К. Рейсс - Разрушение

— Чувак, — сказала я, — я тебе не морская свинка. Сначала я посмотрю, что оно делает.

— Обдалбывает тебя по полной программе. — Джек сунул кусочек между нижней губой и десной.

— Мужиииик, — сказала Онна. Ее глаза закатились вверх, пока она моргала и дрожала, открывая нашему взору лишь белки глаз. — Ааа, это хорошо.

Джеральд, еще один ботаник «Карлтона», выросший мускулистым и вызывавший желание трахнуться с ним, приложил палец к своей нижней десне и, удерживая его, произнес:

— Ты нашел ключ от королевства, Джек.

— Да, — простонала Онна.

— Когда ты вышел? — спросила я.

— Отбыл семь из десяти дней, — ответил Джек. — Или около того. Я подумываю вернуться. В том бункере настоящий рынок для этого дерьма.

— Правда?

— Да. Чилтон занимается этим, но с применением всегда проблемы. Он заплатил почти всем, кто важен, но сама правящая верхушка непреклонна. Он обещает наличку. Позволяет пациентам платить ему натурой. Девочки, мальчики — ему все равно.

— Больной он на голову.

Джек поднял бровь.

— Ты типа гомофоб?

— Ты изобретаешь новый препарат для продажи психбольным, которые платят сексом, и обижаешься на то, что я гомофоб? Серьезно? Уоррен — больной уебок. И точка.

Но спор закончен. Губы Джека слабеют, а глаза наполовину закатываются, открывая только белки. Он почесал подбородок. Онна ударяла себя по лицу и была близка к тому, чтобы разбить его до крови.

Все в Вестонвуде будут ходить с таким видом, словно сунули лицо в шредер.

Да. Система применения нуждалась в доработке.

Я вышла к бассейну и чуть не врезалась в Карен.

До сих пор не видела ее. Либо она была слишком худой, либо пряталась в одной из спален. Но я так сильно сжала ее, что смогла практически коснуться своих плеч.

— Как дела? — спросила я, слишком взволнованная ответом. — Отлично выглядишь!

Это не было правдой. Она выглядела как вилка. Я проецировала на нее свою радость.

— Остаюсь у них. — Она закатила глаза. Я знала, что она имела в виду своих родителей. — Они с папой не могут решить, куда меня деть. Папа думает о юге Франции, типа я начну есть, потому что это же «французская кухня». Мама говорит об Аспене, потому что хочет покататься на лыжах с ее маленькими пьяными подружайками. Они даже не спрашивают меня, куда я хочу поехать.

— А куда ты хочешь поехать?

— Я не знаю.

— Выясняй, и поедем вместе.

Она улыбнулась.

— Да. Это мне нравится.

Я поцеловала ее в щеку, и мы отправились внутрь дома.

Малышка и Эрроу сидели в логове кушеток с кучей других актеров и промышленных лохов. Я нашла местечко и вклинилась, присоединившись к разговору о том, какой длины должна была козлиная бородка у парня.

Я сделала глоток из хрустального бонга, который передавался по кругу (прим. перев.: приспособление для курения. Представляет собой стеклянную высокую емкость. Подходит для жидкостей, напоминает ровную вазу с расширением у основания). Он был наполнен неразбавленным самогоном из Теннесси, приобретенным у помощника официанта в ресторане папы Виктории. У того, предположительно, был дистиллятор на подъездной дорожке. Это дерьмо имело вкус томатного сока и медицинского спирта, поэтому мы вливали его в бонг, и курили смешанную с экстази анашу. Кайф напоминал нож изо льда. Ударил меня в позвоночник и растекся по моим внутренностям как холодная вода.

От дивана у бассейна я перенеслась в другой самолет.

Там была я.

Я и Всё.

И это Всё прижалось ко мне, обнимая.

Я была в безопасности во Всём. Привязана к нему. Когда я переместила свое тело, Всё последовало за ним, формируя мои движения, мой танец, смех, поглощая звуки, словно вакуум — прозрачная желейная масса, через которую ничего не может проникнуть. Ни Эрроу, целующий меня губами, ради которых готовы были умереть миллионы женщин. Ни Дерек, чьи руки прижимали мой живот к нему, пока мы танцевали.

Всё сказало, что это нормально — впустить их внутрь. Я не была возбуждена. Не физически. Меня просто окружали радость, благополучие и секс, который вот-вот должен был случиться. Эрроу, курящий тот же бонг, отнес меня на диван, обернув моими ногами свои бедра. Я только начала чувствовать свои стопы. Всё отпустило их первыми.

— Где бонг? — спросила я.

Дерек взболтал самогон цвета древесной смолы. Эрроу вытащил из кармана мешочек и бросил его Дереку. Музыка начала прорезать гель моего сознания. Я ненавидела эту песню.

— Что в нем? — спросил Дерек.

— Ваниль. Все, что у меня есть. — Он посмотрел на меня сверху вниз. Его член еще не показался, но уже был в пути. — Ты с нами, Фи-Фьо-Фо-Фай?

— Дай мне сделать еще одну затяжку.

— Эта хрень воняет как задница, — сказал Дерек, нагревая чашу.

Его голос пронзил меня, и свет от его зажигалки оказался слишком высоким и ярким.

— Посмотри, что есть у Малышки, — сказал Эрроу.

Малышка Чилтон обернулась на своем месте. Ее бирюзовые волосы были всклокочены, а солнцезащитные очки все еще красовались на ее голове, хотя было уже за полночь. На ней не было рубашки, а ее сиськи висели как силиконовые волейбольные мячи в полиэтиленовых пакетах. Она сделала столько операций, что ребята сказали, что могли кусать ее соски так сильно, как хотели. Она больше не чувствовала их.

— Я не участвую, — сказала она, поворачиваясь к нам лицом. — Святое дерьмо! Фиона! Когда ты здесь появилась?

Она наклонилась ко мне с объятьем и приземлилась на меня, прежде чем я смогла встать. Она полезла ко мне с поцелуями, поэтому я немного применила язык, отчего послышались смешки. Девушка слезла с меня, и мы сели.

Дейзи стояла рядом.

— Ты в порядке здесь, Дейзи? — спросила я, сдергивая свои трусики с лодыжки. Я думала, что должна была трахнуться с кем-то, но перехотела.

— Да! — ответила она с энтузиазмом. Хорошо. У нее был наполненный стакан с напитком, и она улыбалась. Это все, что мне нужно было увидеть.

— Дайте новенькой сделать тягу, — сказала я после того, как сделала свою.

Дерек протянул Дейзи бонг.

— Зола в чаше. Делай тягу или передавай дальше.

— Заткнись, Дерек. Сам тяни. — Нахер его. — У нее ни черта нет. Твои родители продюсируют оскароносные картины каждые два года.

— У меня иссякли идеи, Фи-Фи. — Он опустил руку мне на колени. — Есть сплетни из дурдома, которыми ты хочешь поделиться?

— Я не могу курить то, что у меня есть.

— Боже мой! — воскликнула Малышка. — Забыла спросить. Ты видела там моего брата?

Уоррена.

Ее брата.

Затяжка, которую я только что сделала, заставила поперхнуться. Вкус во рту напомнил вкус пятки. Я хотела пойти домой.

— Да, — ответила я.

— Как он?

— Кретин, как и всегда.

Она фыркнула и закурила сигарету. Хлопья пепла упали на ее левую сиську. Она увидела их и стряхнула.