Джудит Макнот - Само совершенство. Том 1

Зак заметил, как засветились ее глаза и смягчился голос, когда она говорила о «своих мальчиках», и поразился такой исключительной доброте и способности к состраданию. Стараясь во что бы то ни стало не дать ей замолчать, он задал следующий вопрос:

— А что ты делала в Амарилло в тот день, когда мы встретились?

— Я поехала туда к дедушке одного из моих подопечных-инвалидов. Он достаточно богат, и я надеялась получить от него немного денег на свою программу по ликвидации неграмотности среди взрослых.

— Тебе это удалось?

— Да, чек уже у меня.

— А почему ты, собственно, решила стать учительницей? — настойчиво продолжал расспрашивать Зак. Ему почему-то очень не хотелось, чтобы она умолкала. Задав последний вопрос, он понял, что наконец нашел удачную тему.

Джулия улыбнулась своей фантастической улыбкой и охотно ответила:

— Я люблю детей, а работа учителя — древняя и уважаемая профессия.

— Уважаемая? — переспросил он, меньше всего ожидая услышать такой эпитет. — Мне казалось, что в наше время люди не очень-то пекутся о респектабельности. Почему для тебя это так важно?

Джулия лишь слегка пожала плечами:

— Я — дочь священника, а Китон — маленький городок, — ответила она.

— Понятно, — сказал Зак, хотя на самом деле абсолютно ничего не понял, — но ведь есть и другие профессии, ничуть не менее респектабельные.

— Да, конечно, но тогда мне не довелось бы работать с людьми типа Джонни Эверетта и Дебби Сью Кэссиди.

При упоминании о Джонни ее лицо даже засветилось изнутри, и Зак невольно заинтересовался, кто же такой этот Джонни, который, судя по всему, значил для нее даже больше, чем почти жених.

— А кто такой Джонни Эверетт?

— Он один из моих учеников, точнее, один из моих самых любимых учеников. У него полностью парализована нижняя часть тела. Когда я только начала работать в китонской школе, у него были такие проблемы с учебой и дисциплиной, что мистер Дункан уже собирался отправлять его в спецшколу для умственно отсталых детей. Его мать утверждала, что он прекрасно умеет разговаривать, но, кроме нее, никто никогда этого не слышал. А так как она никогда не позволяла ему играть с другими детьми, то у всех создалось впечатление, что она просто добивается того, чтобы ее сын казался… ну, более нормальным, что ли, чем он был на самом деле. В классе он вел себя просто чудовищно — швырялся учебниками, перегораживал дверной проход во время перемены и тому подобное. Мелочи, конечно, но так как он их делал постоянно, то мистер Дункан решил отправить его в спецшколу.

— А кто такой мистер Дункан? Зак невольно улыбнулся, увидев, как презрительно сморщился ее маленький носик при упоминании этого имени.

— Это наш директор.

— Кажется, ты его не особенно жалуешь?

— Он неплохой человек, но уж слишком чопорный и консервативный. Такие взгляды, как у него, были бы вполне уместны лет сто назад, когда ученика, осмелившегося заговорить без разрешения учителя, наказывали розгами.

— И Джонни боялся его, да?

Джулия весело рассмеялась и отрицательно покачала головой:

— Нет, с ним скорее все было как раз наоборот. Совершенно случайно я обнаружила, что из небезызвестных кнута и пряника Джонни был необходим именно кнут. Он просто мечтал о том, чтобы с ним перестали миндальничать и наказали, как любого другого нормального ребенка.

— И как же тебе удалось обнаружить это?

— Однажды вечером, после уроков, я была в кабинете Дункана, получая очередную головомойку.

— У тебя были проблемы с директором?

— Постоянно, — весело подтвердила Джулия, снова сверкнув своей ослепительной улыбкой, — но именно в тот день Джонни задержался в школе, дожидаясь, пока мама заберет его, и случайно услышал то, что происходило в кабинете директора. Когда я наконец вышла, он сидел в своем инвалидном кресле почти под самой дверью и смотрел на меня так, как будто я совершила какой-то подвиг. Потом он открыл рот и сказал:

— Вас что, наказали, мисс Мэтисон? Теперь вы будете оставаться после уроков?

— Сначала я была настолько потрясена тем, что он заговорил, что чуть не выронила охапку книг, которую держала в руках. Но когда я вновь обрела дар речи и сказала ему, что никто не собирается оставлять меня после уроков, то увидела, что он явно разочарован. Сразу утратив ко мне всякий интерес, он сказал, что так и думал, что девчонок никогда не оставляют после уроков. Только мальчишек. Нормальных мальчишек. И тогда я все поняла! — Глядя на озадаченное лицо Зака, Джулия поспешила объяснить:

— Дело в том, что мать всегда настолько опекала его, что он невольно стал мечтать о школе, где к нему бы относились так же, как ко всем нормальным детям. А ведь до сих пор и учителя, и одноклассники явно выделяли его, не хотели воспринимать на равных со всеми остальными.

— И что же ты сделала, после того как обнаружила это? Поджав под себя ноги, она поуютнее устроилась на диване и сказала:

— Я сделала единственно разумную и правильную в такой ситуации вещь — пристально наблюдала за ним в течение всего следующего дня, и когда он швырнул карандашом в маленькую девочку, сидевшую перед ним, набросилась на него, как будто он совершил государственное преступление. Я сказала, что он заслуживает того, чтобы его целый месяц оставляли после уроков и что с сегодняшнего дня он может не рассчитывать ни на какие поблажки. А потом добавила, что он наказан и должен будет остаться после уроков. Причем не один, а целых два дня!

Откинувшись на спинку дивана, она еще раз ласково улыбнулась Заку и продолжала:

— В этот день я задержалась подольше, чтобы понаблюдать за тем, как он будет себя вести. Он спокойно сидел в комнате для наказаний вместе с другими маленькими проказниками и казался довольным жизнью. Конечно, я не могла быть уверенной в этом до конца, но впечатление было именно такое. В тот же вечер мне позвонила его мать и устроила скандал. Она обозвала меня злобной, бессердечной и прочими нелестными эпитетами. Я пыталась хоть что-то объяснить ей, но она не стала слушать и бросила трубку. Она была в ярости. На следующий день Джонни не пришел в школу.

Джулия замолчала, и Зак мягко спросил:

— И что же ты сделала?

— После уроков я отправилась к нему домой, чтобы увидеться с ним самим и поговорить с его матерью. Кроме того, мне пришло в голову взять с собой другого своего ученика — Вилли Дженкинса. Вилли — совершенно потрясающий маленький мужчина. Этакий будущий герой-любовник, Главный заводила в классе и кумир всех третьеклассниц. Он обязательно должен быть первым во всем — от футбола и бейсбола до умения ругаться. И надо признать, что это ему удается. По крайней мере, почти во всем, кроме, — не смогла сдержать улыбки Джулия, — пения. Когда Вилли говорит, то сразу вспоминается лягушка-бык. А уж если он пытается петь, то издает такие звуки, что все начинают смеяться. Как бы там ни было, но, отправляясь к Джонни, я решила взять Вилли с собой. Джонни сидел в инвалидном кресле на заднем дворе. Вилли захватил свой футбольный мяч, с которым, по-моему, не расстается даже во сне. Когда я входила в дом, то увидела, что он бросил этот мяч Джонни, но тот даже не попытался поймать его. Он лишь искоса взглянул на мать и продолжал совершенно неподвижно сидеть в своем кресле. Я разговаривала с миссис Эверетт почти полчаса. Я прямо сказала ей, что она сама препятствует счастью своего ребенка, обращаясь с ним так, как будто он годен лишь на то, чтобы сидеть в инвалидной коляске. Я попыталась объяснить ей, почему с Джонни необходимо обращаться как с совершенно нормальным ребенком. По-моему, тогда мне так и не удалось убедить ее, но вдруг раздался какой-то грохот, крики, и мы обе выбежали во двор. Вилли, — продолжала Джулия, и глаза ее засияли при воспоминании о той сцене, — лежал на груде опрокинутых мусорных бачков, крепко сжимая в руках футбольный мяч и улыбаясь до ушей. И он нам гордо сообщил, что хотя Джонни еще не очень хорошо ловит мяч, пас правой у него не хуже, чем у Джона Элвиса! Джонни сиял, а Вилли убеждал его, что ему нужно только немного потренироваться ловить мяч, и тогда он, Вилли, мог бы взять его в свою команду.