Дж. Хокинс - Свиданка

— Что это значит? — спросила она.

— Ничего. Я просто думал, что тебе нравится кино, как большинству, кто работает в Голливуде.

— Я ничем не отличаюсь от других.

— Так почему же я чувствую себя обычным Джо, когда я с тобой? Большинство людей относятся ко мне либо как к хрупкой вазе, либо как к королеве Англии.

— Твоя задница еще не болит от этих поцелуев?

— Да, — засмеялся я и отпил ещё глоток виски. — Так и есть.

Мы оба смотрим в окна, хотя я только притворяюсь и подглядываю за изменениями на её лице, будто облако немного приподнялось, и она позволила показать что-то более глубокое.

— Я люблю кино, — сказала она, все еще глядя в окно, — я просто думаю, что актеров переоценивают.

Она поворачивается и, замечая мои приподнятые брови, нервно смеется.

— Я имею в виду… я не говорю, что играть легко — и я знаю, это важно. Дело в том… — Она оглядывается, раздумывая, что сказать, потом замечает, что я жду, когда она закончит фразу и немного расслабляется. — Мой отец работал на съёмочных площадках, проектировал и строил красивые, удивительные вещи. И я проводила много времени на съёмках. Я прекрасно понимаю сколько талантливых людей участвуют в создании великого фильма: сценаристы, кинооператоры, редакторы, костюмеры, электрики, гримеры, реквизиторы, ассистенты режиссера — я могу перечислять вечно. Да, в кино много артистизма, но и тяжелой работы тоже хватает — но только актеры получают всю похвалу.

— С этим не поспоришь. Хотя актеров тоже критикуют.

— Конечно, я знаю. Но то, как люди говорят об актерах… — произнесла она, наклоняясь вперед и разводя руками, — можно подумать, что они выдумывают прямо во время съемки. Будто именно они «создают» своих персонажей и импровизируют.

— Согласен.

Вдруг она смотрит вниз, как будто ловит себя на том, что слишком разоткровенничалась, и ей становится немного стыдно.

— Извини. Ты не тот человек, которому я должна говорить такие вещи.

— Нет, думаю, ты абсолютно права.

Она потягивает вино и отводит взгляд, словно хочет сменить тему.

— Но, — продолжаю я, — я по-прежнему ничего не понимаю.

— Что?

— Ну, если ты так любишь кино и, очевидно, много о нем думаешь, почему ты работаешь в финансовом отделе? Это всё равно… не знаю… всё равно, что работать на фабрике вилок, потому что любишь еду.

Она ставит пустой бокал, и через несколько секунд появляется Рейчел, чтобы предложить снова наполнить его. Готов поспорить, что Джемма уже собралась сказать по умолчанию «Нет, спасибо», поэтому я быстро допил свой виски и попросил повторить для нас обоих.

— Я отлично считаю, — произнесла Джемма, пожимая плечами с легким разочарованием в голосе.

— Ты хороша во многом, — сказал я, замолкая, в надежде, что она сама заполнит пробелы.

Наши напитки подоспели, и Джемма вздыхает:

— На самом деле… бухгалтерия — не моя настоящая любовь. Я хотела стать писателем. Я работаю над одним сценарием уже несколько лет. — Она отворачивается, будто это самый постыдный ее секрет, который только можно рассказать.

— Вау! Серьезно? Это потрясающе. Я впечатлен.

— Серьезно? Ты возможно еще больше впечатлишься, когда узнаешь, что в ЛА каждый, включая их собак, работает над сценарием.

— Да, верно, но ты достаточно умна, чтобы понять, как написать что-то приличное, и достаточно сосредоточена, чтобы довести до конца. О чем он?

— О, нет. Я итак уже лишнего наговорила.

— Да ладно тебе. Расскажи! Я актер, может смогу чем-то помочь. Я прочитал такое количество сценариев, что можно заполнить библиотеку или вытереть каждую задницу в Америке, если их качество стоило того.

Её щеки порозовели, и она стала избегать смотреть мне в глаза.

— Я не могу объяснить, слишком сложно.

Я развожу руками и пожимаю плечами.

— Это не Европа — если ты не можешь объяснить несколькими фразами, ты ничего не добьёшься. Попробуй, по крайне мере.

Джемма делает глоток вина и качает головой. Я смотрю на нее, посылая телепатические сигналы, что я не сдамся, пока она не расскажет мне. После нескольких вздохов, она все же сдается.

— Это глупо… я просто делаю это для удовольствия, я не ожидаю, что из этого что-нибудь выйдет. Это… — Джемма начала сканировать мое лицо на наличие признаков заинтересованности, и как только она удовлетворилась, продолжила. — Это о молодом человеке, у которого умерла жена… оставляя его в жуткой пустоте… и о том, как он пытается исправить свою жизнь, чтобы двигаться дальше. Это немного необычно, я думаю.

Она посмотрела вниз, на свои ступни, будто готовясь к удару по голове. Она была в этот момент настолько открыта, настолько уязвима. Я протягиваю руку и, коснувшись её подбородка, приподнимаю её лицо, чтобы она посмотрела на меня.

— Звучит… потрясающе. С характером. Независимое кино любит подобное. Ты не думала о том, чтобы показать кому-то сценарий?

Она неловко улыбается, вновь опустив глаза.

— Это глупая идея. Вряд ли я кому-нибудь его покажу. Я знаю, у него нет будущего. Нет сюжета, нет счастливого конца. Немного философии и много сломленных людей, ищущих чего-то… большего. Но в итоге, так и не нашедших.

— Ты не веришь в счастливый конец, верно? — смеюсь я.

— Нет, конечно, нет.

Как раз в этот момент произошел небольшой толчок, сопровождаемый звуком скользящих колес, что означало, что мы приземлились в Вегасе. И этот толчок разрывает хрупкую, интимную нить между нами. Мы поворачиваемся, чтобы посмотреть в окно и увидеть сверкающий горизонт города грехов.

Ожидающий лимузин увозит нас в отель, где нам приготовили номер люкс. Там нас ожидали шампанское со льдом (они меня хорошо знают) и гардероб для Джеммы. Размеры оказались не совсем идеальны, но Джемма хорошо выглядит в любой одежде. Она выходит из спальни в свободной блузе и юбке-карандаш, жестом показывая, что ожидает моего мнения.

— Что скажешь?

— У меня, наверное, будут неприятности, если я скажу тебе, о чем думаю, — говорю я, немного наклонившись вперед.

Она стонет и улыбается, расслабившись и направившись ко мне.

— Итак… — говорит она, разводя руками и поджав губы, — чем займёмся?

Я поднимаюсь с дивана и киваю в сторону двери.

— В отеле есть частное казино. Думаю, немного выпьем, немного потратим денег и просто повеселимся. И можем лечь пораньше, если ты настаиваешь.

Она пожимает плечами и улыбается.

— Хорошо. Звучит заманчиво.

Когда мы выходим в вестибюль, нас тут же окружают около полдюжины человек с ручками и блокнотами.

— Это Дилан Марлоу!

— О, Господи! В реальной жизни вы такой огромный!

— Вас не затруднит дать автограф?

Я бросаю взгляд на Джемму, которая понимающе улыбается, и приступаю к работе, чиркая на бумажке что-то смутно похожее на моё имя и, натянув на себя рабочую улыбку, позволяю фотографироваться. Как только я сделал достаточно для того, чтобы они перестали чирикать и фотографировать меня, возвращаюсь к Джемме.