Федерико Моччиа - Три метра над небом. Трижды ты

– Никколо молодец, что тебе его подарил.

– Да. Не знаю, почему он мне его дал, он подошел ко мне на перемене и сказал: «Возьми, я принес его тебе». И ушел.

Себастьяно с любопытством смотрит на Даниэлу, а потом снова обращается к мальчику:

– Думаю, этим он по-своему хотел тебе сказать что-то другое…

Васко поворачивается и смотрит на него с любопытством:

– А что другое? Он мне ничего не сказал.

– Да, но дав тебе скифидола… (Себастьяно очень старается произнести это слово правильно)… этим самым он словно тебе сказал: «Мы друзья, и ты мне нравишься».

– А, вот оно что… – Теперь Васко успокаивается. Он понял. – Тогда, значит, всегда, когда он что-то дарит, он всегда имеет в виду и что-то другое?

Себастьяно улыбается:

– Часто. А иногда еще и оставляют открытки.

– Да, я знаю, мама всегда мне оставляет вместе с подарками чудесные открытки.

Так они подходят к машине и садятся в нее втроем – точь-в-точь так, как это делают в машине за ними, и в другой машине, и в третьей. Даниэле весело, она ведет машину к дому, слышит вопросы Себастьяно и ответы сына. А время от времени они смеются все вместе.

– А ты что-нибудь дарил маме, когда вы учились в школе?

– Мы с ней редко разговаривали.

– Почему? Вы ссорились?

Даниэла и Себастьяно переглядываются.

– Нет, просто она всегда была со своими подругами, а я – с мальчиками. Но однажды я угостил ее полдником в баре на первом этаже, около школы, потому что мне показалось, что она забыла деньги…

Даниэла с интересом к нему оборачивается.

– А вот этого я не помню!

– Но так было…

Васко растягивает ремень безопасности и просовывает голову между двух сидений:

– А когда ты предложил ей полдник, что ты ей сказал?

– Ничего, просто предложил ей его и все, ничего не сказал.

– Да нет, не что ты ей сказал на самом деле, а что ты ей сказал так, как ты мне это только что объяснял – как когда Никколо дал мне скифидола.

– Вот оно что. – Себастьяно смотрит на мальчика. – Я ей сказал, что она очень красивая, что она мне нравится и что я счастлив учиться с ней в одном классе.

Васко, судя по всему, удовлетворен этим ответом, так что он снова откидывается на сиденье, вынимает скифидола и начинает с ним играть.

Вскоре они подъезжают к дому. Даниэла глушит мотор.

– Поднимайся наверх, там няня. Скажи ей, чтобы она накормила тебя тем, что я приготовила. А я подвезу Себастьяно, вернусь к тебе, и мы сделаем уроки.

– Хорошо, мама. Пока, Себастьяно.

– Себастьяно – это слишком длинно. Зови меня Себа. Мои друзья зовут меня Себа. Ты не против?

Васко улыбается.

– Хорошо, Себа!

Он выходит из машины, немного наклоняется, чтобы закрыть дверцу, подходит к домофону, становится на цыпочки, звонит и, когда раздается ответный сигнал, говорит:

– Это я!

Няня ему открывает. Увидев, как он входит в дверь и прикрывает ее за собой, Даниэла включает двигатель, и машина отъезжает.

– Ну и как? Каким он тебе показался?

Себастьяно кивает головой.

– Он очаровательный. Умный. Забавный. Серьезно. И действительно красивый. Ты уверена, что он мой сын?!

Даниэла смеется.

– Ты что, дурак? Не говори этого даже в шутку. Да и за кого ты меня принимаешь?

Тем не менее она вспоминает кадры той записи, вспоминает и то, что она сказала Себастьяно в тот вечер, и все то, что произошло потом. Она не вполне уверена в том, что утверждает, но знает, что уверена в остальном.

– Конечно, это твой сын. Да и разве ты не видел, как он на тебя похож? У него твои курчавые волосы, даже некоторые выражения…

– Нет-нет, к счастью, он больше похож на тебя.

Они молчат. Даниэла ведет машину, Себастьяно смотрит на дорогу прямо перед собой. Внезапно, не поворачиваясь к ней, он начинает говорить: – Сегодня был самый лучший день в моей жизни. Мне было бы приятно, если бы он это узнал и был бы счастлив считать меня своим папой. – И он оборачивается к Даниэле, не зная, что она ответит.

– Мне нужно придумать, как ему об этом сказать. Мне бы хотелось, чтобы он тебя принял. Думаю, было бы лучше, чтобы сначала вы подружились.

Себастьяно ей улыбается.

– Ты права. Он будет моим лучшим другом.

В театре Делле-Витторие полно суетящихся людей. Им всем весело, они шутят и смеются, парни и девушки болтают, зондируют почву, мечтают, что между ними может что-нибудь произойти. Такой обстановка бывает, когда есть успех, когда телепередача удалась. Все становится легче и проще, и выпуски заканчиваются так, что никто этого даже не замечает. Но когда дело не идет, это оборачивается постоянным, отчаянным поиском новых решений; вносятся бесчисленные изменения, и складывается такое впечатление, будто все имеют право говорить; у каждого – своя теория; все роли перепутаны; все на нервах и теряют голову даже из-за всякой ерунды. Неуспех показывает человека в истинном свете. Но это, к счастью, не наш случай.

Роберто Манни болтает с красивой молодой брюнеткой. По его манере говорить, по не присущей ему любезности, по его постоянной, никогда не сходящей с лица улыбке заметно, что он плетет сеть, надеясь, что вскоре она превратится в диван или матрац. Девушка тоже улыбается, но она напряжена, словно до сих пор еще не решила, уступить или нет. И тут подходим мы, спасая ее от затруднительного положения.

– Добрый день!

Режиссер оборачивается и сразу же приходит в себя, покидая девушку даже без извинений.

– Какой приятный сюрприз! – Он направляется к нам с изумительным воодушевлением и пожимает мне руку. – Ну и загорел же ты! В каком же хорошеньком месте ты побывал?

– На островах…

– А, точно. Я узнал, что ты женился. Мои поздравления и, как говорится, наилучшие пожелания. Я все правильно сказал? Знаешь, я женат уже второй раз, но так до сих пор ничему не научился! – Потом, подмигнув, он подходит ко мне поближе, словно мы с ним уже сообщники. – Ну и как ты поступишь? Думаешь выстоять, догнать меня или даже превзойти?

И он смеется один, как дурак, кем, впрочем, и является.

Думаю, что в прежние времена я влепил бы ему порядочную затрещину – такую, полновесную, которую дают изо всех сил по шее. Получив ее, человек становится весь красный и только так понимает, какой же он козел. Но те времена уже ушли, так что я ему любезно улыбаюсь.

– Думаю выстоять.

– Молодец, ты мне нравишься. Ты храбрый.

Я только говорю: «Извини меня, пойду поздороваюсь с Риккардо» – и ухожу с Ренци, который, стоило нам немного отойти, не выдерживает:

– А я видел, как кое-кто его завалил…

Я ему улыбаюсь.

– Не может быть, я никогда и ни на кого не поднимал руку, это всего лишь слухи.

Мы идем к тому углу студии, где сидит Риккардо. Он пьет кока-колу, но, когда мы подходим ближе, я замечаю, что он не один. Там еще Джури. Риккардо сидит спиной и не видит, как мы подходим. Он смеется, положив свою руку на руку Джури, который нас замечает и, естественно, тихо предупреждает Риккардо, и тот сразу же убирает руку и поворачивается к нам.