Элли Кеннеди - Цель

Вывеска старая, с облупившейся краской и немного потрескавшаяся. На ней написано «Погребок Пэдди», и когда я открываю скрипучую деревянную дверь, то действительно нахожу за ней погребок. Бар больше, чем кажется снаружи, но все тут выглядит так, будто было построено, куплено и введено в эксплуатацию в семидесятых.

Кроме пьянчуги в самом конце стойки, тут никого нет. В пятницу вечером. В Бостоне. Никогда нигде не видел бара, который не был бы забит под завязку вечером в пятницу.

– Что я могу вам предложить? – спрашивает человек за стойкой. Это мужчина лет шестидесяти с копной седых волос, загорелой морщинистой кожей и мешками под утомленными глазами.

– Дайте мне… – начинаю я, но замолкаю, понимая, что не в настроении пить, – кофе.

Он подмигивает.

– Живешь на пределе, сынок?

Хохотнув, я сажусь на высокий виниловый табурет и кладу руки на стойку. О, черт, трогать ее было плохой идеей. Дерево такое старое, что, почти уверен, посадил занозу.

Я рассеянно выковыриваю ее из пальца, пока жду, когда бармен сделает кофе. Когда он ставит чашку передо мной, я с благодарностью принимаю ее и окидываю взглядом комнату.

– Плохой вечер? – спрашиваю я.

Он криво усмехается.

– Плохие десять лет.

– О. Печально слышать.

Тем не менее я понимаю, почему так вышло: все в этом баре старое. Музыкальный автомат – тот, который все еще требует четвертаков, – кто сейчас вообще пользуется монетами? Доски для игры в дартс все испещрены дырами, настолько большими, что мне кажется, если кинуть дротик, он просто не воткнется в доску. Столы и декоративные перегородки между ними поизносились. Пол выглядит так, будто может в любую минуту провалиться.

И нет ни одного телевизора. В каком сейчас баре нет телевизоров?

Тем не менее, несмотря на все очевидные недостатки, я вижу потенциал в этом месте. Отличное местоположение, высокие потолки с отличными деревянными балками и панелями на стенах. Небольшой ремонт, некоторая модернизация, и все может кардинально поменяться.

Я делаю глоток кофе, изучая бармена.

– Вы владелец?

– Именно так.

С минуту я неуверенно молчу, а затем опускаю чашку и спрашиваю:

– Не думали продать это место?

– Вообще-то, я…

Мой телефон звонит, не давая ему закончить.

– Прошу прощения, – спешно говорю я, потянувшись в карман. Когда вижу имя Сабрины, начинаю волноваться. – Я должен ответить. Это моя девушка.

Старик понимающе улыбается и отходит.

– Понял.

Я нажимаю на трубку и прикладываю телефон к уху.

– Привет, дорогая. Все в порядке?

– Нет! Все не в порядке!

Ее крик едва не разрывает барабанные перепонки. Боль в нем заставляет мой пульс мгновенно ускориться.

– Что случилось? С тобой все нормально? – Если только этот сукин сын Рэй ударил ее…

– Нет, – стонет она, задыхаясь от боли, – не нормально! У меня только что отошли воды!

Нет в мире хуже ощущения, чем видеть любимую женщину в муках и быть не в состоянии что-то сделать.

Последних восемь часов я был примерно так же полезен, как рыба, вытащенная из воды. Или рыба в воде, потому как, что, мать его, она вообще может предложить обществу?

Каждый раз, как я пытаюсь убедиь Сабрину дышать правильно, она смотрит на меня так, будто я убил ее любимого домашнего питомца. Когда советую ей погрызть льда, она предлагает мне засунуть его себе в задницу. Когда я один раз заглянул через плечо доктора Лауры на женские прелести своей девушки, она пообещала, что сломает мою хоккейную клюшку и проткнет меня ею насквозь.

И это мать моего ребенка.

– Расширилось на четыре сантиметра, – докладывает доктор Лаура во время своего последнего осмотра. – До конца еще далеко, но все продвигается хорошо.

– Почему так долго? – с тревогой спрашиваю я. – Ее воды отошли много часов назад. – Восемь часов и шесть минут, если быть точнее.

– Некоторые женщины рожают через пару часов после того, как отойдут воды. У других схватки могут не начинаться еще сорок восемь часов после этого. Каждые роды индивидуальны. – Она похлопывает меня по плечу. – Не беспокойтесь. Все будет в порядке. Сабрина даст сестре знать, если боль станет слишком сильной, и та позаботится об анестезии. Но не ждите слишком долго. Если ребенок продвинется достаточно далеко, особого смысла в анестезии не будет. Я скоро вернусь, проверить, как идут дела.

– Спасибо, док, – голос Сабрины сладок, как сахар, вероятно, потому, что доктор Лаура – тот, кто решает, нужна ли анестезия.

Как только врач уходит, улыбка моей женщины исчезает, и она смотрит на меня с оскалом.

– Ты сделал это со мной, – рычит она. – Ты!

Я борюсь со смехом.

– Для зачатия нужны двое, дорогая. По крайней мере, согласно науке.

– Не смей приплетать сюда науку! Тебе вообще все равно, что сейчас происходит с моим телом? Я… – Стон вырывается из ее горла. – Не-е-ет! О, Так, новая схватка.

Я тут же начинаю действовать, потирая поясницу, как показывала хиппи Стейси. Приказываю Сабрине дышать и считаю каждый вздох, при этом старательно слежу за подсоединенным к ней монитором, который замеряет время схваток.

Схватка проходит быстро, но следующая не начинается, что обескураживает меня. Я читал о процессе родов, и похоже, что Сабрина все еще на начальной стадии. Активные схватки еще не начались, и я молю Бога, чтобы роды не заняли несколько дней.

– Больно, – стонет она, когда все заканчивается. Ее лицо покрыто каплями пота, а губы настолько сухие, что побелели.

Я протираю ее губы льдом, а потом склоняюсь поцеловать в лоб.

– Знаю, дорогая. Но все скоро кончится.

Это ложь. Проходит еще четыре часа, прежде чем она раскрывается на пять сантиметров, а потом еще через три – на шесть. Что в совокупности дает пятнадцать часов, и я вижу, что Сабрина слабеет. Боль становится сильнее. Последние схватки заставили ее стиснуть мою руку так сильно, что я, кажется, почувствовал, как смещаются кости.

Когда они заканчиваются, она, мокрая от пота, падает на постель и заявляет:

– Хочу анестезию. Твою мать, я согласна даже на щипцы. Только вытащите из меня ребенка!

– Окей. – Я убираю со лба ее влажные волосы. – Мы скажем доктору Лауре, когда она вернется, чтобы…

– Сейчас! – кричит Сабрина. – Иди и скажи ей сейчас .

– Она придет в любую минуту, детка. А перерывы между схватками – по три минуты. У нас еще есть время до следующей…

Прежде чем я успеваю закончить, маленькая рука убийственно сильной хваткой впивается в мою рубашку. Сабрина шипит, как загнанная в угол дикая кошка, едва не испепеляя меня взглядом:

– Богом клянусь, Такер, если ты не пойдешь и не найдешь ее прямо сейчас , я откручу твою глупую голову с твоей дурацкой шеи и СКОРМЛЮ ЕЕ РЕБЕНКУ!