Мария Акулова - Гранатовое зернышко [СИ]

После этого откровения Амина каждый раз, занимаясь долмой, вспоминала те слова. Вполне законные, наверное, но это если крутить в две или в четыре руки, а у них дома всегда крутили целой толпой — при этом пели песни, разговаривали обо всем на свете и процесс проходил как-то безболезненно, весело.

Сегодня же вместо веселой болтовни мамы и сестер Амина отточенными движениями заворачивала фарш в виноградные листья, слушая музыкальный канал. В принципе, дело тоже шло довольно бодро. Да и для эксперимента требовалось-то чисто символически — приготовить маленькую кастрюльку, сегодня попробовать, а завтра девочкам принести. Они, мягко говоря, удивятся, но, скорей всего, съедят с удовольствием.

Закончив, Амина помыла руки, размяла шею, прохрустела позвонками, ведь спина успела уже затечь, а потом поставила кастрюльку на плиту, засекая время.

Минут сорок и дело в шляпе. А пока…

Амина вернулась в гостиную, достала из сумки тетрадь с конспектом, включила ноутбук, устроила это все вокруг себя на полу, взяла в руки ручку…

— Ох… — вздохнула тяжело, но приступила. В детстве, в школе, это все было как-то легче. Это было органично и закономерно, а теперь приходится прилагать усилия для того, чтоб вспомнить, как это делать-то — учиться, но надо.

К счастью, в этот вечер у Амины получилось все — и с учебой, и с долмой.

Часом позже, сидя на подушках в гостиной, аккуратно дуя на маленький конвертик из виноградного листа, Амина чувствовала себя великолепно — перед родными не опозорится, когда приедут. А чтоб поторопились — еще и фотографию своих трудов им скинет, а потом будет с нетерпением ждать реакции — и ведь непременно дождется именно такой, как хотелось — Людмила Васильевна будет хвалить до бесконечности, а Николай Митрофанович повздыхает о том, что быстрее бы научились еще и запахи со вкусом через экраны передавать.

Этот вечер у Амины получился настолько чудесным, что засыпала она с улыбкой на лице. Везде должно было все быть хорошо — в Бабочке, дома.

Последнее, что мелькнуло перед ее глазами, прежде чем девушка окончательно заснула, было лицо Дамира. Он вновь стоял в дверном проеме переговорки, рассказывая о том, что ее бабочки растлевают его барменов, и улыбался…

Амина тоже мысленно улыбнулась — это воспоминание о нем было первым приятным. Первым просто «человеческим». Значит, у них есть шанс. А это в свою очередь значит, что у Бабочки тоже.

— Маааам! — Мир открыл квартиру своим ключом — до сих пор, даже через много-много лет после переезда в собственное жилье, родители и слышать не хотели о том, что ему не стоит вот так без звонка вламываться в их дом, ковыряясь в скважине своим ключом.

Логика у родителей проста и непреклонна: дом этот их семьи. Он — ее часть, где бы ни жил. Значит, входить сюда он имеет право, как и любой другой член семьи, без спроса и стука.

Где-то там, в кухне, находившейся в противоположном конце квартиры, его услышали, и несколько пар ног уже неслось навстречу.

Прежде чем семнадцатилетняя Лала повисла на шее брата, Мир успел снять куртку и разуться.

— Salam, qardaşım [4] Salam, qardaşım — привет, братик (азербайджанский язык) , — девушка запечатлела на щеке брата поцелуй, оставив там след своей насыщенной бордовой помады, оглядела скептически, и только потом отпустила.

— Привет, — а вслед за младшенькой в коридоре появились и мама со средней — Наирой. Наира неслась навстречу брату не так шустро как их малая, что и неудивительно — на шестом месяце беременности особо не побегаешь.

Сара же — их самая лучшая в мире мама, миниатюрная черноволосая женщина пятидесяти трех лет, видимо, как услышала его голос, забыла поставить тарелку с нарезанными овощами и зеленью на стол, поэтому примчалась прямо так — с ней.

— Салам, милый, дай я тебя поцелую, — мама смотрела уже не так пристально как Лала, скользнула губами по колючей щеке, окинула взглядом, видимо, осталась довольной, отступила.

— Как ты? — к Наире Мир подошел сам, обнял.

— Нормально, Кярим на неделю в командировке, поэтому я к родителям с двумя торбами… Тремя… — Наира положила ладонь на внушительных размеров живот, улыбнулась, а потом еще раз, когда Мир щелкнул ее по носу.

Ему до сих пор сложно было смириться с тем, что одна из его милых малявок уже замужняя женщина, скоро мать. И совершенно неважно, что этой малявке на самом деле двадцать пять лет.

— Salam əziz [5] Salam əziz — здравствуй, милый (азербайджанский язык) , — последним в коридоре показался отец большого по местным, но довольно-таки маленького по меркам родины, семейства.

Мир обнялся теперь уже с Сабиром, получив сильный хлопок по спине и ответив таким же. Потом стойко выдержал разглядывания теперь отца.

Сабир был абсолютно седым, что голова, что усы будто усыпаны снегом. На фоне смуглой, быстро загоравшей от малейшего промелька солнца кожи, это выглядело очень контрастно.

Миру казалось иногда, что глядя на отца, он смотрит в зеркало — очень уж они были похожи.

— Проходи, милый. Проходите все… Чего мы стали в коридоре-то? — первой опомнилась мама, возглавила колонну возвращающихся вглубь квартиры.

— Лала, дай брату полотенце, Наирчик, возьми у меня зелень, отнеси на стол, а я на кухню. Сабир, yeməkxana bir kafedra gətirin [6] Yeməkxana bir kafedra gətirin — принеси в столовую дополнительный стул (азербайджанский язык) , пожалуйста…

Одно из типичных отличий таких семей, как у Мира, — постоянное смешение языков. Русский, азербайджанский, украинский, даже иногда английский — звучали то тут, то там.

Бывало, предложение начинается на одном, а заканчивается на другом. Вопрос звучит на русском, а ответ — на азербайджанском. Стоит заговорить об учебе — и Лала переходит на украинский, потому что так легче, чем переводить в голове всю медицинскую терминологию, которой овладела отличница-первокурсница. А скоро в их доме все заговорят на еще одном новом языке — языке племени «агу-агу», попопоцелуев и прочих нежностей. Осталось совсем чуть-чуть и Бабаевых станет на одного больше.

Как в любой истинной восточной семье, указания главного генерала не обсуждались. Главным генералом, конечно же, была мама… Тоже как в любой истинной восточной семье. Поэтому все разошлись в поисках стульев, полотенец, зелени и прочих приключений…

— Зарос — жуть, — Лала стояла в дверях ванной, следя за тем, как Мир моет руки. Шкодность в этой взрослой детке к семнадцати годам не пропала. Иногда Мир до сих пор гонял ее по родительской квартире, чтоб в конце концов поймать и хорошенько потрепать по пышной кучерявой шевелюре. А вредине только того и нужно.

— Для тебя старался, дай поцелую, — Мир не растерялся, резко развернулся, обрызгав каплями с рук зеркало, стены, а главное — сестричку, а потом схватил в охапку и начал целовать в щеки вырывающуюся пищащую Лалу.