Евгения Воронюк - По ту сторону грозы

Марина взяла планшет, и, увидев ее имя, вышла в коридор.

-Он спрашивает о ней – сказала она врачу – что мне делать?

-Я приду через несколько минут. Раз спрашивает, то надо рассказать. Только при мне.

Миша ждал, когда она вернется. «Миша», он произносил это имя в уме, стараясь привыкнуть к нему. Нет, Эни звала его иначе, то было его имя, не это. Как-то по-другому.

Дверь открылась, впуская Марину, за ней в палату вошел врач, Миша помнил, что его зовут Олег Борисович.

-Добрый день Михаил, - поздоровался он, - как самочувствие?

Миша привычно моргнул один раз, говоря, что хорошо.

-Вы хотите знать что с Энной?

Он моргнул еще раз, чувствуя, как сердце забилось быстрее, аппараты тут же отреагировали и разразились мерзким пищанием.

-Значит так, я расскажу Вам, но при одном условии. Вы успокоитесь. – аппараты продолжали голосить. – иначе я уйду, и запрещу всем рассказывать вам.

Миша старался дышать глубоко и ровно, уговаривая сердце стучать медленнее, он закрыл глаза и обрадовался, услышав, как замедлилась скорость пищания датчиков. Слишком важным для него было знать это, хотя он не мог вспомнить почему.

-Она вышла из комы, - сказал врач, когда посчитал, что его пульс нормализировался, –сегодня спрашивала о Вас. Она лучше себя контролирует! Первое слово, сказанное ей -было Мика.

«Мика! Так меня зовут! Не Миша, Мика!»

-В остальном вы находитесь приблизительно в одинаковом состоянии. Если вы пообещаете мне ежедневно заниматься, стараться говорить, и писать, я в свою очередь обязуюсь рассказывать вам о ней каждый день. Договорились?

И Мика моргнул. С ней все хорошо, конечно он будет стараться! Разговор утомил его на столько, что он даже не услышал, как из палаты вышел Олег Борисович, как Марина поцеловала его и вышла следом за врачом.

-Олег Борисович, - окликнула она.

-Да?

-Мне кажется у него амнезия.

-С чего вы взяли?

-Я прожила с ним двадцать лет, он не помнит ни меня, ни детей. Чувствую – она пожала плечами, стараясь скрыть этим жестом, боль, засевшую в душе, - Вчера я приходила с Антоном, он знает, что это его папа, но Миша даже не взглянул на сына, хотя любил его до комы.

-Не отчаивайтесь. Даже если и так, будем, надеется, что это пройдет.

23

-Доброе утро, - Марина подошла к мужу, и провела рукой по его заросшей щетиной щеке, - вернее день.

Он смотрел на нее, и в глазах его она не нашла ни узнавания, ни внимания. Мысли его витали где-то далеко. «О чем может думать человек, не имея памяти?». Этот вопрос занимал ее, когда она видела вот такой, затуманенный размышлениями взгляд мужа.

«Наверное», мысленно согласился он, взглянув на часы, «половина двенадцатого, уже день».

-Доброе, - отозвался Миша, пытаясь привыкнуть к мысли, что эта женщина его жена. Он не испытывал к ней ни привязанности, ни неприязни. Ничего. Вчера она принесла другой планшет, и он долго рассматривал фотографии. Вглядывался в старые, черно-белые фотографии своего детства, рассматривал родителей и друзей, но лица их были ему не знакомы. Он долго всматривался в свадебные фотографии, видел счастье в своих глазах, томление и радость, видел женщину, в белом платье, с длинной фатой. Да, жизнь не сильно изменила ее, шикарная, манящая она такой и осталась, лишь несколько выказывали ее возраст легкие, первые морщины. Он пересматривал фотографии с посиделок и встреч, из роддома и с дачи. На большинстве из них был Сашка, были фотографии и с его свадьбы. Вот Энна, довольная и смущенная целуется со светящимся от удовольствия Сашкой. Вот они разрезают огромный трехъярусный торт. Вот он с Мариной танцуют, и в глазах у него засело глубокое, хорошо спрятанное чувство. Миша не сразу смог определить его, он снова и снова перелистывал фотографии, разгадывая тайну своих мыслей. Грусть, сделал он вывод. Глубоко засевшая, ставшая привычной и неотъемлемой, он видел ее на фотографиях старых, когда Стасик был еще маленьким, и последних, на которых он держал на руках маленького Антона. Марина же была в одной поре, гордая осанка, струящиеся светлые волосы, будоражащий взгляд. Он перевел взгляд с фотографий на женщину, сидевшую на больничной постели, рядом с ним.

-Как ты? – спросила она, и вроде бы в ее голосе прозвучало участие и сопереживание, но оно не затронуло его, не пробудило даже благодарности за то, что она сопереживает его положению.

-Спасибо за планшет, - он взял ее за руку, рассматривая длинные пальцы со свежим маникюром. Покрутил обручальное кольцо, толстая золотая полоска с утопленными в ней бриллиантами – почему они разные?

-Кольца? – Марина всмотрелась в свое кольцо, как будто вспоминая, какое оно – ты суеверен – она улыбнулась – считал, что обручальное кольцо должно быть гладким, что бы жизнь семейная была гладкой и спокойной.

-А ты нет?

-Нет, я хотела кольцо яркое и уникальное.

-Я угадал? – он опять вернулся к ее кольцу.

-Да.

-И как, жизнь была яркая и уникальная?

Она промолчала, задумчиво улыбаясь.

Как странно, думал Миша, разные характеры, разные суждения и взгляды. Что же привязало его к этой женщине?

«Совсем чужой. Он стал совсем чужой». Она знала и понимала, что не нужна ему. Чувствовала, что тот, созданный ими мир, удерживаемый лишь детьми, наконец, рухнул. Теперь, когда он жив, пусть и не помнит ее, но жив, снова возникли вопросы, нуждающиеся в ответах. «Если бы не Антон, он бы ушел. Слишком разные, мы, слишком разные». Она рассматривала его лицо, как-будто впервые. Теперь, когда в глазах не было того исключительного взгляда: иногда доброго, иногда злого, порой безразличного, но все же узнаваемого ею. Взгляда, которым он смотрел только на нее, взглядом мужа. Лицо его стало чужим. Ей казалось странным обнять его, не возникало желания поцеловать. «Ты правильно злился», мысленно сказала она ему «я не гожусь в жены». С легкой досадой она поняла, что не сможет уйти от него, даже если захочет. «Как было бы проще, если бы ты ушел тогда!».

-О чем ты думаешь? – какое-то время он наблюдал за ее взглядом, блуждающим по его лицу. За легкой улыбкой, притаившейся в уголках губ.

-О нас, - с грустью ответила она, все так же держа его за руку.

-Все было так плохо?

-Напротив, все было слишком хорошо.

Он не нашелся с ответом. Сказать, что все будет хорошо не смог. Как будет? Если он ничего не помнит. Он заново знакомился со всем и всеми. «А вдруг я настолько все забыл, что больше не смогу жить с ней?». Почувствовав себя не в своей тарелке, от этой мысли, он неловко разжал пальцы и выпустил ее руку.

Марина кожей ощущала его мысли, чувствовала, знала, о чем думает. Видела, как он присматривается к ней, силясь вспомнить. Она слишком хорошо знала его привычки, что бы понять, когда он представляет себе что-то, видела, как сходятся брови и понимала, он сердится на себя. Было больно осознавать, что получив возможность повторить их жизнь сначала, он не горел желанием сделать это. «Совсем не так он вел себя в нашу первую встречу. Все-таки двадцать лет прошло».