Marian Felis - Нет звёздной болезни

— За что мне всё это? — спросила, подойдя к окну и смотря на пушистые облака, окрашенные в красноватый цвет от заката. На улице ещё было тепло, жили мы на втором этаже. Окно было открыто полностью, две створки. Я залезла на подоконник, спустив ноги со стороны улицы и устало продолжила. — Я ведь никогда ничего не просила. Не знаю, есть ли Бог на свете, но облака точно есть. На небе. Красивые. Пушистые. Прошу вас, облака, исполните моё желание — пусть все проблемы разрешатся! Я хочу только этого!

Где-то в ветвях дерева рядом с домом заворковали два голубя. С соседней улицы слышался вой сирены скорой. В соседней квартире громко работал телевизор. Город — да что город, весь этот большой мир! — говорил, а облака молчали. Плыли по небу, сверкая красными боками и ни говорили ни слова. Обидно, единственная надежда и та не откликалась. Всегда всё приходилось делать самой. С отчаянием набрав в грудь побольше воздуха и начав болтать ногами, как школьник, я тихо сказала:

— А может вы хотя бы парня мне найдёте нормального, а? Шучу, не нужен мне парень, лучше мать мою уймите!

В ответ так же раздавался шум с улицы, голоса каких-то детишек, снующих на площадке рядом с нашим домом, телевизор соседей, голуби… Поняв, что выгляжу сейчас, как умалишённая, я быстро залезла обратно в комнату и легла от безвыходности спать. Хотелось бы сделать что-нибудь, совершить подвиг, но, к огромному сожалению, на нашу скромную планету никто не покушался. Жаль.

Упав на кровать, я даже не попыталась переодеться. Просто расслабилась, выкинула все мысли из головы и заснула.

Она лежала на неширокой кровати, заправленной покрывалом с огромным рисунком Микки Мауса. Маленькие подушки, часть которых уже валялась на полу, также не вселяли в любого увидевшего их уверенность, что здесь обитает достаточно агрессивная девушка 19-ти лет с голубыми волосами и скверным характером. В целом комната напоминала детскую, а жить тут мог лишь ребёнок 8-10 лет. Через незашторенное окно пробивался свет. Девушка спала, её волосы разметались по подушке.

Ещё мгновение — и она свернулась клубочком, на плотно зажмуренных глазах выступили предательские блестящие капельки, из горла вырвался тихий то ли вой, то ли плач. Прошла пара секунд, она резко задёргалась, крепко прижимая колени к груди, слёзы потекли с новой силой, стал слышен едва различимый шёпот:

— Пожалуйста, не надо, не делай этого.

Всхлипнув пару раз, девушка с новой силой стала тихонько плакать, умоляя неизвестного о том, чтоб он ничего не делал. Так как тушь и карандаш остались не смытыми, вся краска растеклась, оставляя под глазами чёрно-серые разводы.

— Я тебя ненавижу, — прошептала в темноту, тяжело задышала, вскочила на кровати, открыла глаза и, убедившись, что всё ещё находится в свой комнате, снова, но уже с нескрываемой злобой, проговорила. — Как же я тебя ненавижу.

Подойдя к зеркалу, которое висело рядом с дартсом на стене, она усмехнулась, отрицательно мотнула головой, будто бы отгоняя плохие мысли и ушла в ванную комнату. Большие старинные часы в гостиной пробили 2 часа ночи.

Утро, как и обычно, началось с ругани. Мать кричала что-то о том, какая же всё-таки у неё безалаберная дочь. Я, гордо проходя мимо, брякнула, совершенно не подумав: «Это всё гены, мамуль. Ты попробуй новую заделать, раз такая не нравится. Только вряд ли что-то путное выйдет, природу не обманешь». Первые пару секунд царило молчание, которое, видимо, ушло на обдумывание услышанного. Дальше на меня обрушился целый поток непечатных слов, некрасивых выражений и лексики, которую не должна была употреблять руководитель высшего учебного заведения. Мать долго сокрушалась и жаловалась непонятно кому на свою тяжелую судьбу, а после десяти минут я не выдержала, закинула на плечо рюкзак, обула кеды и выбежала из квартиры, громко хлопнув при этом дверью.

Солнце уже с утра припекало, вроде бы должна была наступать дождливая серая осень, но в этом году желтолистая красавица не спешила брать наш город под свой контроль, она медленно надвигалась и щадила жителей. Словно чувствуя, что летом частенько шли дожди, осень нам давала тепло и солнце. Лично я такой погоде безумно радовалась, бегала ещё в футболках и бриджах, стараясь не упускать шанса. «Вдруг завтра зарядят проливные дожди, засвищет холодный ветер, разнося по улицам пожелтевшие и опавшие с деревьев листья?» — подпрыгивая от какой-то внутренней радости, оправдывала своё желание идти без куртки или хотя бы кофты и шла в университет. Времени на дорогу уходило не больше 25 минут, а иногда и меньше.

Не отпускало странное чувство, что на меня смотрят. Пройдя чуть дальше кондитерской, которая находилась на углу рядом с домом, я заметила странную машину, медленно продвигающуюся сзади. Авто то останавливалось у какого-нибудь здания, то продолжало тихо по-черепашьи ехать, то вновь тормозило. Срезать дворами не хотелось, да и вдруг просто совпадение, нужно было проверить как-то машину. Но никакого гениального плана в моей крашеной голове не созрело, а место обучения было ближе с каждой минутой. Обернувшись тайком ещё раз, я не заметила никакого автомобиля, похожего на дорогой чёрный БМВ с тонированными стёклами.

— Ну вот, проморгала всё, — раздосадовано всплеснула руками, так как в мечтах уже вела собственное расследование и умело уходила от погони, будто героиня крутого боевика. — А вдруг это и правда было лишь совпадение? Ну подумаешь, маршруты немного совпали. Бывают в жизни совпадения.

Поняв, что всё это была лишь моя больная фантазия, я спокойно продолжила свой путь, разглядывая витрины, попадающиеся по дороге, и останавливаясь около афиш и плакатов.

В главном корпусе университета царил небольшой хаос, духота и смятение. Студенты и преподаватели уже с утра бегали по коридорам, носились с учебниками, тетрадками и сумками в руках, сбивая иногда с ног зазевавшихся людей, которые толпились у раскрытых окон.

Начало сентября. Первый курс всегда в обязательном порядке посещал все пары, боясь прогуливать, хотя и другие особо не рисковали, чтоб не попасть под горячую руку и не вылететь. Я с улыбкой наблюдала за происходящем, сидя на излюбленном подоконнике, болтая ногами и изредка поглядывая в тетрадь с лекциями по философии, ведь именно она должна была начаться.

Преподаватель, достаточно молодой мужчина 27 лет с волевым подбородком, прямым носом, узкими голубыми глазами и небольшим шрамом на щеке, не давал никому спуска. Брови всегда сдвинуты, рассказывал материал сдержанно, неэмоционально и даже скучно, но, к огромному сожалению, приходилось посещать все его лекции и семинары, так как Юрий Анатольевич был человеком строгим, возможно, в прошлом даже был военным, поэтому не терпел пропусков занятий по неуважительной причине. Стоило заметить, что уважительной причиной для этого сухаря являлась только смерть студента или крайнее предсмертное состояние. В иных случаях все должны были присутствовать на парах. Юрий Анатольевич немного недолюбливал меня за максимализм, но и терроризировать не пытался. В общем, мы и не ругались, но и не разговаривали по душам.