Маргарита Ардо - Вокруг пальца – 2. Пальцем в небо [СИ]

— Была. Так что теперь тебе будет звонить миссис Рендальез-Лозанина, будь вежлива прям совсем, как с пастором своим. Потому что ей нельзя волноваться — она ждёт ребёнка, а ещё Сандра, кстати, теперь владелица венесуэльского завода.

— Ничего себе вы свадебные подарочки делаете! Может, и меня возьмёте второй женой? Хотя нет, вы меня и на работе достаточно достаёте, обойдётесь без меня! Я слишком классная, чтобы быть второй! — сказала Шерил и вышла из-за стола, распахнула объятия. — Ну, идите сюда, мистер Рэндалл, поздравлю вас! Любви вам! В горе и радости! Чтоб не разводиться!

Джек с удовольствием обнял секретаршу, пахнущую всеми цветами сразу — до головокружения. Она чмокнула его в обе щеки и с гримаской добавила:

— Только подарка не ждите, раз приглашение на свадьбу зажали.

— Не жду. А что нового в компании? Ты говорила про дурдом.

— О-на-на, новости — просто ахнете! Рупперт Кроннен-Стоу подал в отставку.

Джек присвистнул.

— Когда?!

— Письмо вот только что пришло. Я позвонила Дэйдре, его ассистентке, она говорит, что решил уйти на пенсию. Ревёт.

— Он в офисе? — Джек рванул к двери.

— Нет, сегодня не был. Вчера тоже. А ещё Дэйдра ляпнула, что вроде он разводится. Или уже развёлся.

— Что?! С Меделин?!

— А вы какую-то другую миссис Кроннен-Стоу знаете?

«Уволю», — незло подумал Джек и, набирая номер Меделин, бросился к лифтам.

— Вам из Комиссии по ценным бумагам какой-то Смит звонил! — крикнула вдогонку Шерил. — Эсэмэсю телефон!

От Джека пришло сообщение в Whats Up: «Люблю тебя, малышка. Всё хорошо!» Этого как раз и не хватало, чтобы я окончательно почувствовала себя в раю. Нога, если её не шевелить, не болела, шею мне то и дело массировала мама Джека умелыми пальцами.

Какая же она была добрая! И красивая! Просто не явно, как, к примеру, королева Меделин, а изнутри: красота миссис Рендальез была в искренней улыбке; в лучащихся светом глазах, в морщинках на смуглой коже; в простых, неизящных руках, которые постоянно что-то делали; в ласковом тепле, которое она излучала столь щедро.

Мне было хорошо с новой «мамой», и ничуть не волновало то, что Джек ни капельки был на неё не похож. Он прекрасен сердцем, как и она, и его юмористка-бабушка, пропахшая табаком. Вот что было важно!

А как они радовались моим попыткам говорить по-испански! И как гостеприимны были к моей подруге! Я не могла отделаться от мысли, что после долгих, трудных путешествий я действительно оказалась дома.

— Сладкие мои, мороженого не хотите? — спросила мама Джека, заглянув в мою поистине королевскую спальню.

Занавески на высоких окнах развевал бриз с Карибского моря, щекотал нос запахами тропиков. На специальном деревянном столике-подносе прямо на кровати стояли вазочки с фруктами и сладостями, домашний мохито в запотевших от холода стаканчиках. Таня сидела напротив и уже, кажется, не могла в себя запихнуть ни орешек, ни конфету. Как и я…

— Нет, спасибо! Посидите… посиди с нами, мамочка, — сказала я, с трудом привыкая называть на «ты» женщину, которую, впрочем, сразу же полюбила. Знаете ли, привычки воспитания тоже иногда не к месту.

Мама Джека подошла, поправила пару подушек под моей головой, улыбнулась и села рядом.

— Расскажете, каким Джек был маленьким? — спросила я. — Умираю, как хочу знать!

— Давай я тебе лучше покажу? — подхватилась она.

— Давайте! — обрадовалась я. — И не только Джека! Мне всё про семью интересно! Это же теперь и моя семья!

В глазах миссис Рендальез мелькнуло удивление и… благодарность, а на ум отчего-то пришла любимая присказка Джека: «Она не Моника». Но мне правда было интересно!

Таня подсела поближе.

— Обожаю смотреть семейные фотографии, они словно история, застывшая в моментах.

— Ой, Танита, как красиво ты сказала! — всплеснула привычно руками мама Джека. — Я сейчас. Всё, что есть, принесу!

Она вернулась скоро со стопкой старых альбомов, и в компании с бабушкой Хуанитой, от которой опять попахивало ромом.

До чего же умилителен был Жако — глазастый бутуз в коротких джинсиках, голенький на коврике, с мячиком. И постарше, с подбитым глазом, вечно со взъерошенными кудряшками, то с заговорщическим лицом, как у Тома Сойера, то с улыбкой во весь рот, но чаще с таким видом, словно его выловили на бегу, он притормозил и сейчас опять помчится, как паровоз, плавать, драться, бегать, гонять на велике.

Я положила руку на живот. Интересно, мой китёнок будет таким же? Если да, надо отлёживаться, пока в животике сидит, а то потом и присесть не удастся… А вдруг в меня получится — маленьким, как хоббит? Ой, нет! Надеюсь, нет! Пусть лучше богатырём — в папу!

Мама Джека открыла общий альбом. И я с удивлением обнаружила, что и на отца мой муж совсем не похож. Может, только ростом? Круглоносый, с глубоко и близко посаженными глазами, с усами и вздыбленным почти по-казачьи чубом над невысоким лбом, Хосе-Мария Рендальез был лишён благородства и чеканности в чертах, которые так нравились мне в Джеке. Судя по фотографиям, мистер Рендальез был неулыбчивым и достаточно строгим сеньором. Кажется, Таня тоже удивилась.

Два часа кряду слушая рассказы мамы Джека о семье, о школе и проказах моего любимого и смеясь от прибауточек и хохм от Хуаниты, я листала альбом за альбомом в надежде увидеть хоть кого-то из бабушек, дедушек, тёть и кузенов, у кого сходства с моим мужем было больше, чем смуглая кожа, карие глаза и тёмные волосы. Тщетно…

Он даже был белее их всех. Симпатичных было немало, но похожих никого среди одиночных и групповых фото на фоне бедного квартала, обшарпанного двухэтажного домика с жалюзи на ставнях, пляжа и улочек Сан-Хуана. Нью-Йоркских фотографий было очень мало. Видимо, все уже в цифровом варианте…

Когда солнце спряталось за горой, и включили свет, я подтянула к себе лежащий последним толстый альбом в обложке, обтянутой лиловым бархатом.

— О, это не наш, — улыбнулась мама Джека. — Случайно прихватила. Лежали рядом. Это моей бывшей хозяйки, сеньоры Эвы. Я храню… Память.

— А можно посмотреть?

— Не стоит, сладкая моя. Чужие люди… — Мама Джека мягко забрала у меня из рук бархатный фотоальбом и поцеловала в лоб. — Тебе уже отдохнуть надо.

— Я не устала…

— Нет-нет, я с врачом созванивалась, как Джакобо велел. Сеньор Кортез сказал, что тебе надо много спать. И глазки не нагружать. Подреми хотя бы полчасика, Анхелита. Потом я тебе на ужин всё что скажешь приготовлю.

— Хорошо, спасибо! — улыбнулась я.

Досадуя на себя, одноногого, беременного зайца с сотрясённой головой, глянула на подружку. Моя Таня всегда была догадлива. Она подскочила и собрала с кровати и тумбочки разбросанные альбомы.