Тати Блэк - В постели с миллиардером [publisher: SelfPub]

Выпалив все это, Роберт перевел взгляд на Таню и с издевательским смешком добавил:

– Сколько он тебе заплатил, интересно? Видимо, намного больше, чем обещал я? Ну да, ведь ещё пришлось сделать надбавку за то, чтобы ты со мной трахалась!

Щеку тут же обожгло от хлесткого удара, и не успел Роберт прийти в себя, как Таня, прошипев: «Ты идиот!», стремительно выскочила из кабинета.

Впрочем, ему нечего было добавить к ее словам. Идиотом он и был.

Идиотом, который ей верил, а теперь потерял куда больше, чем какие-то акции. Он потерял в ней душу.

И с этим ему теперь как-то предстояло жить.

Бросив ключи от квартиры на столик в коридоре, Роберт устало прошел в гостиную и рухнул, как подкошенный, в кресло. Он чувствовал себя разбитым – и физически, и душевно. И сейчас казалось, будто это состояние – навечно. Хотя умом он понимал, что и это тоже пройдёт. Нужно было только перетерпеть. И рано или поздно это ощущение бессмысленности всего исчезнет. Он найдет новые цели, новых женщин и себя самого – также нового – найдет тоже. И больше никогда не повторит ошибки, которую совершил с Таней. Больше никогда не подпустит к себе кого-то настолько близко, что вырвать этого человека из души будет так мучительно, что появилось чувство, будто кто-то раздирает его когтями изнутри – жестоко и неустанно.

Наверное, не стоило сейчас приезжать домой. Хоть Тани здесь уже и не было, он все равно ощущал ее незримое присутствие. И от вида чашки кофе, явно забытой ею на столике, захотелось вдруг отчаянно завыть, как раненный зверь. И Левицкий открыл уже было рот, чтобы просто заорать во всю глотку и дать ворочавшейся внутри боли хоть как-то выплеснуться наружу, но в этот самый момент вдруг услышал:

– Заметишь ты меня наконец или нет?

Захлопнув рот обратно, Роберт ошарашенно уставился на устроившегося на диване Печеньку, который смотрел на него как-то странно – сочувственно, но вместе с тем – осуждающе.

– Страдаешь? – поинтересовался Славик и Роберт ощутил раздражение и смущение одновременно – от того, что его застали в таком состоянии. Пусть даже это был его лучший друг.

– А то ты не видишь, – огрызнулся он и перешёл в наступление:

– Что ты тут делаешь?

– Лена уехала к Тане рано утром и я понял, что у вас что-то стряслось. Решил, что тебе мое дружеское плечо тоже не помешает.

– Очень мило с твоей стороны, – ответил Роберт, краем сознания отмечая, что, видимо, у Печеньки и Ершовой закрутилось что-то серьезное.

– Ну так что, может расскажешь, что произошло? – предложил Славик и Левицкий ощутил, что просто не в состоянии снова обо всем этом думать.

– Если ты не против, то я предпочел бы просто побыть один.

– Против, – заявил Славик категорично, и, поднявшись на ноги, подошёл к Роберту ближе. – Выскажись, авось полегчает. Ты же знаешь, что я все равно не отстану.

Левицкий действительно это знал. Славика было проще убить, чем отвязаться от него, если тот намерен был что-то выяснить. Такое упорство – да в лучшее бы русло, – подумал Роберт устало.

– Ну же, – сказал Славик, присаживаясь рядом с ним прямо на ковер. Тот самый, имени Саванери. – Расскажи мне, что случилось и вместе мы что-нибудь обязательно придумаем.

Роберт сомневался, что в этой ситуации можно было хоть что-то придумать, кроме ненужного совершенно самообмана, но все же, слово за словом, выложил Печеньке все, что успело произойти со вчерашнего дня, пытаясь вместе с тем снова разложить в своей голове все по полочкам. Но как ни крути эти слепые факты, ничего было не поделать с тем, что Таня даже не попыталась ему возразить, а значит – признавала тем самым свою вину.

– Знаешь такую поговорку: «Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты?» – спросил Славик неожиданно, когда Роберт закончил свой рассказ.

– Не понимаю, к чему ты клонишь, – поморщился Левицкий от этой загадки.

– Я это к тому, что вот взять, например, мою Лену – с виду она, конечно, колючая, но зато она со мной, даже с учётом того, что мне в финансовом плане совершенно нечего ей дать.

– А она в курсе, что у тебя за душой ни гроша? – поинтересовался ядовито Левицкий. – А то, может, питает напрасные надежды.

– Она все знает – я ничего от нее не скрывал. И скажу тебе больше – ради нее я готов исправиться.

– Все это, конечно, очень мило, – сказал Роберт хмуро. – Но причем тут я к вашим мусям-пусям?

– А вот причем, – охотно пояснил Славик. – Я хочу тебе сказать, что будь твоя жена такой подлой, как ты о том думаешь – не было бы у них с Леной многолетней дружбы, потому что гавно липнет только к гавну.

– Господи, помоги мне забыть эти поэтические сравнения, – закатил Роберт глаза. – Слушай, Печенька, твоя теория, конечно, весьма занимательная, но, увы, как минимум спорная…

– Кстати, – вставил неожиданно Славик. – Ты реально спал с этой Аней?

– Что? – уставился на него потрясённо Роберт.

– Я все знаю, да, – кивнул Печенька. – Лена не хотела рассказывать о чем они с Таней говорили, но я ее заставил. Из благих, конечно, побуждений.

Сказал бы Роберт, где он вертел все эти бесконечные благие побуждения, исходя из которых ему уже отменно испортили жизнь, но сил на злость попросту не осталось.

– Я ее не трахал, если ты об этом, – ответил он Славику.

– Ну тогда в чем же проблема? – задал Славик вопрос и Роберт все же ощутил раздражение.

– Я уже тебе сказал, в чем. Если ты так ничего и не понял…

– Да все я понял. Но почему бы вам все же не поговорить, как нормальным людям? Ты не подумал, что она не стала ничего тебе объяснять, потому что считает тебя кобелем?

Ответить Роберт не успел, потому что в этот самый момент в дверь кто-то требовательно позвонил. Сердце подскочило куда-то к горлу при мысли о том, что это может быть Таня, которая все же решила объясниться, и Левицкий поспешил к двери, необдуманно сразу ее распахнув.

Там оказалась, увы, не Таня. Вместо ее серых глаз на него смотрело черными глазницами дуло ружья.

– Я тебя предупреждал, что будет, если девочку мою обидишь? – грозно вопросил Александр Константинович и Левицкий инстинктивно сделал шаг назад, тут же получив следом окрик:

– А ну стоя-я-ять!

– Вы с ума сошли? – процедил Левицкий сквозь зубы, глядя на то, как прыгает из стороны в сторону перед его лицом дуло ружья. А что, если этот дедок нечаянно – а может, и умышленно – нажмет сейчас на курок?

И тогда он не успеет узнать, а действительно ли все так, как он себе надумал. Не успеет сказать Тане, что она значила для него больше, чем какие бы то ни было акции. Не успеет понять, кем он сам для нее являлся. Не успеет ничего из того, что сейчас показалось ему сделать жизненно важным.

– Я-то в своем уме, – заговорил, между тем, дедушка Тани. – А вот ты, парень, видимо нет. Ты хоть знаешь, что она в своей комнате весь день плачет? Мне, конечно, не говорит ничего, но я же все понимаю, не дурак ведь. Так что обувай давай свои дорогущие боты и езжай извиняться! И как хочешь – так и вымаливай прощение! – Ружье снова угрожающе задергалось перед лицом Роберта и тот, решительно обхватив пальцами дуло, отвел его в сторону и сказал: