Габриэлла Лопез - Хозяйка судьбы. Роковое признание

— Поверьте, нет никаких законных оснований, чтобы воспользоваться ими. Название принадлежит Дирсеу де Кастро де-факто и де-юре. Он может издавать газету, если захочет. Возможно, существуют незаконные средства, по здесь я не помощник...

— Я и думать об этом не смею, — успокоила его Гилермина.

— В таком случае, может, имеет смысл вновь встретиться с ним.

— Ни за что! — возмутилась Гилсрмина и стремительно вышла из комнаты.

В очень плохом настроении она вернулась в отель.

«Ни за что бы не подумала, что это дело, которое на первый взгляд яйца выеденного нс стоило, может так обернуться». Гилермина рассеянно взяла ключи у портье и вошла в лифт.

— Доброе утро, дона Гилермина, — услышала она знакомый голос и обернулась.

Прямо перед ней стоял тот самый журналист. Волна возмущения накрыла се.

— Я помню, что пришла к вам с визитом, не спросив разрешения и во внеурочный час, но это не дает вам права... — начала она сердито.

— Я пришел не спорить, — перебил ее Дирсеу. — Мне хочется прийти к согласию. Больше всего я не хочу, чтобы выпуск первого номера травмировал вас. Уделите мне несколько минут, пожалуйста.

Гилермина недовольно отвернулась, но все же посторонилась, освободив место рядом с собой.

— Благодарю, — сказал Дирсеу, вошел в лифт и нажал па кнопку.

— Я слушаю вас, — сказала она холодно.

— Я пришел в поисках взаимопонимания. Попробуйте меня выслушать спокойно, хотя лифт не самое лучшее место для переговоров.

— Я ничего не имею против того, чтобы поговорить с вами в номере.

Они молча вышли из лифта.

«Какая холодная и надменная, — подумал Дирсеу, пытаясь разглядеть ее лицо. — Даже взгляд ледяной. Не женщина, а айсберг. Если бы не недовольное и брезгливое выражение лица, то ее можно было бы назвать красавицей. Правда, нос чуть крупноват, но это ее нисколько не портит. Зато глаза хороши. Огромные, голубые...»

— Проходите, — его размышления прервал голос Гилермины.

Дирсеу прошел в просторную комнату и остановился.

— Ну, что же вы растерялись! Садитесь в кресло или вы хотите казаться воспитанным? — язвительно произнесла Гилермина и уселась в кресло напротив.

— Спасибо, — сказал Дирсеу. Он решил не реагировать на ее колкости. — Я решил выпускать газету. Вы знаете, что ее название принадлежит мне, но я бы не хотел вступать в войну с вами.

— Единственная возможность решить все мирным путем — отказаться от выпуска «DIARIO DE NOTICIAS». По крайней мере, от ее названия, которое является частью наследства моей матери. Мы мирно решим этот вопрос только в том случае, если вы мне вернете или продадите название.

— Но поймите! Выпускать газету с прежним названием — это и значит отдать должное вашей матери и вашей семье! — привел последний аргумент Дирсеу.

— Ну, что касается должного, холодно ответила Гилермина, — то я оставляю за собой право решать, что хорошо для памяти моей матери.

— Поймите! Это не только моя мечта, но и желание других журналистов...

— Эта эпоха закончилась, как закончилась старая «DIARIO DE NOTICIAS». Не будьте мазохистом, Дирсеу де Кастру.

— Это не мазохизм. Это современный проект! возмутился Дирсеу. — Сделать современную журналистику более смелой, созидательной и без запретов! Поэтому гак важно сохранить это название!

— Выпустить газету, которую создала моя мать это отдать должное? Скорее всего это попытка заработать деньги! Так что я спрашиваю, кто вы такой, чтобы говорить об этике и свободе?

— Пo-вашему, я человек, сильно отличающийся от тех, с которыми вы имеете дело? Я уже понял, что я потерял время, придя сюда. Как же вы упрямы! Подумать только, все бесполезно! Дирсеу резко поднялся и направился к двери.

— Это я упряма? возмутилась Гилермина и перегородила ему дорогу. О чем вы говорите? Не сваливайте, пожалуйста, с больной головы на здоровую. Это вы, Дирсеу де Капру, уперты и неприступны и если вы немедленно не уйдете, мне придется позвать...

— ...охрану гостиницы. Но именно уйти я и собираюсь, а вы почему-то стоите у меня на пути. Сделайте над собой усилие, отойдите в сторону.

— Хам! вскипела Гилермина. Ненавижу журналистов! Они мнят себя хозяевами мира!

— То же самое я мог бы сказать о вас. Вы задираете нос. Вы выше всех, вы не говорите, а приказываете.

— Вы не джентльмен!

— Ваше мнение меня не интересует!

— Обратитесь к моему адвокату. Я не занимаюсь подобными делами, — Гилермина сердито отвернулась, давая всем видом понять, что аудиенция окончена.

— А что же вы делали у меня дома пару дней назад? И где был ваш адвокатишко? — рассердился Дирсеу и с силой повернул к себе Гилермину.

— Не смейте ко мне прикасаться. Я вам не позволяла этого.

— Сейчас позволите! — Дирсеу сам не понял, как его губы оказались у ее лица. Странный и горячий импульс кинул его в объятие этой холодной избалованной Барби, которой делали маникюр с трехлетнего возраста...

— Негодяй! То, что вы сделали, гораздо хуже, чем сексуальное домогательство. Я могла бы засадить вас в тюрьму, — Гилермина с трудом освободилась из его горячих тисков, демонстративно вытерла губы и с вызовом посмотрела на журналиста.

— Вы та дама-командирша, которая готова судиться со всем миром и чем больше она судится, тем она довольнее, — Дирсеу заметил, что последняя фраза больно задела Гилермину. На ее лице появилось трогательное выражение маленькой обиженной девочки, которое заставило его смутиться.

— Хотя, извините, на этот раз вы правы, и можете принимать любые меры по поводу того, что между нами произошло, — замялся он.

— Мне не нужны ваши разрешения. В дальнейшем мы будем разговаривать с вами через адвоката.

— Можете не беспокоиться. Я буду сохранять дистанцию, дона Гилермина, — Дирсеу стремительно вышел из номера и сразу направился к лестнице, не дожидаясь лифта.

«Вот негодяй! Но как хорошо целуется...» — подумала Гилермина, поймав себя на мысли, что уже совсем не сердится на журналиста.

Как только Дирсеу оказался на лестнице, он позволил себе перевести дух.

«Не могу поверить: я только что поцеловал эту несносную женщину! Какой позор, Дирсеу де Кастру. Только потому, что ты хранишь верность Марии, ты изголодался до умопомрачения. А где была твоя голова?»

С момента выписки из больницы и временного помещения под стражу Назаре сохраняла ледяное спокойствие. Адвокат расписал ей всю процедуру дальнейших действий и обещал освободить из-под стражи в тот же день, то есть в день ареста.

Репутация Эдмунду среди людей, повздоривших с законом, была безупречной. Ни один его прежний клиент не оставался в заключении больше двадцати четырех часов. Его методы были не совсем честными. Когда надо, появлялись свидетели и обеспечивали алиби подсудимому, или жертва неожиданно отказывалась от своих притязаний. А если у клиента были деньги, то можно было решить почти любой вопрос безболезненно и быстро.