Джина Шэй - Штучка [СИ]

С пулей оказалось в принципе ходить непросто — пусть приятная на ощупь, но она все равно ощущалась тяжестью, и это было странное ощущение. Странное, приятное, но непривычное ощущение. В конце концов, нужно было находиться на парах, ходить между аудиториями, а у Таньки уже после того как она поднялась по лестнице на второй этаж к лаборантским, уже дым из ушей был готов идти от перегрева, потому что там все терлось с нежной, бархатистой поверхностью. Наверное, можно было бы передернуть в туалете, было бы полегче. Но Танька так и не училась мастурбировать, никак не могла настроиться, даже мужские пальцы — просто пальцы — у клитора воспринимались совершенно по-другому, не как свои. А пулька была внутри. Касалась внутренних стенок. Дразнила, раскаляла, будоражила. Танька решила, что если на лабе Егор пультом не воспользуется, то она улучит момент и вытащит ее в перерыве.

Воспользовался. О боже, как он над ней поиздевался — даже слов нет. Она на лабе уже думала все — пропало, ему было настолько пофиг, что он просто выкинул пульт в близлежащую урну, но нет. Пошел проверять. И пулька вздрогнула, завибрировала, и казалось, уже успокоившееся, убитое ассемблером либидо всколыхнулось волной, при тесной спонсорской поддержке адреналина, голосящего «сейчас нас поймают и мучительно убьют».

Производитель не обманул — вибрация была едва слышна, не слышала ее даже Анька, сидящая за соседним компом. Егор обходил класс медленно, а Танька с каждым его шагом волновалась все сильнее. Адреналин уже клокотал в ее крови, а вибрации никак не унимались. В какой-то момент, когда Егор оказался близко, Танька попыталась сменить положение тела, чтобы чуть-чуть снизить эффект, но сделала только хуже — пуля сместилась, задела чувствительную точку, и Танька выдохнула. Спалилась. Но это хорошо — могла бы и ахнуть от этого резкого спазма удовольствия, безумно хотелось. Тогда бы спалилась она не только перед Егором.

Дальнейшая расправа со стороны Егора не оставила в Таньке ничего эмоционально живого. Он читал лекцию и смотрел на нее. Он писал формулы, разворачивался и смотрел на нее. А у нее внутри билась и дразнила ее своими вибрациями пуля. Полтора чертовых часа. Танька уже к исходу середины пары слушала лекцию только благодаря мелькающему среди слов корню «член». Танька и так едва сдерживала в себе возбужденный скулеж, а Егор вызвал ее к доске. Выставил перед всей аудиторией и врубил вибрацию в очень неподходящий момент.

— Вам плохо, Татьяна?

— Нет, мне хорошо, мне чертовски хорошо, вот только невыносимо мало, — хотелось орать Таньке, но она, стиснув зубы, сцепилась с чертовым уравнением, будто оно было виновато. Черт возьми, как же тяжело оказалось стоять у доски, пока внутри усиливала свои вибрации игрушка. Хотелось сползти прямо на колени Егора и выстонать его имя, надсадно, измученно, умоляюще. Но аудитория полна народу, и она у них на виду, и нужно было сдержаться. Но каков адреналин, а! Совсем не те же ощущения, что сидя за партой. Кто-то на нее смотрел. Интересно, было ли видно? Было ли понятно? Хорошо, что на курсе либо задроты, либо дурни. Им не до того, чтобы пялиться на доску. А даже если и заметят что, вряд ли поймут. А вот Егор на нее смотрел — тяжелым, нечитаемым взглядом. То ли просто хотел, то ли хотел убить.

Сдержалась. Выдержала. Надеялась. Не пойми на что надеялась, когда оставалась в аудитории. Хотя нет. Она надеялась ощутить крепкий член внутри себя и наконец кончить. Ей ведь и нужно было-то — совсем ничего. А Егор всего лишь выложил пульт на стол и пообещал кучу неприятностей… Но на этом и все… Все?

Это было больно. Ей хотелось думать, что он может ее захотеть. Но нет. Не захотел. В груди было горько, в трусах — невыносимо горячо и мокро. Перепихнуться хотелось так сильно, что в ушах звенело. Добралась до кафешки, написала Егорке, чтобы приехал «заполнить пустоту». Он неожиданно быстро ответил и даже сразу же заявился, вот только это был ну вообще не тот Егор.

Вот только, если он заявился, если смотрит на нее сейчас голодным взглядом, от которого даже трусы дымятся, то какого черта она вообще должна менять планы? Она хотела с ним потрахаться? И она потрахается.

— Соскочить? Да вот еще? — с вызовом улыбнулась Танька Егору Васильевичу и залпом допила свой кофе.

— Соскочить? Да вот еще…

Сказать, что у Егора мир перед глазами кровавой пеленой подернулся, — ну ничего не сказать совершенно.

Кажется, это называется аффект — когда от бешенства даже забываешься? Хотя нет, Егор мог припечатать под каждым своим действием, проделанным после этих слов Татьяны, что делал это все сознательно.

Сознательно он прихватывал ее за запястье, сознательно вытаскивал из зала, швырнув на стол первую попавшуюся в кармане пятисотку. Пусть ее кофе столько не стоит, но вот еще не хватало, чтобы официантки поднимали трезвон из-за неоплаченного счета. И цифры в голове все равно не помещались, один только тестостерон, будь он неладен.

Сознательно он заталкивал ее в туалет, благо в этой кафешке санузел был оборудован отдельной комнатой, без привычных кабинок, разделенных тонкими ДСПшными перегородками.

Сознательно запирал дверь и толкал Татьяну к стене, коленом раздвигая слабеющие ноги девчонки. Сознательно прикусывал кожу на ее шее, чтобы услышать тихий приглушенный стон, отрезавший путь назад окончательно.

Егор давал Татьяне шанс. Он давал ей, раздери ее черти, не один чертов шанс, а она продолжает его дразнить? Поневоле чувствуешь себя быком, а наглая девица машет перед глазами красными кружевными труселями. Как тут вообще выдержишь, как откажешься?

Это будет просто секс. Одноразовый. Она же наверняка хочет именно этого? Последствия… Да какие к черту могут быть последствия? Она же хочет, она это вслух сказала. Самый треш будет, если она включит попятную и напишет заявление, что гнусный преподаватель ее изнасиловал, но… Не верилось Егору в эту херню, вот совсем не верилось. С чего бы Татьяне делать ему такую мерзость, у них в принципе сложились уважительные отношения.

«Ага, очень уважительно ты ее сегодня у доски доводил», — шепнул внутренний голос, и Егор внутренним же голосом посоветовал этому бесценному мнению сходить в задницу. Паровоз раскочегарился на полную мощность и обратную включить не мог.

— Егор! — неожиданно громко вырвалось у Татьяны, когда он прижал ее к холодному кафелю стены туалета.

— Не ори, сейчас весь персонал сбежится нас послушать, — яростно прорычал Васнецов, и девчонка напугано прикусила губешку.

В туалете Егор не трахался, пожалуй, со времен веселой разбитной студенческой жизни. Взрослому ему казалось — пошло, неудобно и негигиенично. Да что уж там — у Егора уже порядком так не прижимало в штанах, чтоб вот так, как сейчас, лихорадочно, в женском туалете, задирать водолазку на партнерше, второй рукой забираясь ей под юбку. Девчонка сдавленно стонала от жадных губ Егора, гуляющих по ее голой груди, выгибалась ему навстречу, забиралась пальцами в волосы, давила на затылок, настойчиво не желая, чтобы он отрывал от ее кожи свой рот. Ох, как же хотелось побыстрее ей засадить, побыстрее разрядиться. Но до чего же приятно было наблюдать, как она извивалась, когда он, запустив ей руку в трусы, резкими движениями начал растирать между пальцами ее клитор. В трусах у девчонки потоп просто библейских масштабов, если Егор до этого сомневался, что она хочет секса, — то теперь безжалостно вычистил из головы последние остатки тех сомнений.