Линн Ван Дорн - Я вижу тебя

Олдридж слабо замечал, как летело время, игнорируя собственную жажду и голод, даже не вспоминая о туалете. Его увлекало шоу в соседнем здании, как любая программа на «Нетфликс». И, вероятно, сильнее, потому что подсматривать не правильно . Он не имел права вторгаться, даже незаметно, на их вечеринку и в их жизнь. Тем не менее, все его внимание приковывала эта квартира, и как гости один за другим уходили: по одному или небольшой компанией.

Без бинокля, а Олдридж не стал бы его использовать, поскольку пообещал самому себе больше не брать его в руки, он не смог бы разглядеть нового постояльца во всех подробностях. Олдридж различил темные волосы и загорелую кожу: либо от рождения, либо от солнца, либо то и другое. Тяжело было судить о росте парня, поскольку тот сидел на диване и смотрел телевизор, но Олдридж считал его не сильно высоким. Волосы незнакомца были выбриты по бокам, а на макушке — длиннее, и пряди падали милой «запятой» на лоб.

Олдриджу захотелось смахнуть эту челку, и сердце зашлось от подобной мысли. Он не имел права, решительно повторял он сам себе.

Молодой человек встал и подошел к одному из окон. Он поднял мускулистые руки и закрыл окно, затем потянул жалюзи вниз.

Олдриджа кольнуло разочарованием. Шоу кончилось. Осознание этого напомнило ему о голоде, жажде и мочевом пузыре, на которые он удачно забивал, пока следил за парнем, методично закрывающим одно за другим окна.

Парень помедлил на последнем, казалось, потянулся за чем-то в темноту, но Олдридж не понимал за чем.

Он хотел взять бинокль.

«Нет . Нельзя» .

Но пальцы Олдриджа просто жгло от желания вновь ощутить чуть шероховатую поверхность пластика, острые выступы колесика и прикосновение ресниц к линзам.

Парень в итоге закрыл последнее окно, но не стал затемнять его шторами. Олдридж не сводил глаз с дома напритив, пока молодой парень не выключил последний светильник, и разглядеть что-то еще перестало быть возможным.

А потом Олдридж рванул в ванную.

Он так долго терпел, что сейчас было трудно начать, и полувставший член никак этому не способствовал.

«Блять , — подумал Олдридж. — Я больше не буду этого делать. Нет».

Он спустился вниз, приготовил себе бутерброд, затем под него же послушал аудиокнигу об истории эпидемий человечества. После он поправил план лабораторной работы, принял душ и завалился в постель.

Мужчина беспокойно ворочался с одного бока на другой — ничего необычного —старался расслабиться под старые, надежные фантазии, но ничего не выходило.

Осознание истин, а особенно одной конкретной, было неминуемо в три часа утра, когда все аргументы теряли свою значимость.

Олдридж скинул шорты и тонкое одеяло, оставшись лежать на простыне абсолютно голым. Он сгреб свою тяжелую, налившуюся мошонку и позволил мыслям уйти к тому, чего он больше всего хотел — к дому напротив. Где, у одинокого, открытого окна стоял молодой парень, такой же голый, как Олдридж, и так же мучающийся бессонницей. За его спиной горел бы светильник, оставляя черты молодого человека в тени, но очерчивая каждый изгиб и твердую плоскость мышц его тела. Каким-то образом парень догадался бы, что Олдридж подсматривал, и стал бы медленно дрочить, с явным наслаждением, растягивая мгновение, как тягучую ириску. Он бы выгибался в спине, кусал губы и хмурил брови, всем телом желая освобождения. Олдридж представил, как этот парень кончал, выстреливая струйками спермы, и тогда сам вернулся в реальность. Мысли зашли слишком далеко, в отличие от руки.

— Блять, — пробормотал Олдридж в темноту, голос охрип от продолжительного молчания за летние каникулы. — Блять.

Он закрыл глаза и хотел закричать, в большей степени от полного разочарования. Но вместо этого поднялся, привел себя в порядок и вернулся к аудиокниге об эпидемиях.

Ничего лучше историй о вспышке чумы не возвращало жизнь в нужное русло.

Глава 3

МИГЕЛЬ СЧИТАЕТ ГАЛСТУКИ-БАБОЧКИ ДУРАЦКИМИ

Суббота, 12 октября.

Аккуратная, пусть и слегка обшарпанная квартира.

Эванстон, штат Иллинойс.

Доктор Кончил-в-штаны оказался совсем не похож на того, кого представлял себе Мигель.

Он воображал жутковатого на вид старика, из тех пенсионеров, которые голыми расхаживали по раздевалке тренажерного зала со свисающими чуть ли не до колен яйцами. И плевать им было, кто видит их дряхлые причиндалы.

А перед доктором Кончиловски пенсия еще даже не маячила. Мигель прикинул, что тому было где-то за тридцать, и по профессорским меркам он был довольно молод. И определенно являлся самым сексуальным из всех преподавателей Мигеля в этом семестре.

Профессор был среднего роста, худощавый, но не слишком. Красивый, но не бросающийся в глаза. Однако доктор Кончиловски выделялся, как алмаз в грязи. Все профессора Мигеля ходили в штанах цвета хаки и рубашках на пуговицах, а доктор Кончиловски носил сшитые на заказ костюмы и чертовы бабочки.

Бабочки. Кто, мать твою , в его возрасте и в наше время носит бабочки? Ну, кроме Билла Найи 1. И Доктора Кто. Мигель задумался. Был еще парень из «Panic! at The Disco» , кажется. И пожилой патологоанатом из «Морской полиции: Спецотдел». Даки.

Галстуки-бабочки были до невозможного идиотскими, но профессору, каким-то невообразимым образом, они шли. Костюмы же — совершенно другое дело. Костюмы круты во всех смыслах.

Мигелю нравились девушки. Сильно. Всегда нравились. Но — и определенно было это но , возможно, именно из-за задницы профессора — не только. Он думал, что это временно, и не понимал, кем это точно его определяло. Он не был геем, сто процентов. Ни один мужчина не смог бы обожать вылизывать киски и быть при этом геем — Мигель в данном факте не сомневался. Но, с другой стороны, он был уверен, что минет в исполнении соседа по кровати, его пальцы и язык, а потом и член в заднице Мигеля посреди казармы не придавали последнему натуральности.

Это было неправильно с любой стороны, и он знал, что mamá 2 не одобрит, а abuela 3 так вообще изобьет его тапком. Поэтому Мигель молчал, из шкафа не выходил и радужным флагом тоже не размахивал. Он встречался с девушками, что проблем не доставляло. Они ему нравились. Их мягкие изгибы, гладкая кожа и грудь. Мигель был большим фанатом сисек.

И, как еще оказалось, ему нравился светловолосый худой мужчина в костюме, сидевшем на нем будто вторая кожа, и чертовых бабочках . Все это смущало и сильно мешало концентрации на изучении мышц и сухожилий человеческой руки.

Мигель даже думал замутить что-нибудь с Луной. Пусть между ней и Девом, казалось, что-то происходило или только начиналось. И, тем не менее, в Луне его ничего не заинтересовало: ни ее красота, ни доброта.