Тати Блэк - В постели с миллиардером

– Роберт, ты меня слушаешь?

Роберт Левицкий, генеральный директор фирмы «Самоцветы», подавив вздох, перевел взгляд со стола, по дорогой стеклянной поверхности которого нещадно колотил ручкой последние десять минут, на своего дядюшку, который, собственно, и был в данный момент причиной его крайне дурного настроения.

И – да, он его слушал. Но то, что слышал, совершенно Роберту не нравилось.

– Да, – отозвался он лаконично в ответ на заданный ему вопрос и с тоской кинул взгляд за окно. Захотелось вдруг так по-мальчишески распахнуть сейчас створки и, перемахнув через подоконник, просто выпрыгнуть наружу и исчезнуть, чтобы не слышать всего того, чем дядя не уставал компостировать ему мозги. Повести себя беззаботно, как в детстве, которого у него почти не было. Впрочем, даже тогда он не бежал от проблем и тех бед, горький вкус которых ему пришлось познать довольно рано, и тем более не сбегал позорно от неприятностей теперь, будучи взрослым мужчиной и одним из самых влиятельных людей в своей области деятельности.

Он поджал губы, размышляя над ситуацией, в которой оказался. Дядя еще не перешёл напрямую к тому, чего хотел, но Роберт уже понимал, куда тот ведёт. И также он понимал, что, вероятно, ему придется пойти на некоторые уступки в волновавшем дядю деле. Во всяком случае, если он желал наконец получить полный и абсолютный контроль над их семейной фирмой, которую сам же вывел на международный уровень, превратив из маленькой ювелирной мастерской, которой владел дядюшка, в солидного производителя люксовых украшений. И, черт возьми, за одно это уже заслуживал передачи ему тех сорока девяти процентов акций, что ещё принадлежали дяде. И которые тот, судя по всему, намерен был ему отдать только на крайне драконовских условиях. А именно…

– Ты же можешь хотя бы с ней познакомиться, – говорил Петр Левицкий, имея в виду какую-то неизвестную Роберту девицу, являющуюся родственницей старого друга семьи, и по совместительству тем неотёсанным бриллиантом, который он, Роберт, по соображениям дядюшки должен был оценить, а заодно наверняка и приобрести себе в вечную собственность. Только вот проблема – делать этого не собирался категорически.

– Не вижу в этом никакого смысла, – отрезал Роберт, прекрасно зная, что стоит ему только согласиться встретиться с этой тайной жемчужиной, как дядя сделает все, чтобы она повисла ярмом у него на шее, а в придачу к ней появилось ещё и кольцо на безымянном пальце правой руки.

– Значит так, Роберт, – заговорил дядя тем слишком хорошо знакомым Роберту тоном, который он знал с детства и который, определенно, не предвещал ничего хорошего. Хотя его это, в общем-то, давно не волновало. – Я уже не молод и хочу быть уверенным в том, что наше семейное дело будет кому продолжить после тебя. Левицкие не одно поколение занимались ювелирным мастерством и ты знаешь, сколько сил я в это вложил, а потому имею право…

– Я, если ты об этом забыл, тоже вложил немало, – грубо прервал Роберт эту опостылевшую тираду и резким, нетерпеливым движением, обвел рукой свой кабинет. – Этот офис и вся его обстановка были приобретены на те деньги, что фирма стала приносить после модернизации, которую провел Я! – стукнув ладонью по столу, Роберт порывисто встал на ноги, намереваясь прекратить этот раздражающий и, по большому счету, абсолютно бессмысленный диалог. Но прежде, чем он успел дойти до двери, в спину ему прилетело то, что заставило Роберта резко остановиться, будучи не в состоянии поверить своим ушам.

– Если ты не женишься в ближайший месяц – я продам свои акции «Аметисту», – голос Петра Сергеевича звучал твердо, даже холодно, отчего Роберта ощутимо передёрнуло.

Он медленно, сделав глубокий вдох, чтобы сдержаться и не сорваться на крик, повернулся к дяде лицом и, чеканя каждое слово, уточнил:

– Ты собираешься продать свою долю нашему главному конкуренту?

– Да. Какая разница, если семейное дело все равно некому будет продолжить?

Роберт почувствовал, как слепящий гнев застилает глаза, и ноздри, помимо его воли, раздуваются, выдавая едва сдерживаемую ярость. То, что говорил дядя, звучало настолько дико, что он не мог даже представить, что подобное можно говорить всерьез. И все же, по лицу Петра Сергеевича было очевидно – тот действительно это сделает, если Роберт не согласится связаться с этой проклятой девицей, которую ещё не знал лично, но уже, кажется, ненавидел всей душой.

– Послезавтра, в семь вечера, мы ужинаем с Аней и ее родителями в «Римских каникулах», – добавил дядя и Роберт, кинув на него взгляд, в котором ясно читалось отвращение, вышел из офиса, громко хлопнув дверью.

Он прогуливался – а скорее, разъяренно метался – по парку, раскинувшемуся в двухстах метрах от его офиса, вот уже добрых минут двадцать, но злость, кипевшая внутри, никак не утихала, скорее, даже набирала обороты. Сука, как это все вообще возможно?! Они что, живут в каком-нибудь темном Средневековье?! Что за старомодное, идиотское требование жениться, чтобы произвести наследника, в конце-то концов?! И как можно в этом бредовом желании дойти до угрозы продать сорок девять чертовых процентов акций семейной фирмы их самому принципиальному сопернику на рынке ювелирных украшений? Как?! Бл*дь, и ведь все из-за чего?! Из-за того, что он, Роберт, не собирался в ближайшее время жениться и осчастливить дядюшку орущими карапузами!

Все это было настолько чудовищно, что никак не укладывалось в голове. И ещё хуже было то, что дядя понимал – Роберт никогда не позволит конкурентам влезть на его территорию. А значит, будет вынужден явиться на этот дурацкий ужин и сделать вид, что просто обосраться как хочет жениться на женщине, которую и в глаза-то ещё не видел. Одним словом – пизд*ц.

Нет, не то, чтобы он был совсем уж против завести семью. Когда-нибудь, вероятно, он выбрал бы себе девушку, с которой они построили бы крепкий союз, основанный на взаимном уважении. В любовь и прочую сентиментальную хрень он, дожив до своих тридцати трёх лет, уже давно не верил. И, по большому счету, вообще считал себя неспособным в кого-либо влюбиться. Ведь если этого не произошло до сих пор, значит, уже не случится вовсе. Хотя он, конечно, встречался с женщинами, дарил им дорогие подарки, трахал их, а потом без сожаления расставался. Дальше постели дело просто не заходило, потому что довольно скоро он терял ко всем без исключения своим любовницам интерес. Никаких чувств, никаких сожалений. Партнёрство, точно как в бизнесе – вот то, что он представлял себе, когда думал о браке. И, наверное, мог бы попытаться выстроить отношения подобным образом с этим неписанным изумрудом, что дядюшка прочил ему в жены, но не намерен был позволять себя нагибать подобным образом. Он не допускал этого ни в бизнесе, ни в чем бы то ни было ещё, и в том, что касалось его, черт возьми, личной жизни, не собирался допускать тоже. Только он сам имел право решать, когда ему жениться и уж тем более – на ком!