Вера и Марина Воробей - Игра со смертью

Неожиданно из квартиры вышел Егор.

— Поздравляю, — сказала ему Туся, протягивая подарок. — Почаще смотри на нашу фотографию и вспоминай, что ты потерял.

Егор рассеянно взял сверток и сказал:

— Какие обиды, милая? — Тон его был пренебрежительным и злым. — Можно подумать, что тебя сюда кто-нибудь звал?

— Ты пьян, — отрезала Туся. — Сначала протрезвей, а потом со мной разговаривай.

— Да-а, я пьяный, — медленно закивал Егор. Но не ненормальный, чтобы связываться с тобой всерьез. Ты что же, вообразила, что я могу долго с тобой встречаться? Кончилось лето — кончилась любовь.

— Я ухожу, — дрожащим голосом сказала Туся, еще немного и она бы заплакала прямо при нем.

— Да над тобой же все смеются! Все знают, что ты была нужна мне, чтобы заставить Лизу ревновать. Только ничего не вышло, даже для этого ты не подходишь.

Туся стала спускаться вниз по лестнице, не разбирая ступенек от застилавших глаза слез.

И не вздумай бегать за мной, поняла?! — кричал ей вслед Егор. — Не вздумай!

Туся вспоминала события недавнего прошло, лежа на диване под грохот музыки и готовясь к смерти. Жизнь не имела смысла — это ясно. I):щи кого ее следовало продолжать? Туся вспомнила слова, которые где-то вычитала совсем недавно: «Дети не должны совершать самоубийство, пока жив хотя бы один из родителей». Допустим, это так, но только не для нее, Туси, и не для ее семьи.

Ей некого было жалеть.

Мама? Вряд ли она будет долго убиваться по ней. У мамы своя интересная и насыщенная жизнь, она издает женский журнал «Колхида», и ей некогда, особенно переживать. Она еще довольно молода, а хочет казаться еще моложе, даже стесняется того, что у нее такая взрослая дочь. Мама не теряет надежды устроить свою личную жизнь. Может, теперь, когда Туся перестанет быть помехой, ей это удастся.

Папа? Когда-то давно, сразу после развода родителей, он навещал Тусю каждую неделю. Дома сидеть не хотелось, потому что Тусина мама плохо относилась к визитам отца, и они шли гулять.

Туся вспомнила одно из таких свиданий. Было холодно, шел тихий снег, а они гуляли, взявшись за руки, и говорили о тысяче мелочей и происшествий, понятных и близких только им. На отце было пальто песочного цвета и мягкая фетровая шляпа, он был высоким и усатым.

Потом они отправились на Арбат и катались на повозке, запряженной белой лошадью, и папа говорил, что, должно быть, именно такая лошадь везла сани Снежной Королевы.

А потом седой художник нарисовал Тусин портрет. У художника мерзли пальцы, и портрет получился совсем непохожий — слишком большие глаза, как у лемура, слишком впалые щеки. Художник даже не стал настаивать, чтобы они заплатили за работу, но Тусе портрет очень понравился, и папа взял его, не торгуясь.

Но все это было так давно, что теперь казалось неправдоподобным, как сон, приснившийся в детстве. Отец уже давно не интересовался Тусиной жизнью. И его можно понять: у него новая жена и новый ребенок. Однажды Туся видела его жену. Так, ничего особенного, обыкновенная крашеная блондинка, правда, лет на двадцать моложе отца. «Мама гораздо красивее», — подумала тогда Туся.

Оксана, так звали мачеху, говорила и смеялась без умолку, все время тормошила Тусю и называла ее Натулечкой. Кажется, она хотела, чтобы все они стали большой, дружной семьей, но Тусе это было не нужно, у нее уже была пусть далекая от совершенства, но родная мама. К тому же Оксана улыбалась совсем неискренне и пыталась говорить нарочито высоким голосом, а это не нравилось Тусе. Отец вел себя отстраненно, отводил глаза и явно смущался. Может, ему было неудобно, что его жена ненамного старше дочери, а может, он тоже чувствовал фальшь этой ситуации. Как бы то ни было, с тех пор Туся больше не встречалась с отцом.

Однажды, почти через год после последней встречи, ей позвонила Оксана.

— Натулечка? — все тем же высоким, неискренним голосом спросила она.

— Да, это я, — обреченно согласилась Туся.

Она узнала голос мачехи и пожалела, что взяла трубку.

— Давно не виделись, — начала та и смущенно замолчала.

— Да, порядком, — отозвалась Туся, потому что пауза затягивалась.

— А у нас с папой для тебя новость, — продолжала Оксана. — Ровно месяц назад у тебя родился братик.

— Поздравляю, — сказала Туся, хотя она еще не вполне уяснила смысл сказанного.

— Ты рада? Он — просто прелесть, вылитый отец. Хочешь на него посмотреть?

— Я? — удивил ась Туся.

— Конечно, ведь ты же его сводная сестра.

— Да, точно, — немного поразмыслив, ответила Туся. — Обязательно приду с ним повидаться, когда будет время.

— Ну, ладно, Натулечка. Я тебе еще позвоню. В трубке послышались короткие гудки, но Туся не вешала ее, а ошалело пялилась на аппарат, принесший ей странную новость. Она твердо решила, что больше не будет подходить к телефону, а говорить с матерью Оксана вряд ли посмеет.

Туся ничего не хотела знать о новой жизни отца не потому, что он ее предал. Просто теперь это был чужой, не знакомый и счастливый человек. А она не хотела мешать его счастью.

Уходя из жизни, Туся с тоской вспоминала тех людей, которые были ей особенно дороги.

Лиза. Туся отдала бы полжизни, чтобы быть такой, как она. Лизу все любят, хотя она никогда не боролась за популярность. Она как будто не придавала значения своему успеху, и это бесило Тусю больше всего. Лиза жила как живется, а получалось хорошо. Туся же старалась изо всех сил, а получалось плохо.

«Ну и пусть они думают, что я плохая, — злобно твердила себе Туся. — Просто я не похожа на других, и этого мне не могут простить. Лиза только притворяется добренькой и миленькой, а они настолько глупы, что попадаются на эту удочку».

Но в глубине души Туся знала, что Лиза никогда не притворяется, что она даже не умеет врать как следует. Просто Лиза относится к тому типу людей, которых непонятно за что всегда любят, а Туся лишена этого дара. Любой ценой Туся хотела бы вернуть ее дружбу, но это было невозможно.

«Если бы ты не отвернулась от меня, ничего бы этого не было, — подумала Туся, и по щекам ее покатились крупные слезы. — Если бы ты сейчас была со мной, мы бы вместе что-нибудь придумали».

Но Лизы не было рядом, и ничто не имело смысла.

«Н у и ладно, — устало подумала Туся, — пусть хоть поплачут; Поймут, до чего меня довели, только будет уже поздно».

И она представила, как все враги и одноклассники станут рыдать на ее похоронах и проклинать, себя за то, что были так невнимательны к ней — такой ранимой и нежной.

К горлу подступила тошнота, в висках стучало, ноги заледенели, но не было сил укрыться. И странное дело, чем больше она вспоминала, тем сложнее ей представлялось прошедшее. Она как будто смотрела на все со стороны и недоумением, как такие мелкие события могли выбить ее из колеи.