Анна Веммер - Я страдаю по тирану [СИ]

Дом теперь только один. Увезти ее в съемную квартиру и оставить там наедине с собой даже для него последнее свинство. Впустить в свой дом еще сложнее, но если сейчас Влад этого не сделает, то впереди его ждут новые годы оглушительного чувства вины.

— Я не хочу в больницу, — тихо говорит Леся.

А он видит, видит, черт подери, немой вопрос в ее глазах. О доме. О том, оставит он ее, сочтя болезнь несерьезной, или нет. Невыносимо мучить ее сильнее, но меньше всего Владу хочется говорить в больнице.

— Тогда одевайся. Поедем отсюда, чтобы никому не пришло в голову снова обижать тебя какой-нибудь трубкой.

Олененок решительно отказывается от кресла и, держась за его руку, сама идет к машине. Медленно, покачиваясь от слабости. Но чуть улыбается солнышку, почти по-летнему пригревающему.

Надо взять отпуск. Как-нибудь справятся недельку без него, сейчас все вопросы можно решить по удаленке. Возьмет пять дней, будет следить, чтобы Олененок пила лекарства, выводить ее гулять, варить утром кашу и делать уколы. А потом, когда она немножко поправится, закрыть в спальне и не выпускать из постели.

Если, конечно, она его простит. Сам-то он бы послал далеко и надолго.

— Ты пропустил поворот, — грустно сообщает Леся.

— Нет. Не пропустил.

— Влад.

Она так редко называла его по имени. А ведь оно в исполнении Леси звучит охрененно.

— Так нельзя. Я не могу у тебя остаться.

Он молча стискивает руль и упрямо ведет машину к выезду из города. Леся смотрит в окно, сил на споры у нее почти не осталось.

Дома тихо и пусто. Домработницу он отпустил на несколько дней, так тошно было смотреть на людей. Редкие ночи, которые Архипов проводил дома, обходились без расколотой о стену кружки или бутылки.

Но у дверей дома Леся снова просит:

— Отвези меня домой, пожалуйста. Так будет лучше.

— Олененок, ты останешься здесь.

"Навсегда", — слова застревают в горле. Не так-то просто их сказать.

— Я не могу. Влад, я же не щенок, которого захотел — впустил в дом, захотел — на улицу выгнал! Я так не могу! Мне жаль, что я тебя напугала, но раз все обошлось и со мной ничего серьезного, можно мне домой? Ну пожалуйста!

Все, с него хватит. Влад сгребает Лесю в объятия и почти физически ощущает, как тиски на сердце слабнут. Будто дышать становится легче. Она здесь. Рядом, сопит ему в плечо, пытается вырваться и ревет, но здесь.

Леся, Леська, Олененок его. Самая последняя девушка, в которую стоит влюбляться. Девочка-беда, еще совсем юная.

— Мне страшно, — вдруг шепчет она, — понимаешь? Я не знаю, что делать! Они все просто ушли и все, а я ничего не умею! Не умею работать, не знаю, что делать дальше, кем я хочу быть. У меня нет друзей, никого нет! Я в ступор впадаю, едва на горизонте маячит проблема!

— Тихо, Лесь, посмотри на меня. Посмотри, Олененок. Тебе страшно. В двадцать с хвостиком страшно очень многим. А некоторые и в сорок не знают, кем станут, когда вырастут. Твои родители — мудаки, которые думают только о себе. А друзья у тебя есть. Друзья — это ведь необязательно те, с кем ты в детском саду в один цветочный горшок противный компот выливала. Вот Макс, вспомни, как вы с ним надрались и друг дружкины права отстаивали. Или как ты с Анькой на шашлыках до икоты смеялась над тем, как Серега показывал вам палец. У тебя есть друзья, Олененок. Может, пока не очень верные и крепкие, но у тебя не было времени, чтобы укрепить отношения.

Леська качает головой. Немного дрожит, но уже пригрелась на груди и почти не плачет.

— Я ничего не умею. Бессмысленное образование для галочки.

— У нас почти все начальники такие.

— Я ужасно работала.

— Ну не знаю, мне очень нравилось.

— Я испугалась. Даже не смогла найти полис, чтобы сходить к врачу.

— Лесь, давай не будем стоять на пороге. Пойдем в дом, разденемся и попьем чаю. Не плачь. Сейчас поговорим. Я тебя не брошу, я клянусь. Ты не щенок и не котенок. Ты моя.

Из окна на постель падает красно-оранжевый свет заката. Безумно долгий день подходит к концу. Олененок сидит за столиком, который Влад притащил с балкона. На нем куча таблеток и чашка с теплым чаем. Никакого горячего, холодного, острого, соленого, жирного. Бедная Леся, три месяца диеты станут для нее пыткой.

А Влад не верит, что держит ее руку. Вот так вот все просто. Взять и не пускать.

— Я все думала, они вернутся. Или мама устроится там и позовет к себе. Я иногда захожу на ее страничку в фейсбуке. Мне хочется спросить, как зовут братика, но я боюсь, что она мне не ответит.

— Скучаешь?

— А ты?

Она поднимает взгляд и внутри что-то обрывается. Влад не думал, что она знает. Хотя конечно знает, это всему офису известно. И все за спиной обсуждают, а он рычит в бессильной ярости, понимая, что не может ничего и никому запретить.

— Скучаю. Я бросил тебя, не потому что ты надоела. Я просто привык к тому, что ее нет, а другие были не нужны.

Леся опускает голову и закрывает глаза.

— Я устала. Я лягу, ладно?

— Ты сможешь спать рядом со мной?

— А нужно?

— Да.

Пока Леся переодевается в свежую рубашку и укладывается под одеяло, Влад пишет Максу список заданий и заодно просматривает дела на неделю. Ничего важного, плевать, перетопчутся. Ему тоже надо прийти в себя.

Солнце давно зашло, по небу рассыпаются звезды. Сейчас в саду очень свежо и красиво, из приоткрытого окна в комнату проникают запахи цветов и дождя.

Олененок сворачивается клубочком на самом краешке кровати, будто стараясь быть как можно дальше от него. Бедная исстрадавшаяся девочка. Влад осторожно опускается рядом и мягко разворачивает к себе, заключает в объятия и полной грудью вдыхает слабый цветочный аромат.

— Ну не злись на меня, Олененок. Я по тебе сильно скучал.

— Как от этого избавиться? От чувств?

— Я задаю себе этот вопрос с тех пор, как ты пришла на собеседование.

— Почему ты меня взял?

— Потому что влюбился.

— Я серьезно, Влад.

— И я серьезно. Тогда я об этом не думал. Просто яркая сексапильная девчонка сама лезет ко мне в постель. Ты же не похожа на тех, к кому я привык. А потом как-то все само получилось. Без тебя было очень хреново.

— Почему ты не позвонил? Я ждала.

— Дурак потому что.

— И даже не станешь придумывать отмазку?

— Не стану. Просто дурак.

— И что теперь делать?

— Жить.

Боже, какое нереальное блаженство — перебирать мягкие волосы, чувствовать дыхание на груди, обнимать осиную талию. Сейчас Олененок еще худее, чем была. Он, наверное, поднимет ее одной рукой, если захочет. Поднимет, усадит сверху и займется любовью. Медленно, смакуя каждую секунду близости, распаляясь перед бесконечными днями и ночами вместе.

— Просто жить. Пробовать. Я не обещаю, что буду идеальным бойфрендом, характер не спрячешь. Но, пожалуй, я знаю, как нам поскорее закончить с этим.