением проткнула ее длинной шляпной булавкой, затем натянула черные перчатки и пододвинула к краю стола свою огромную сумку. Она открыла ее и методично проверила содержимое: ключи, деньги, носовой платок, пачечка бумажных салфеток, перо и блокнот, записная книжка, удостоверение личности и кредитные карточки, водительские права, право на пользование стоянкой, французские булавки, просто булавки, коробочка с иголками и нитками, ножницы, пилка для ногтей, запасные пуговицы, отвертка, плоскогубцы, кусачки, электрический фонарик, стальной сантиметр с отметками и для дюймов, коробка с патронами 38-го калибра и полицейский револьвер.

Она была первоклассным стрелком. Брать деньги из банка входило в ее обязанности как сотрудника компании «Констэбл Стил энд Майнинг» с тех пор, как ее пуля пробила руку вора, когда он убегал, пытаясь унести всю зарплату компании. Во всем Сиднее не было ни одного преступника, который бы решился иметь дело с мисс Хортон. В тот раз она отдала чемоданчик с деньгами так спокойно и без всякого протеста, что вор почел себя в полной безопасности. Но когда он повернулся, чтобы убежать, она открыла сумку, вытащила пистолет, подняла его, прицелилась и выстрелила. Сержант Гопкинс, ответственный за полигон полиции города, утверждал, что ее реакция быстрее, чем у самого Сэмми Дэвиса младшего.

Оставшись совсем одна на белом свете, когда ей было четырнадцать лет, она поселилась в комнате общежития Христианской Ассоциации с пятью другими девушками и работала клерком у Дэвида Джонса, пока не закончила вечерние секретарские курсы. В пятнадцать лет она начала работать машинисткой в компании и была такой бедной, что имела только одну юбку и кофточку, которые непрерывно стирала, а ее простые чулки, казалось, состояли из одной штопки. Через пять лет ее квалификация, спокойное достойное поведение и замечательный ум позволили ей занять пост личного секретаря Арчибальда Джонсона, управляющего компанией. Однако в течение первых десяти лет работы в фирме она продолжала жить в общежитии, штопала чулки и откладывала гораздо больше, чем тратила.