Кристина Лорен - Сексуальный дерзкий парень [litres]

Словно прочитав мои мысли, Тина чуть слышно кашляет, и я моргаю, выпрямляюсь и отвечаю:

– Здравствуйте, девочки. И мсье Гийом.

По классу разносятся смешки, но тут же стихают под грозным взглядом Тины.

– У нас сегодня также гость, как вы, очевидно, заметили. Господин Гийом хочет проверить, стоит ли ему поступать в академию. Пожалуйста, ведите себя как можно более достойно и покажите ему все, на что вы способны.

К моему абсолютному удовольствию, Ансель, кажется, собирается полностью соответствовать названию «маленькая балерина». Тина отходит к стене, и я достаточно хорошо ее изучила, чтобы понимать: никакой это не тест и не просмотр – это просто сюрприз для меня. Я могла бы сейчас посмеяться и начать занятие с растяжки, а сама в это время разговаривать с Анселем. Но он, кажется, готов заниматься вместе с ними, и я хочу, чтобы Тина увидела, что я все могу, даже в присутствии самого большого, самого потрясающего отвлекающего фактора на свете.

– Давайте начнем с растяжки. – Я включаю тихую музыку и наблюдаю, как девочки повторяют за мной движения: сидя на полу, вытягивают ноги перед собой. Согнувшись, я тянусь кончиками пальцев к носкам и говорю:

– Если вам больно, можете немножко согнуть ноги. Кто посчитает до пятнадцати?

Все стесняются. Все, кроме, разумеется, Анселя. И, конечно, он тихо считает до пятнадцати по-французски: «Un… deux…trois…», а девочки не сводят с него глаз.

Мы продолжаем растяжку: кладем ногу на нижнюю перекладину станка и едем по ней, от чего девочки пищат и морщатся. Потом делаем несколько пируэтов, и даже если мне суждено дожить до ста одного года, я и тогда не забуду вида Анселя, пытающегося сделать пируэт! И буду так же смеяться над этим. Потом я показываю им экстремальную растяжку, когда одна моя нога прижата к стене (возможно, это я показываю скорее Анселю, но я никогда не признаюсь в этом!). Девочки пытаются это повторить, хихикают еще сильнее, и некоторые из них набираются храбрости и начинают показывать Анселю, что надо делать: как держать руки, как стоять, а потом и то, что они уже умеют: какие-то вращения и прыжки.

Когда в классе становится слишком шумно и оживленно, Тина отрывается от стены, хлопает в ладоши и обнимает меня:

– Что ж, дальше занятие поведу я. Думаю, у тебя сейчас другие заботы. Встретимся в понедельник вечером, в пять.

– Я так вас люблю, – говорю я, крепко обнимая ее.

– Я тоже люблю тебя, солнышко, – улыбается она. – А теперь иди и скажи это ему.

АНСЕЛЬ И Я выскальзываем из зала и молча идем по коридору. Мое сердце стучит так сильно, что, кажется, при каждом ударе норовит выскочить из грудной клетки. Я физически ощущаю его тепло за спиной, но мы оба молчим. Из-за того, что я снова в студии, и из-за этого внезапного сюрприза в виде его присутствия я так ошеломлена и растеряна, что просто не знаю, с чего начать разговор.

Горячий ветер набрасывается на нас, как только мы открываем дверь на улицу, и Ансель смотрит на меня осторожно, искоса, не в силах предугадать мою реакцию.

– Сериз … – начинает он и судорожно вздыхает. Он смотрит мне в глаза, и каждая следующая секунда нашего молчания становится тяжелее предыдущей. Зубы у него плотно сжаты, но когда он сглатывает, на щеке появляется знакомая ямочка.

– Привет, – говорю я почти неслышно.

Он делает шаг вперед, но, кажется, все еще не уверен в том, что я ему это позволю.

– Ты… звонила мне перед своим приходом.

– Я звонила с парковки. Меня переполняли эмоции, когда я снова приехала сюда… Ты не ответил.

– В студии нельзя пользоваться телефоном, – отвечает он с лукавой улыбкой. – Но я видел твой номер на экране.

– Ты что, приехал прямо с работы? – спрашиваю я, кивая на его классические брюки.

Он кивает. На его подбородке – щетина минимум однодневная. Когда я представляю себе, как он уходит с работы и едет прямо в аэропорт, ко мне, едва успев покидать в небольшую сумку какие-то вещи, у меня слабеют колени.

– Пожалуйста, не сердись на меня, – говорит он. – Лола позвонила мне и сказала, что ты здесь. Я как раз собирался пригласить вас троих на обед. И Харлоу сказала что-то в том смысле, что выломает мне ноги и оторвет все остальное, если я не буду обращаться с тобой так, как ты этого заслуживаешь.

– Я не злюсь. – Я качаю головой в подтверждение своих слов. – Я просто… я просто поверить не могу, что ты правда здесь!

– А ты думала, я буду просто сидеть и ждать, пока все само собой как-то уладится в будущем? Нет уж, я не мог быть так далеко от тебя…

– Ну… я рада.

Я знаю, что он хочет спросить: «Почему ты ушла так? Почему даже не попрощалась со мной?» – но он не спрашивает. И этим зарабатывает сразу много очков. Потому что хотя и мой приезд во Францию, и мое бегство оттуда были импульсивными, причиной в обоих случаях был он: первый раз я летела на крыльях любви, второй – с разбитым сердцем. И хорошо, что он это понимает. Он оглядывает меня с ног до головы и задерживается взглядом на моих ногах, выглядывающих из-под короткой танцевальной юбочки.

– Ты выглядишь потрясающе, – говорит он. – Правда. Ты выглядишь так сногсшибательно, что у меня просто нет слов.

Я больше не могу сопротивляться и бросаюсь ему на шею. Он обнимает меня и утыкается лицом мне в щеку. У него такие длинные руки, что он мог бы обвить ими мою талию несколько раз. Я чувствую его дыхание на своей коже и то, как он дрожит от моей близости, и когда я произношу: «Так хорошо!» – он только кивает, и наше объятие, кажется, может длиться вечно.

Его губы находят мою шею, подбородок, он посасывает и прикусывает мою кожу. Дыхание у него теплое и свежее, он шепчет что-то по-французски, какие-то слова, которые я не могу перевести, но это и не нужно. Я слышу слова «любовь», «жизнь», «прости », и вот он берет в ладони мое лицо и накрывает своими губами мои, глаза у него открыты, пальцы дрожат. Это единственный, целомудренный поцелуй, без языка, неглубокий… но то, как я трепещу в ответ, кажется, обещает ему нечто гораздо большее, потому что он отстраняется и смотрит на меня торжествующе.

– Пойдем же, – говорит он, и ямочка его становится глубже. – Нужно поблагодарить твоих девочек.

Я так изголодалась по нему, по нам, но еще больше мне хочется увидеть его сейчас вот так, вместе с моими друзьями, поэтому, взяв его за руку, я веду его в машину.

АНСЕЛЬ НАДЕВАЕТ РУБАШКУ и рассказывает о своем полете, о том, как ему пришла в голову мысль, что надо улететь сразу после работы, и как он прилетел, и как потом ему пришлось ждать целый день, чтобы увидеть меня… все эти милые детали призваны замаскировать один вопрос, который дрожит у каждого из нас на кончике языка: и что теперь?

Я веду машину и посматриваю на него искоса. На фоне темнеющего у него за спиной неба он выглядит невероятно шикарно и элегантно в своем костюме цвета графита и лавандовой рубашке на пуговицах. Я, хоть и вышла только что из танцевального класса, переодеваться не собираюсь. Если мы заедем сначала ко мне домой, нет сомнений, что мы там и останемся, а мне нужно увидеть девочек, нужно сказать им спасибо. И, что еще важнее, дать ему возможность сказать им спасибо.