Наталия Миронина - Дети капитана Гранина. Нерпа моя глупая

Незаметно сняв туфли, Полина вытянула ноги. Теперь, когда прожитый день показался «обманкой», ей больше всего захотелось оказаться дома. Гул кафе раздражал, солнце слепило. Полине казалось, что она находится на сцене, под прожекторами, и каждая морщинка, каждая унылая складочка на ее лице заметны. Надо было собраться с силами, дойти до перекрестка и поймать такси — на душный и подчас обременительно-общительный общественный транспорт душевных сил не хватало.

Таксист оказался разговорчивым и шумным, знающим ответы на все вопросы. Особенно по части политэкономии. Молчание пассажирки его не смущало, он успел высказаться по поводу цен в магазинах, банковских мошенников и проституции. Последнее явление его больше всего волновало:

— У меня девчонка четырнадцати лет! Как я ее могу отпускать куда-нибудь одну, хоть привязывай к матери. Деньги же надо зарабатывать! А тут, понимаешь ли, каждый вечер по всем дворам стоят!

Пока они пережидали красный свет на светофоре, к машине подбежал мальчуган-цыганенок. Грязными ладошками он елозил по стеклу. Полина вытащила рубль и протянула ему.

— Господи, куда мать смотрит, под машину попадет!

— Она куда надо смотрит, он-то как раз под присмотром. Это наши дети без глазу! — Водитель со злостью переключил скорость, а Полина замолчала. Таксист действовал ей на нервы. Ей даже показалось, что у нее поднялось давление. Наконец машина затормозила у подъезда. Полина, пытаясь не думать о каблуках и борясь с желанием остаток пути проделать босиком, проковыляла к дверям. Когда она взялась за дверную ручку, раздался негромкий смешок:

— Никогда не понимал, почему женщины сменную обувь в мешочках не носят?! — На стариковской скамеечке у подъезда сидел Дима. Рядом стоял огромный пакет из супермаркета с торчащим хвостом сельдерея, коробкой конфет и витиеватым стеклянным горлышком. — В гости пригласишь?

Через час с небольшим Полина и Дима сидели друг против друга. Перед ними на журнальном столике выстроились тарелки со снедью и большая салатница. Полина, перекинув уставшие ноги через мягкий подлокотник кресла, рассеянно посматривала на ярко-красный лак на своих ногах.

— Отличный цвет. Для таких красивых пальцев очень подходит! — Дима, прищурившись, тоже разглядывал ступни Полины. Она хотела было ответить, но выпитое вино не позволило мыслям собраться. Она только махнула рукой. Полина уже опередила Диму на два бокала и останавливаться, похоже, не собиралась. Когда они поднялись в квартиру, Полина поначалу стеснялась и нервничала — она себе казалась несчастной, больной, обиженной. И присутствие бывшей школьной любви ее напрягало. Но стоило наконец сбросить туфли, выдать Диме тарелки, нож и прочие кухонные инструменты, а самой умыться, переодеться в футболку и джинсы, как вдруг все значительно упростилось. Первый бокал она выпила еще на кухне, пока Дима резал огурцы. После этого жизнь подобрела, бывший приятель показался родным, а личные проблемы — незначительными.

— Я, наверное, тоже развожусь… — выпалила Полина и суеверно замахала руками. — Ну, не в буквальном смысле, а так…

Она растерялась. Произнесенное слово — материально, это она знала. Она никогда не озвучивала опасения и страхи. Сейчас в душу закралось отчаяние, как будто из‑за этих дурацких слов, из‑за выпитого вина, из‑за ее несдержанности вся ее семейная жизнь пойдет прахом. Полина поставила пустой бокал на стол, а Дима без промедления его наполнил.

— Не спаивай меня, мне нужны трезвые мозги, мне надо решить, как поступить с мужем.

— Да не спаиваю я тебя. Ты сама несешься во весь опор. Но, может, тебе так сейчас и надо?

Полина откинулась на спинку кресла и внимательно посмотрела на Диму. Вот он перед ней сидит. Ее мечта, тот, из‑за которого она прибегала в школу на полчаса раньше, чтобы успеть привести себя в порядок. В классе она всегда садилась неподалеку от него и ловила каждое его слово. В старших классах она перестала ходить на все вечера. Сначала потому, что он туда не ходил — был слишком занят из‑за вечных тренировок. Потом он вдруг заинтересовался школьной жизнью и, появляясь на вечеринках, стал уделять внимание девочке из параллельного класса. Полина переживала и стала встречаться с ребятами, с которыми училась на подготовительных курсах МГУ. Но особой радости ей это не доставляло. Дома она иногда набирала Димин номер телефона и, услышав голос, бросала трубку. Потом она лежала на диване и слушала модных тогда Адамо, Мирей Матье и Окуджаву. Разглядывая себя в зеркало, она отмечала вздернутый нос, мелкие прыщики на лбу и неплохую фигуру. Настроение портилось, но ненадолго. Она все-таки была оптимисткой — это во‑первых. А во‑вторых, ее энергия, начитанность и умение стильно одеваться делали свое дело. Вокруг нее всегда были молодые люди. Может быть, не те, которые нравились ей, но те, которым нравилась она. «Слишком планка твоя высока!» — говорила мама. А тетя Тамара, мамина сестра, приезжавшая в гости и любившая поболтать с Полиной о всякой женской всячине, как-то раз строго произнесла:

— В твоем случае главное не торопиться. У тебя будет красивый и хороший муж. Только дождись его!

После школы, несмотря на новые увлечения и романы, на институтскую жизнь с ее взрослыми сюрпризами, Полина все равно вспоминала Диму. Иногда, встречая его у метро или на общих праздниках в школе, она чувствовала, что обрати он на нее внимание, и не будет в мире более счастливого человека. У него уже была семья, она заводила роман за романом, но только когда встретила Костю, Полина наконец забыла Диму. То есть не совсем забыла. Она уже не ощущала остроты всех своих любовных переживаний, но помнила хорошего друга, выручавшего ее не раз в той далекой школьной жизни. А еще Дима спас ее от исключения из комсомола. История, по нынешним временам, смешная и глупая, а по тем — почти политическая.

Полина как редактор общешкольной газеты собрала редколлегию в составе художника Гены Семочкина, секретаря Аллы Бурундук, двух друзей Гены, которые решили его подождать, и подруги Аллы, не желавшей идти домой одной. В результате выпуск стенгазеты превратился в закрытую вечеринку, как сейчас бы сказали. А затем появилась сторожиха Валентина и пригрозила через час сделать обход помещений и закрыть все классы.

— Поль, что рисовать-то будем? — Гена одной рукой попытался обнять Полину за плечо, стараясь не запачкаться гуашью, которая капала с кисточки прямо в стакан с «Арбатским» красным. Семочкин умудрился принести эту бутылку из дома и сейчас пытался удержать кисточку и стакан в одной руке.

— Ну, как что? Сам знаешь, Новый год — значит, рисуем Деда Мороза, мешок с подарками, Красную площадь, куранты. Ну и там, по мелочи — шары, гирлянды.