Агиналду Силва - Нежный яд. Признания.

Глаза Ивана налились кровью. Только теперь и стало понятно, до какой степени он дорожил деньгами, как жаждал их.

- И что же ты сделал? – замирающим голосом спросила Адриана.

- То, что и должен был сделать. Понимаешь, в бардачке у Режины всегда лежит пистолет. Так вот теперь он там не лежит. Он лежит совсем в другом месте. Даже не лежит, а валяется…

- Где же он валяется? – еле слышно спросила Адриана.

- Валяется возле Клариси.

- А Клариси? – выдохнула Адриана.

- Она уже больше не встанет и имущество делить тоже больше не будет. – Иван налил себе рюмку коньяку, опрокинул ее и продолжал: - Зря она это затеяла, с имуществом. Не трогай она его, и ее бы никто не тронул. Кому она нужна? Пигалица! Но если речь зашла о дележке… Имущество я делить не позволю. Никому не позволю делить наше имущество.

- И как же это случилось? – все-таки осмелилась спросить Адриана.

- А очень просто, - насупился Иван, - обыкновенно. Я пришел, еще никого не было. Склад огромный, пустой. Я спрятался, подождал. Вообще-то я хотел с ней поговорить. Думал, она поймет меня. И пистолет прихватил на всякий случай. Чтобы лучше поняла.

Иван замолчал, но Адриана потянула его за рукав. Она понимала, что камера снимает, и Иван должен, должен говорить!

Он налил себе еще рюмку.

- Она стояла ко мне спиной. Услышала шаги и обернулась. Узнала меня и вскрикнула. Мне ничего не оставалось делать, и я выстрелил. Пистолет я сразу же бросил. А Клариси упала. Я тут же опять спрятался, потому что вбежал шофер Режины…

Аделму издал что-то вроде глухого стона и проговорил:

- Поздно я вбежал, эх, поздно! Чуточку бы раньше, и я бы с ним поговорил!

- Дурачок какой-то, - продолжал Иван, - к ней кинулся, потом пистолет схватил. Я-то был в перчатках. Мне что! В общем, я ушел через разбитое окно от греха подальше. И теперь…

Налитыми кровью глазами он угрожающе смотрел на Адриану.

- Теперь если ты пикнешь, я и тебя убью. Дело нехитрое…

Адриана нажала кнопку и выключила видик. Все сидели молча, потрясенные.

Первым заговорил Алтаиру:

- Пленку я забираю как вещественное доказательство и сейчас же приобщу ее к делу. Сообщаю, что уголовной ответственности подлежат сеньора Адриана как скрывшая факт убийства и сеньора Режина за дачу ложных показаний. Честь имею кланяться!

Алтаиру забрал пленку и ушел.

Элеонор поцеловала Режину и ушла следом. Она собиралась зайти и все рассказать Марии-Антонии.

Попрощалась и Адриана.

- Завтра оденьтесь поприличнее, сеньора директор, - сказала ей Режина. – Ваша юбка годится только для секретаря.

Довольная Адриана вспыхнула.

«А через два дня будет готов и анализ ДНК на предмет установления отцовства», - подумала она.

Адриана ухитрилась отрезать маленькую прядку волос Фортунату, когда он прилег вздремнуть в спальне, и сама отнесла ее в лабораторию. Да, дни ее торжества не за горами! И напрасно пугает ее Алтаиру уголовной ответственностью!

Один Аделму в этот день не торопился уйти. Он сидел в углу гостиной, мрачный, подавленный. И заново переживал тот страшный день. Трагичнее всего было то, что, приди он хоть чуть-чуть раньше, все могло бы быть иначе! Своими руками задушил бы он Ивана!

Режина подошла, прижалась к нему и прошептала:

- Прости! Я ведь и в самом деле думала, что ты… И правда люблю тебя…

Аделму поднял на нее глаза. Сложное было у него выражение – снисходительность, усмешка, боль…

Валдомиру улетел, исчез из ее жизни, и Лавиния вдруг почувствовала себя на каникулах. Она и не подозревала, как, оказывается, напряженно и мучительно зациклилась на не нем. Если он был рядом, за стеной, чувствовала его близость. Если уходил к Карлоте, чувствовала, что его нет. И все время ждала, что стена, которую он поставил между ними, наконец, рухнет.

Дождалась!…

Лавиния горько засмеялась.

Эту ночь она долго не забудет. С ней говорило его обнаженное сердце. Он любил ее. Да что значит – любил? Он ее любит! Вот только захочет ли он позволить себе ее любить? Всеми силами Валдомиру боролся со своей любовью, ища себе союзников в работе, в Карлоте, в черте и дьяволе. И с присущим ему упрямством мог так бороться до конца своих дней.

Лавиния успела узнать, что за человек Валдомиру, и не сомневалась: если он вобьет себе что-то в голову, то скорее стену этой головой прошибет, чем откажется от задуманного.

Но сейчас она была рада его отъезду. У нее было время привести в порядок свои нервы. Если бы после такой ночи он снова поселился бы у Карлоты, она бы этого не выдержала, но он уехал. Кто знает, может, и ему невмоготу больше притворяться?…

Но Лавиния не надеялась на лучшее. Ей дали передышку, и она ею пользовалась. Вставала рано утром. Принимала душ, делала зарядку для беременных и отправлялась на работу.

Завтракала она у себя в столовой, потому что она ей очень нравилась. Сидя за столиком с кокетливым букетиком, Лавиния гордо оглядывала помещение. Кто бы мог подумать, что она, нищая девчонка, станет когда-нибудь предпринимательницей?

Подсчитывая вечером выручку, прикидывая, сколько пойдет на продукты, а сколько она отложит, на чем можно будет сэкономить, а на что нужно потратиться, она испытывала неизъяснимое блаженство. Впервые в жизни она была самостоятельной. Самостоятельной и независимой.

Матилди радовалась, видя, как переменилась Лавиния.

- Это тебе не на базаре торговать, правда? – смеясь спрашивала она. – Там тебя всякий и обидеть, и ограбить может. А здесь совсем другое дело. Здесь ты под защитой. Можешь фырчать и нос воротит, но без Валдомиру тебе никуда. Так что на твоем месте я бы старалась изо всех сил, чтобы он вернулся.

- Я и так стараюсь изо всех сил, - отвечала Лавиния, - но, видно, силенок маловато.

Без Валдомиру было маловато и работы на фабрике. Рабочие приходили выпить чашечку кофе, стакан сока и потолковать между собой.

- Хозяин-то ведь за мрамором поехал. А ну как не достанет? Провалим заказ, вылетим в трубу. Ему платить неустойку, значит, от фабрики он откажется. Ее закроют, нас на улицу.

Вот какие разговоры ходили между рабочими.

Лавиния в них не вмешивалась, только слушала и старалась всех повкуснее накормить. На своем собственном опыте она знала: когда рабочий человек сыт, тогда и на душе веселее.

А в столовой веселее всего было в обеденные час. Толкотня, звон посуды, шутки, подначки. Лавиния привычно сидела за кассой и казалась сама себе дирижером большого оркестра. Черноволосого высокого парня она приметила сразу. Все остальные лица примелькались, а это – новенький. Наверное, она на него вопросительно посмотрела, раз он счел нужным задержаться со своим подносом и представиться:

- Меня зовут Мауру. Я и не знал, что в этих местах можно подкрепиться. Сколько езжу сюда по делам, и всегда проблема. А тут вдруг такой сюрприз.