К. Рейсс - Разрушение

— Я слышала, — сказала я ему в плечо.

— Ты не знаешь и половины, — ответил он мне на ухо, затем отпустил. — Рад тебя видеть. Действительно рад. — Он покачал головой.

— С тобой все в порядке?

Джон обнял меня и повел через очередь за едой, затем к маленькому столику, где в одиночестве сидела Карен. Я поцеловала ее в щеку и села. Перед ней стояла тарелка с кусочками дыни. Джонатан рухнул на стул напротив меня.

— Обязательно есть это здесь? — спросила она Джонатана, указывая вилкой на его тарелку с дымящейся протеиновой едой. — Она воняет.

В ответ он наколол кусочек мяса с картошкой и сунул в рот. Карен вздохнула и опустила глаза на тарелку. Она отрезала крошечный кусочек дыни ножом для стейка и сунула его в рот, не позволяя зубчикам коснуться губ.

— И как? — спросила я.

— Неплохо.

Я посмотрела на Джонатана, затем снова на нее.

— Ты ешь, — сказала я.

— Не придавай этому большого значения, иначе она остановится, — сказал Джонатан с полным ртом еды.

— Хорошо, — я поковыряла еду в своей тарелке. — Приятно видеть вас, ребята. Приятно выйти на свободу.

— Теперь, когда его нет, — тихо сказала Карен, — здесь стало лучше. Как будто я могу дышать и думать одновременно.

Я кивнула. Мы ели в тишине, воздух казался тяжелым от всего, что я хотела узнать. Я продолжала смотреть на моего брата и подругу.

— Вчера ночью я впервые заметила трещины в потолке, потому что спала, не свернувшись в клубок. — Карен проглотила тонкую, как бумага, полосочку дыни, словно глотала целый бифштекс. — Думала, разве не круто будет смотреться шарф из жоржета с узором подобных трещин по нему? Весьма интересный принт. А потом прошлой ночью я подумала о том, как висел Уоррен. Весь скрученный и изогнутый, словно боролся с собой. Так они сказали. Было так запутанно, и я подумала… о веревках. Принт веревок на шарфе, когда его повязываешь, неизогнутый, но когда его разровнять, он словно Уоррен. Искривлённый.

— Звучит как план, — похвалила я.

— Он три часа висел с веревкой на шее и не умер. Просто сломал позвоночник, — сказала она, словно продолжая разговор, глядя на меня сбоку. — Из-за того, как он был оплетен.

Я с трудом проглотила кусок.

— Что-то еще?

Карен и Джонатан посмотрели друг на друга. Джонатан ухмыльнулся.

— Вся система камер вышла из строя, — сказал брат. — Они думают, что Уоррен сделал это, потому что мы встречались на крыше.

— Нет.

Три буквы в одном слоге.

Скажи, что ты этого не делал. Скажи мне, что он ничего с тобой не сделал. Скажи мне, что ты не был вовлечен .

— Он отключился, — кивнула Карен на Джонатана.

— Да пошла ты, — ответил тот, потом повернулся ко мне. — Мы выпили всего ничего.

— Я сказала тебе не делать этого, — прорычала я в ответ.

— У меня были свои причины.

Прошло три дня, и в зеленых глазах моего брата прибавилось еще несколько лет зрелости. Несколько десятилетий опыта за семьдесят два часа.

— Что ты сделал? — Я практически выплюнула вопрос наполовину шепотом, наполовину рыком.

— Я просто глупый ребенок, — ровно ответил он. — Уоррен опоил меня, — легкая ухмылка коснулась его губ, но он не отвел взгляд.

— И «Нортил» сам по себе подействовал довольно хорошо, — добавила Карен. — Без этого, я не думаю, что он попытался бы покончить с собой. У Вестонвуда большие проблемы из-за того, что этот препарат оставили там, где пациент смог его достать.

Мой взгляд не покидал Джонатана.

— Он не пытался покончить с собой, — сказала я.

— «Нортил» стер ему память обо всем, что произошло той ночью, кроме необходимости умереть, — прошептал Джонатан, и «умереть» получилось у него с паузой и ударением, словно само слово было спусковым крючком.

Он обманул меня, а может, и остальных. Он никогда не был другом Уоррена. Никогда не верил ему, по крайней мере, во время моего второго пребывания в Вестонвуде. Он узнал, что Уоррен сделал со мной — возможно, от Марджи, может быть, из слухов — и держал это при себе, пока был не в силах сделать с этим что-либо. Лицо, которое я увидела за столиком кафетерия, принадлежало не шестнадцатилетнему парню. Брату можно было дать все сто шестнадцать.

— Ты меня пугаешь, — сказала я.

— Я отключился.

— И тем не менее, это алиби, придурок.

— Знаете, что было странно? — спросила Карен, все еще намереваясь разобраться с дыней. Она и правда съела уже добрую часть. — Они заделали дыры в заборе после того, как мы вышли. Новых не было. Парамедики потратили десять минут на поиски ключей, а затем просто прорезали дыру. Никто не может понять, как он туда выбрался. — Она поморщилась, словно ее замутило. — Ой. Мне надо лечь.

— Тебя же не стошнит, нет?

— Нет. Это пройдет. Я просто… — Карен не закончила, встала и пошла на кушетку, оставив меня наедине с братом.

Я подняла руку.

— Клятва открыта.

Он сделал тот же жест.

— Отвечу на вопросы только «да» или «нет».

— Ты не можешь диктовать правила ответов.

— Я отключился. Пошел выпить, потому что злился на тебя и не верил тебе. Он дал мне мою выпивку. Взял свою. Мы поржали. Остальное я не помню. Позже камеры отказали на час, а я все еще был там. В отключке. Спроси у копов. Клятва закрыта.

— Нет! Ты не договариваешь.

Он встал, забирая поднос.

— Я люблю тебя, сестра.

Прозвенело оповещение на сеансы во второй половине дня.

Я схватила его за руку, прежде чем Джонатан смог уйти.

— Джонатан. Кто с тобой связался?

— Ты, глупышка. — Он поцеловал меня в щеку и вышел.

Я должна была отправиться на групповой сеанс через пять минут, но все, что я могла сделать, это связать «Нортил» и непонятные составляющие с Джонатаном, который выводит Уоррена из его комнаты, пока камеры выходят из строя. Смешайте это все в бонге и сделайте тягу, и даже с сотней дыр в истории, в сумме это составит одно.

Меня любило несколько умных, проницательных, склонных к преступлению линчевателей.

Но меня любили.

Если бы я и дальше стала это отрицать, я бы назвала их всех лжецами. И если и дальше стала бы отрицать, что достойна этого, то уверила бы себя, что они — бред и глупости.

Но я больше не стану себе лгать. Не в этом.

ГЛАВА 60

Фиона

Слухи об Уоррене ходили от ужасных и ужасающих. Я могла отличить правду от лжи, потому что каждая деталь прослеживалась к тому, кто меня любил.

ЛОЖЬ: Уоррен практиковал аутоэротическое удушье.

ПРАВДА: Узлы были настолько тугими, что стерли кожу.

ЛОЖЬ: Уоррену дали «Нортил» от биполярного расстройства

ПРАВДА: Веревка, которой он был связан, не имела отношения к учреждению.

Итог: Уоррен находился в состоянии душераздирающей, тупой боли, когда сломал себе шею и проснулся с неработающим членом. Мне не нужно было знать больше.