Кэтрин Райдер - Поцелуй меня в Нью-Йорке [litres]

Ну конечно! Я знаю, куда Шарлотта хотела пойти. И это не первый раз за этот вечер, когда я пришел к такому выводу. Но на этот раз ее планы меня не раздражают, наоборот, я взволнован и возбужден. Внезапно дурацкая идея туристки Шарлотты кажется абсолютно потрясающей.

Я прижимаю к себе переноску, пытаясь успокоиться, и говорю Мистейк:

– Ты же хорошая девочка, правда? С этого момента я хочу, чтобы ты вела себя как мягкая игрушка: тебе ни в коем случае нельзя шуметь… Ни в коем случае, если мы хотим попасть на Эмпайр-стейт-билдинг!

Пару минут спустя я на месте, и Мистейк заставляет меня гордиться собой, сидя в старой сумке Макса совершенно неподвижно. Билетерша в стеклянной кабинке – женщина средних лет – встает со стула и кладет телефон в карман. Я с ужасом понимаю, что она собирается уходить. Заметив меня и Мистейк, подбегающих к ней, женщина одаривает нас извиняющейся улыбкой.

– Просто скажите мне, – говорю я, задыхаясь от бега, – за последние несколько минут сюда приходила молодая англичанка? Вы видели, как она уходила?

– У нас здесь столько туристов, дорогой, – говорит женщина, выискивая что-то в своей сумке. Если верить ее беджу, зовут женщину Паула.

– Прошу вас, мэм. Сейчас два часа ночи и Рождество. Не может быть, чтобы тут было столько туристов, что вы не смогли бы ее вспомнить.

Не знаю, то ли мой срывающийся голос, то ли лай Мистейк, которая как бы говорит: « Послушайте, этот мальчик влюблен !», но что-то определенно заставляет Паулу вновь посмотреть на меня. Она, похоже, начинает воспринимать меня всерьез. А почему бы, собственно говоря, и нет? Не так уж много людей заявляются в Эмпайр-стейт-билинг в два утра в Рождество с щенком на руках, спрашивая об английской девушке, если у них нет на то серьезной причины!

Паула рассматривает меня и, должно быть, замечает отчаяние на моем лице, потому что она кивает и набирает что-то на клавиатуре перед собой.

– Недавно и впрямь заходила какая-то девушка, – сообщает она. – Несколько минут назад.

Паула протягивает мне билет, а я в ответ отдаю ей несколько купюр. Я переплачиваю за это посещение, но мне все равно.

Паула говорит, что у меня не больше десяти минут – ей, вообще-то, тоже хочется домой.

« Паула, я люблю вас! Конечно, не так сильно, как я люблю Шарлотту, но сейчас в моем списке вы идете прямо следом за ней ».

Я поднимаюсь на двух лифтах, прежде чем наконец добираюсь до смотровой площадки. Я выскакиваю из лифта в ту же секунду, как двери начинают раздвигаться. Здесь практически никого нет, только пожилая пара слева от меня. Они обнимают друг друга за талию. На них похожие шерстяные пальто и толстые перчатки. Шарфы скрывают большую часть их лиц. Они смотрят на запад – за реку Гудзон, на Нью-Джерси. Совершенно довольные, совершенно счастливые. Но черт с ними, я тут в поисках своего собственного счастья.

На улице стало еще холоднее. Снег пошел с новой силой, и Мистейк прячется в глубине сумки в поисках укрытия.

Где же Шарлотта?

И только сейчас я осознаю, что девушка могла успеть «узреть свои перспективы» и спуститься вниз на другом лифте, пока я поднимался сюда. Что, если мы разошлись и никогда уже не узнаем об этом?

Что, если она решит, что я даже не пытался ее найти?

Нет, этого не может быть! Паула же прикроет меня, правильно? Если она увидит Шарлотту, то задержит ее и убедится, что та не уйдет без меня.

Шарлотта просто обязана быть здесь. Я продолжаю носиться по смотровой площадке, полностью игнорируя прекрасный вид вокруг себя. Панорамный вид Нью-Йорка мог бы на самом деле оказаться картонными зданиями, но я все равно этого бы сейчас не заметил.

Я вижу перед собой только одно.

Вот она… Смотрит на Гудзон, смотрит на… Почему она смотрит на Нью-Джерси? Я, конечно, понимаю, что она не местная… Ну и ладно . Я подбегу к ней и разверну ее в правильном направлении. Чтобы она смотрела лишь на меня. И как только я поцелую ее, она тут же забудет о том, что Нью-Джерси вообще существует (чем, собственно, обычно и занимается большинство ньюйоркцев). Я касаюсь ее плеча и…

Не та девушка .

– Простите, – извиняюсь я перед женщиной, которой, как я теперь вижу, далеко за тридцать и которая говорит мне что-то по-русски. – Мне очень жаль. Я обознался.

А вот и ее русский муж, который, похоже, весьма недоволен тем, что я потревожил его жену.

– Мне очень жаль. Я не имел в виду ничего такого, правда-правда. Давайте я вас сфотографирую? Не хотите? Ну ладно, наслаждайтесь своим…

В этот момент я бросаю взгляд на северо-западную часть смотровой площадки и резко замолкаю… потому что там она. Шарлотта стоит, повернувшись к центру города, она смотрит на… Колумбийский университет. Мне удается отбиться от русской пары, но затем я останавливаюсь. Потому что, как бы я ни желал скорее сказать Шарлотте все, о чем я сейчас думаю, я еще хочу, чтобы она сама приняла решение. Ни один парень – даже я – не должен быть причиной, по которой девушка примет то или иное решение, касающееся ее будущего. Я верил в это, когда речь шла о том жутком хипстере, и я верю в это сейчас. Если Шарлотта вернется в Нью-Йорк, это должно быть ее решением, независимо от того, буду я здесь или нет. Шарлотта сейчас выполняет последний шаг – смотрит на свои перспективы и все обдумывает.

Я готов ждать столько, сколько ей нужно, чтобы она могла разобраться в себе. Но у Мистейк другие планы. Как только она втягивает носом воздух и признает в нем аромат своей мамочки, собака мгновенно начинает вырываться из моих рук. Ее лай сначала заглушается бушующим ветром, но в итоге все-таки достигает конечной цели.

Шарлотта начинает поворачиваться в нашу сторону, и я осознаю, как сильно нервничаю. Девушка кажется ошеломленной, глядя на меня с таким выражением лица, как будто ее попросили разделить три на семнадцать. Как будто она понятия не имеет, что я тут делаю.

Но я-то отлично знаю , что я тут делаю. Я подхожу к Шарлотте, засовывая собаку обратно в переноску, и беру ее за руку. Я притягиваю Шарлотту к себе и целую. Она мгновенно отвечает на поцелуй, захватывая мою куртку в кулаки и притягивая меня к себе еще ближе, пока между нашими губами не остается ни миллиметра.

Пока наша собака не заставляет нас разойтись, чтобы избежать ее восторженных облизываний. Мы отодвигаемся друг от друга, смеясь, и Шарлотта протягивает руку, чтобы погладить Мистейк:

– Как же вам повезло, маленькая, что я вас просто обожаю! – Затем девушка опускает взгляд в пол и прикусывает нижнюю губу, явно нервничая. – Я ждала тебя. Что случилось? Почему ты меня оставил?

– Я не собирался этого делать, – объясняю я, удивляясь, что вообще еще могу говорить. Мне кажется, что мое сердце отчаянно пытается вырваться из груди и предстать перед Шарлоттой. – Я потянулся за Мистейк, а двери уже закрылись.