Вера и Марина Воробей - Друг в зеркале

— И мама тоже. А папы у нас нет.

Туся понимающе кивнула.

— Что ж, так часто бывает, — сказала она. — От нас отец тоже ушел.

Но Сережа отрицательно замотал головой.

— Наш папа не ушел. Он погиб. Сгорел на даче, когда я был совсем маленьким. Поэтому я его почти не помню.

— Какой ужас! — Туся была так потрясена, что даже села на стул. — Герман никогда мне этого не говорил.

— И не расскажет, такой он человек. Вдруг Сережа спохватился.

— Ты, пожалуйста, тоже не рассказывай ему обо мне, а то он рассердится.

— И что будет?

— Плохо будет, — убежденно сказал мальчик. Пожалуйста; не говори.

— Конечно, не скажу, — успокоила его Туся.

Ей нравился Сережа, хотя он был совсем не похож на Германа.

— До свидания, — он снова протянул ей руку. Пойду в свою комнату.

Было видно, что рукопожатие — это новая Сережина привычка, доставляющая ему удовольствие.

— Пока, — сказала Туся.

Она трясла руку Сережи, отчего рукав свободного спортивного костюма задрался, и она увидела на розовой коже фиолетовые синяки.

— Ой, что это?

— Да так, — мальчик смутился и чего-то испугался. — Это я неудачно упал.

— Хочешь, я тебе сделаю йодовую сетку? У вас есть йод?

— Нет, спасибо, — улыбнулся Сережа. Он улыбался так же широко и обаятельно, как и его старший брат. — На мне все заживает, как на собаке.

За разговорами с Германом время пролетало незаметно. Они говорили без умолку, смеясь и перебивая друг друга. Казалось, их разговоры никогда не закончатся.

«Так странно, — думала Туся, — когда я любила Егора, нам тоже всегда было о чем говорить. А вместе с любовью закончились и темы для разговоров».

Любовь все делает интересным. Любая мелочь становится важной, любой пустяк достойным обсуждения. Можно без конца говорить о всяких глупостях, О ерунде, смеяться и обмениваться нежностями.

Неожиданно в дверь позвонили.

— Кто это? — спросила Туся.

— Наверное, мать пришла, — небрежно ответил Герман.

— Я открою? — Туся и боялась и хотела познакомиться с матерью Германа.

— Сиди, — почти приказал он. — Ключи есть — сама откроет.

Было слышно, как в дверях завозились с ключом.

— Кто дома? — послышалось из прихожей. Герман не откликался.

— Все! — послышался издалека голос Сережи. Все дома!

На пороге комнаты появилась мать Германа. Это была красивая, полная женщина с карими глазами. Очень короткая стрижка ничуть не портила ее; густые темные волосы смотрелись как маленькая шапочка. На ней был строгий, деловой костюм и много золотых украшений. Она покачивалась в дверях, опираясь на косяк, и без труда можно было заметить, что женщина пьяна.

— Привет всем! Вот и я пришла! — радостно объявила она.

— Здравствуйте, — почтительно сказала Туся.

— Как всегда не вовремя, — злобно заметил Герман.

— Фу, какой ты невоспитанный, сынок, — с пьяной обидой проговорила мать. — Никакого почтения к родителям! — и бессильно развела руками.

На минуту она как будто пришла в себя и заметила присутствие постороннего человека.

— Ната, это ты? — обрадовалась она. — Что-то давно к нам не заходила!

Туся побледнела, и губы ее задрожали. Она хотела сказать, что ее зовут Туся и что она просто похожа на Нату, но Герман не дал ей и рта открыть. Он сел на кровати и закричал:

— Мама, прекрати! — На лице у Германа появилось знакомое Тусе выражение бешенства. — Замолчи сейчас же!

— Я что, уже не могу поздороваться с гостьей? Это в своем-то доме? — не на шутку обидел ась женщина.

— Мама! — в комнату вбежал Сережа. — Мама, пойдем отсюда! Ну же, пойдем со мной!

Он попытался вывести ее из комнаты, дергая за рукав пиджака, но она стояла, даже не шелохнувшись.

— Я хочу поговорить с Натой! — капризно заявила она. — Имею я на это право?

Все присутствующие молчали. Герман вращал зрачками, сдерживая приступ бешенства, Сережа продолжал легонько тянуть мать за лацкан пиджака, а Туся сидела, неестественно выпрямив спину, и с ужасом ждала — что будет дальше. Раньше ей никогда не приходилось быть свидетелем семейных сцен, и она чувствовала себя маленькой, растерянной и глупой.

— Почему ты так давно к нам не заходила? — снова спросила мать Тусю.

И не успела та ответить, что ее путают, как мать продолжила:

— Можешь не отвечать. Я и так все знаю — сердце матери не обманешь. Вы поссорились с Германом.

— Я… — начала было Туся, но ее никто не слушал.

— Знаю, что у него невыносимый характер. Иногда мне самой не верится, что это мой сын. Но он тебя любит — это правда. А с этим нельзя не считаться.

Мать тяжело вздохнула и провела рукой по ежику волос. Издалека она казалась молодой, но вблизи было видно, как много морщин у нее вокруг глаз.

— Спасибо, но я не… — опять начала Туся.

— Теперь вы опять вместе, и я рада. Правда, рада. Потому что ты всегда мне нравилась.

Тусе было больно слышать эти слова. Она чувствовала себя подделкой под бывшую девушку Германа, неумелой и бездарной подделкой. Ей захотелось убежать из этого странного дома, где все принимают ее не за ту, кто она есть, и дать волю слезам.

Но вместо этого она сидела, слегка опустив голову, и слушала пьяные признания матери Германа.

— Мама, — как можно спокойнее сказал Герман. — Я хочу, чтобы ты ушла.

Мать вздрогнула, как если бы ее ударили плеткой, и втянула голову в плечи.

— Как это — ушла? Куда ушла?

— Да мало ли куда! — хриплым от болезни голосом закричал Герман. — Я просто хочу, чтобы ты оставила, меня в покое.

— Нет, ты послушай, — обратилась женщина к Тусе, как будто искала у нее поддержки и защиты, — как он разговаривает с матерью!

— Все твои слова — сплошное притворство. Ты никогда по-настоящему не интересовалась моей жизнью. Просто любишь совать свой нос, куда не просят!

— Герман. — Глаза его матери увлажнились, в голосе появились жалостливые нотки. — Не надо так.

— Уходи, не могу больше тебя видеть! — вопил Герман. — Убирайся!

Его мать повернулась и вышла.

— Мама, не надо! — услышала Туся голос Сережи.

Хлопнула входная дверь, каблуки заспешили к лифту.

Сережа заглянул в комнату и взволнованно сказал:

— Герман, она уходит.

— Скатертью дорога, — огрызнулся тот.

— Она поедет на машине, — канючил Сережа. — Скажи ты, останови ее!

— Ей же нельзя за руль в таком состоянии, — вступилась Туся. — Это очень опасно. Ты должен ее остановить.

— Туся, запомни. — Его тон был таким ледяным, что ей показалось, как будто ее окатили водой из проруби. — Я никому ничего не должен. К тому же давай договоримся — со своими родственниками каждый разбирается сам. Моя мать — это моя проблема, поняла?

Туся молчала, все ниже опуская голову. Она чувствовала себя лишней и чужой в этом доме.