Анника Мартин - Враги вроде тебя (ЛП)

И этот член. Набухший и умоляющий, истекающий смазкой. Прерывистое дыхание. Надлом в голосе, когда он молит меня о разрядке.

«Пожалуйста».

Чертов ад.

Он входит в спальню. Опускает с балконной двери прозрачные шторы, которые мягко покачиваются на ветру — именно так я сюда проник и именно так уйду. Но он молчит, лишь поворачивается ко мне лицом. Опускается на колени. Ждет.

— Жаль, нет возможности растянуть удовольствие, — слышу я собственные слова.

Он шипит, разбухший покрасневший на кончике член подрагивает.

Нам обоим известно, что этого не произойдет. Слишком велик риск — для нас обоих.

— Не сегодня, — добавляю я.

Его глаза слегка расширяются. Вероятно, мои тоже.

Подразумевается, что настанет еще один вечер, когда я смогу растянуть удовольствие. Я серьезно уйду отсюда и оставлю его в живых?

«Тебе несвойственно оставлять дела незавершенными...».

И правда.

Эта мысль меня подстегивает.

— Ну, ладно. Теперь можешь кончить, — говорю я. — И сделай все как следует, дорогой. Я хочу шоу.

Замечаю движения его кадыка, когда он сглатывает. Потом опускает руку вниз и вновь себя обнимает.

— Другую руку за голову, — произношу я.

Он подчиняется и обхватывает шею пальцами левой руки.

— Бедра раздвинь шире.

Он выполняет. Располагается таким образом, что почти полностью сидит на полу, унижается. Вижу, насколько ему нравятся мои приказы. Слабый румянец окрашивает его скулы.

— Так скажи мне. Каким я тебе нравлюсь больше? — Пытаюсь развить беседу, а он начинает себя ласкать и входит во вкус. — Как Кит или Кейт?

— Мне нравятся оба варианта, — выдыхает он, рука движется.

— Трудновато забраться в окно отеля в платье, — выдаю я.

Он издает стон, болезненный звук, и рука ускоряется, сильно потягивает сочащийся член.

— Кончаю. — Он тяжело дышит.

— Пока что нет. Не сомневаюсь, ты сможешь еще немного продержаться.

Он испускает нечто похожее на всхлип, лицо выражает мучение. Кожа все еще поблескивает от воды и теперь, может, от пота. Живот покрывают шрамы, на груди небольшая растительность, капельки сверкают в приглушенном освещении, квадратная челюсть напряжена.

— Ты выглядишь великолепно, — произношу я, в голосе звенит искренний трепет. — Но расправь немного плечи и подними подбородок. Продемонстрируй себя по-настоящему. И бедра раздвинь еще шире. Хочу видеть все, что у тебя есть.

Изо всех сил он пытается повиноваться, и этим стоит полюбоваться. Он перемещает свое прекрасное тело по полу и открывается мне. Он делает подношение в виде себя, а рука без остановки работает над напрягшимся покрасневшим членом. Мне заметно, насколько он близок. Как ему больно, как он пытается достичь кульминации и одновременно эту кульминацию сдержать.

— Пожалуйста, — умоляет он. — Мне нужно кончить. Позволь мне кончить, Кит.

«Кит».

Боже. От его слов по телу пробегает дрожь, и я ловлю себя на том, что шепчу:

— Скажи мне свое имя.

Он не медлит.

— Уилл.

Это всего лишь имя. Ничего особенного, но такое ощущение, будто ничего важнее нет. Оно как подарок. Его имя, его уступка. Его доверие, его открытое в предложении тело. И не из-за пистолета в моей руке, а из-за желания. И из-за того, что я всего этого потребовал.

— Теперь можешь кончить, Уилл.

Всхлипнув, он извивается и начинает выстреливать. Первый пульс попадает ему в плечо. Он кончает ритмичными мощными струями, протяжно постанывает и матерится. Бессмысленный поток ругательств срывается с его губ.

— Ох, черт. Господи боже, как же…

Наблюдая за ним, накрываю ладонью болезненно разбухший член и проклинаю тот факт, что ничего не могу с этим поделать.

Закончив, он подается вперед и, удерживая равновесие, рукой упирается в пол. Он как выжатый лимон, покрыт собственной спермой, грудь из-за приложенных усилий тяжело вздымается. Он офигеть как прекрасен.

Уилл.

«Уилл».

Разглядывая его, пока он приходит в себя, мне приходит в голову, что в течение последних нескольких минут этот мужчина был полностью в моей власти. И это чувство самое лучшее в мире. Как он мне доверился. Мне — своему врагу.

Стоит задуматься о случившемся, на меня накатывает чистейшее благоговение.

Но когда Уилл наконец-то поднимает на меня взор, выражение его лица меняется. Нужда испарилась. Теперь он настороже. Полон раскаяния. Он бросает взгляд на «люгер» в моей руке, и я тут же жалею, что не могу вышвырнуть чертову штуковину куда подальше… вышвырнуть и броситься к нему. Поднять на ноги и завладеть его губами. Но уже и эта возможность потеряна. Беру пистолет поудобнее и невозмутимо смотрю на него в ответ.

— Ну, это было то еще шоу, Уилл. В общем и целом очень занимательное.

В этот раз, когда я произношу его имя, он вздрагивает и резко закрывает глаза.

— Теперь убьешь меня? — ровным тоном спрашивает он. Подавленное выражение на его лице невыносимо.

Тем не менее вынуждаю себя натянуто улыбнуться.

— Не сразу. Сначала несколько вопросов.

— Например?

— Например, кто ты?

— Незначительная персона. — Он пытается подняться.

— Оставайся на полу, дорогуша. — В моем вкрадчивом голосе звучит угроза. — Ты мне больше нравишься на коленях.

Он замирает, взгляд не отрывается от меня. Расслабленный член примостился на бедре. Уязвимый.

— Ты с управлением, — выдаю я.

— Нет.

— Тогда с кем?

— Ни с кем, — отвечает он.

Хохочу.

— Ты никто и ничего не знаешь.

— Я не говорил, что ничего не знаю, — спокойно отзывается он.

Симулируя скуку, вздыхаю.

— Тогда просвети меня. Что ты знаешь?

Он глядит на меня горящим взглядом.

— Я знаю, что Сергей Ползин должен умереть. — Уверенный голос дрожит.

Я с ним не спорю. Боже, да я сам фантазировал об убийстве Ползина, но здесь все иначе. Уилл пылает убежденностью мученика. Очевидно, здесь нечто личное. Без сомнений, Ползин ответственен за смерть какого-то знакомого Уилла.

Снова вздыхаю.

— Довольно неловко. Ты же понимаешь, что я не позволю тебе убить моего босса. Ты не оставляешь мне выбора.

За фасадом чрезмерной усталости скрываю поднимающуюся тошноту. Неужели ему ясно, что я смогу сделать что угодно, кроме как засадить в него пулю? Вот бы он согласился на сотрудничество, отступился.

Либо до него доходит, либо он отказывается подыгрывать, потому что смотрит мне прямо в глаза и произносит:

— Ползин умрет.

Дерьмо.