Евгений Шишкин - Южный крест

— Марина, это я… Отец — в реанимации. Мне позвонили ночью. Положение очень серьезное. Скверное положение! Я только что говорил по телефону с врачом. Я срочно улетаю в Москву. Мне нужно успеть на утренний рейс. Через пару дней я тебя встречу в Домодедово. Позвони… Я должен идти. Здесь моя визитка, вот деньги… Не смей отказываться! Это тебе на билет и на туфли — я же обещал. — Он сунул ей в карман халата какие-то бумажки, как-то неловко, сквозь напряжение в лице улыбнулся, пожал плечами. — Извини, мне надо успеть на этот рейс. — Роман притянул к себе Марину, обнял, поцеловал в безответные, растерянно расслабленные губы. Порывисто повернулся и все такой же встрепанный, как будто кипящий внутри, вышел в дверь номера, оглянулся. — Мне надо успеть. Мы встретимся с тобой в Москве.

— Да, встретимся, — машинально ответила Марина.

Дверь за ним затворилась. Марина осталась одна. В голове почти никаких связных мыслей — мельтешение обрывков фраз, слов: реанимация, Домодедово, туфли…

Когда через минуту Роман вернулся, она все еще стояла там же, напротив двери, бескрасочно разглядывала бумажки, которые он сунул ей в карман. Но, увидев Романа, она вспыхнула, преобразилась, в глазах блеснули слезы. Он кинулся ей навстречу. Она бросилась ему на шею. Наступил момент, когда Марина почти поверила: он вернулся за ней! Зачем же еще-то? Конечно, за ней! Он вернулся, чтобы украсть ее. Увезти навсегда. Навеки соединить их судьбы! Это чувство в Марине было настолько лихим, сладким, обворожительным, что она успела за несколько секунд пережить будущий излом своей жизни: успела представить, как разведется с Сергеем, как заберет из Никольска Ленку, как простится с сестрой Валей… Пусть планета летит с орбиты! Пусть все перевернется вверх тормашками! Позови он сейчас ее с собой — она ответит неумолимое «Да!». Трижды «Да!».

Она осыпала Романа поцелуями, тыкалась губами в его губы, в щеки, в брови, в виски.

— Как-то очень быстро мы расстались. Извини… Мне будет очень не хватать тебя, — шептал он. — Я буду ждать. Мы увидимся через пару дней. Я встречу в аэропорту… Я люблю тебя.

Опять шаги в коридоре, еле слышимые на ворсистом покрытии, удаляющиеся. В горле что-то першит, слезы застят глаза, в груди — то ли стон, то ли крик счастья.

На пляже Марина разделась не на солярии, а внизу, у берега. В купальнике, босиком, она вышла на буну, на то место, с которого обычно прыгал в море йог. «Ну! Нельзя долго раздумывать. Прыгай! Прыгай же! Если будешь тонуть, вытащат. Тут не очень глубоко…» Марина негромко вскрикнула, хлебнула побольше воздуха и провалилась — «солдатиком» вошла в темно-синюю пучину. Плавать она умела: студенткой техникума даже выиграла первенство на своем курсе на соревнованиях в Никольском бассейне. Но здесь был не бассейн.

Позднее, уже на берегу, спустя несколько минут она перенесла ужас своей взбалмошной отваги. В воде у нее даже помутилось сознание. Море сцапало ее, ошпарило соленым холодом, затянуло на груди невидимый пояс озноба — ни вдохнуть, ни выдохнуть. Она инстинктивно забарахталась в воде, заболтала ногами, стала выбрасывать вперед руки, поволокла свое парализованное от холода туловище к берегу. Только у самого берега, уже задевая руками гальку, она перемогла судорогу, встала, выпрямилась, стиснула зубы и пошла — не побежала — к своему лежаку, к полотенцу.

— Зачем вы рискуете? Вода еще очень холодная!

— Вы смелая женщина. Не подумать с виду — хрупкая, миленькая.

— В такой проруби воспаление легких недолго заработать.

— Глотните коньяку из фляжки. Быстро согреетесь.

Она слышала эти слова от сочувствующих людей из санатория. Но этих людей почти не различала. Пронизываемая лихорадкой, куталась в полотенце, прикрывая трясущиеся губы, отвечала:

— Со мной все нормально. Сегодня вечером я уезжаю. Я должна была искупаться.

Вчера отсюда уехал Роман Каретников. По планам она должна была полететь вслед за ним, в Москву, завтра. Но все переменилось враз, неожиданно, без видимых причин и побуждений. Она едет домой сегодня. Непременно сегодня. И никаким не самолетом — обыкновенным поездом. И не через Москву — через Екатеринбург, через Урал — в родной Никольск.

Теплый приморский край с рододендронами и кипарисами остался далеко позади, за тысячи километров. В северной равнинной России кое-где в складках рельефа лежал снег. Солнце светило с высоких высот, но еще не разукрасило землю свежим зеленым цветом. И Никольск встретил зябким, скучным, замусоренным видом. По мутной, поднявшейся воде реки Улузы уходил последний тусклый лед.

Сойдя с поезда, держа в одной руке сумку, в другой — драгоценную горшечную орхидею, упечатанную в прозрачный целлофан, Марина обреченно вздохнула: из той жизни нужно было возвращаться в эту.

Вот и родная пятиэтажка: подъезд с разбитыми почтовыми ящиками и пошарпанными панелями, дверь квартиры, обтянутая коричневым дерматином.

— Мама-а! — выкрикнула Ленка и бросилась к ней на шею.

Обнимая дочку, целуя, оглаживая, Марина приметно вглядывалась в нее, искала следы повзросления, как будто впрямь разлучалась с домом на долгие месяцы. Попутно она замечала в дочериной внешности черты Сергея. И русые волосы, и серые глаза, и движение улыбающихся губ — отцовы… Неспроста ее мысли стелились от дочки к мужу: она ждала и побаивалась встречи с Сергеем, точно что-то в ее внешности, облике могло предательски сообщить мужу о ее измене. Не раз она подходила к зеркалу, осматривала себя с придирчивостью. Ничего не заподозрив, успокаивала с хитроватой усмешкой: «Все такая же. Все обойдется… Правда, Рома?» Потаенно-беззвучно, нежно произносила она это имя — имя чужеродное для этих стен, но способное укрепить дух.

Уезжая с юга, она позвонила Роману, чтобы сказать, что не прилетит в Москву. Он сразу все понял, словно ее волнение, ее дыхание, ее перебивки в приготовленных и, казалось, заранее отточенных фразах объяснили все лучше, чем сами эти фразы.

— Отец умер. Есть серьезные проблемы… Как только улажу дела, приеду к тебе в Никольск. Обязательно приеду… Не забывай меня. Я тебя люблю.

Он опять произнес этот одурманивающий трехсловный пароль — пароль к счастью. Марина растерялась, стала говорить что-то про деньги: зачем он столько оставил, не надо было… Потом перебила себя:

— Я буду очень-очень тебя ждать. Каждый день буду ждать. Каждый час.

Роман оставил ей тысячу долларов. Таких денег она не только никогда не имела, но и толстощекого американского президента на банкноте разглядела впервые. Деньги поначалу ее тяготили, но после разговора с Романом она примирилась с ними.

С покупкой туфель, которые он собирался ей подарить, она решила повременить. В подарок себе купила на Романовы деньги комнатную орхидею. Очень дорогую, красивую, рослую орхидею. Пусть цветок бережет вместе с ней южную сказку.