Сара Андерсон - Свидание у озера Мичиган

Роберт насторожился. Дарна была отличной прислугой: аккуратной, пунктуальной и абсолютно надежной. Но видел ли он когда-нибудь ее улыбку?

– Дарна, не так ли? – Джинни протянула филиппинке руку. – Я сегодня как раз познакомилась с Роной. Она ваша сестра, верно? Очень милая.

– Спасибо! Прикажете подавать, сэр?

– Да, накройте стол на террасе.

Дарна удалилась, и они остались одни. Роберт чувствовал, как учащенно бьется его сердце, что было совершенно необъяснимо, потому что ситуация была вроде бы совершенно непринужденной. Просто обед, как он и обещал Джинни.

Да, она ему нравилась. Он привык видеть ее каждый день, и последнее время ему этого очень не хватало. И он сделал все возможное, чтобы помочь ей в трудное время. Правда, он делал это и для некоторых своих пациентов, если они не могли оплатить лечение.

Но он никогда не хотел увидеть этих людей снова.

И он, конечно, никогда не хотел поцеловать кого-либо из них.

Но он поцеловал Джинни. Дважды.

А сегодня, всего несколько минут назад, она смело объявила, что не только любит секс, но хотела бы заняться этим с ним.

Джинни стояла, потрясенно разглядывая высокие расписные потолки.

– Такой большой! – Она оглянулась на него через плечо. – Неужели ты живешь здесь один?

– Да.

– Должна признаться, – продолжала она, слегка наклоняясь и с любопытством разглядывая шелковые обои с цветочным рисунком на стенах, – я совсем иначе представляла себе твой дом.

– Правда?

Джинни, вертя головой во все стороны, прошла в гостиную, а Роберт слегка приотстал, пытаясь вспомнить, случалось ли ему видеть прежде, как соблазнительно она покачивает бедрами при ходьбе? У него закружилась голова, сердце грохотало в ушах, а член напрягся.

Это было желание. Жгучее, откровенное, опасное желание.

Откуда-то издалека до него донесся звук захлопывающейся двери машины и шум мотора – Дар-на уехала. Теперь они были здесь совсем одни, Джинни была не прочь заняться с ним сексом, и внезапно это показалось ему не такой уж безумной идеей.

– Эй, – тихо сказала она, подходя к нему. – Расслабьтесь, Роберт. Ничего не будет.

Он посмотрел на нее взглядом, от которого люди обычно терялись, тушевались и торопились сбежать. Но она просто улыбалась.

– Я представляла вас в более современной квартире – чистые линии, минимум декора, все черное или белое. А здесь… – Она покрутилась, юбка платья взлетела, показав ему еще несколько сантиметров обнаженной кожи. – Здесь все такое шикарное.

– Так получилось.

Она остановилась, и юбка опала.

– Вы купили дом и не стали в нем ничего менять?

– Он был выстроен и оформлен еще в тридцатых какой-то звездой дизайна, и моя мама…

Перед его глазами встала картина: мама сидит в этой самой комнате в мягком кресле у камина, а он оборачивает ей ноги теплым пледом. Сибилл посмотрела по сторонам взглядом, мутным не то от боли, не то от лекарств, и сказала: «Мне нравится эта комната. Все эти цветы, яркие краски, трещинки. Она немного старомодная, но такая живая».

Он хотел, чтобы Сибилл Уайетт сидела здесь, любовалась цветами, красками, трещинками и чувствовала себя живой.

– Моей маме она нравится, – выговорил он.

Но три года назад это не смогло удержать Сибилл здесь. Он не смог удержать ее здесь.

Он должен увезти ее от Лэндона. У него нет другого выхода.

– Понятно, – протянула Джинни. – Она часто у тебя гостит?

Два раза. Его мать была в его доме только два раза. Во второй раз ему пришлось нести ее на руках, потому что она не могла подняться по ступенькам. Как только она смогла встать на ноги, она ушла. Роберт стоял у окна и смотрел, как Сибилл Уайетт садится в черный лимузин Лэндона.

Она не оглянулась.

Тем вечером Роберт и забрел в «Трентон».

– Нет, – коротко ответил он.

– Понятно, – опять сказала Джинни.

Роберт опасался, что это была правда, и она действительно все понимала.

Джинни опять пошла бродить по комнате, ее викторианское платье в цветочек прекрасно вписывалось в антикварную обстановку.

– Значит, это комнаты вашей мамы, – сказала она, проведя рукой по вычурной мраморной каминной полке. – А где живете вы?

Он протянул руку и взял ее за запястье. Она резко вздохнула, не то от неожиданности, не то почувствовав ту же самую связь между ними, какую чувствовал он.

Какая разница?

– Пойдем.

Джинни проводила с ним около часа пять раз в неделю, примерно пятьдесят одну неделю в году, на протяжении почти трех лет. Это означало, что она провела… э-э… где-то около восьми тысяч часов с этим человеком.

Она никогда не задумывалась о том, в каком доме он живет. Понятно, что в дорогом. Наверное, в роскошном. Но она никак не ожидала увидеть такого.

Как будто она попала в Зазеркалье, где все наоборот: верх здесь внизу, лево – справа, а Роберт Уайетт живет в окружении вычурной роскоши. Этот человек был невероятно точным и острым, как скальпель. Точная пропорция «Манхэттена», ровно два сантиметра манжет, выглядывающие из-под рукавов пиджака, бармен, работающий строго по расписанию. Как он жил среди этого агрессивного изобилия – мрамора, позолоты, лепнины, шелковых обоев в цветочек и росписи на потолке? Даже если это нравилось его маме. К тому же Роберт никогда не казался ей маменькиным сынком. Хотя она не могла не поразиться, с какой нежностью и болью звучал его голос, когда он упомянул свою мать. Точно такой же вид у него был, когда три года назад он впервые появился у стойки «Трентона».

Интересно, что за человек миссис Уайетт? Где она располагается на шкале материнства – ближе к Сущему Ангелу или к Истеричной Пиявке? Если бы Джинни знала что-нибудь про мать Роберта, у нее был бы шанс лучше понять его самого. Но она понимала, что расспрашивать его на эту тему бесполезно. За те восемь с лишним тысяч часов, которые она провела с ним, он ни разу не упомянул ни свою семью, ни родителей, ни родственников, не считая того единственного случая в ее последний рабочий день. Этот человек умел скрывать свои карты.

Когда они поднялись на третий этаж, она увидела ровно то, чего изначально ждала – стены цвета экрю [7] Экрю – цвет небеленого льна. , французские окна [8] Французские окна – окна от пола до потолка. , мебель простых и чистых линий. После буйства первых этажей этот интерьер действовал на нее успокаивающе.

Роберт открыл одну из дверей и остановился на пороге. Джинни видела, как напряглись его плечи. Она решила предложить ему пойти прямо на террасу, где был накрыт стол, потому что было ясно, что Роберт совсем не настроен показывать ей дом. Но в тот момент, когда она открыла рот, он повернулся и протянул руку. Джинни подошла.

– Это мой кабинет, – сказал он, закрывая за ними дверь.