Марк Леви - Каждый хочет любить [litres]

– Матиас, умоляю, возьми ты эту камеру и сними меня, скоро уже будет совсем темно.

Он сунул телефон в карман и повернулся к ней, улыбаясь изо всех сил.

– Все в порядке? – спросила она.

– Да, да, все отлично. Так на чем мы остановились?

– Ты наводишь кадр на тот берег, а как только я начинаю говорить, фокусируешь его на мне. Только обязательно покажи меня в полный рост, прежде чем дать крупным планом лицо.

Матиас нажал на кнопку, включающую запись. Мотор камеры уже работал. Одри начала говорить свой текст, голос ее изменился, а фразы приобрели тот неровный ритм, который, очевидно, предписывался на телевидении всем, кто появлялся на экране. Вдруг она остановилась.

– Ты уверен, что умеешь снимать?

– Конечно, умею! – заверил Матиас, отрывая глаз от видоискателя, – А почему ты спрашиваешь?

– Потому что ты наводишь фокус, крутя настройку солнцезащиты.

Матиас посмотрел на объектив и снова поставил камеру на плечо.

– Ладно, наведи на меня, и начнем с последней фразы.

На этот раз съемку прервал Матиас:

– Мне мешает твой шарф, из-за ветра он закрывает тебе лицо.

Он подошел к Одри, завязал ей шарф по-другому, поцеловал и вернулся на свое место. Одри подняла голову: вечерний свет приобрел оранжевый оттенок, небо на западе становилось ярко-алым.

– Брось, уже слишком поздно, – с отчаянием в голосе сказала она.

– Но мне еще очень хорошо видно в объектив!

Одри подошла к нему и сняла все оборудование, которое на нем висело.

– Возможно, но, сидя перед телевизором, ты увидишь только большое темное пятно.

Она потянула его к скамейке у берега и стала складывать свое хозяйство, потом выпрямилась и извинилась перед Матиасом.

– Ты был замечательным гидом, – признала она.

– И на том спасибо, – лаконично отозвался Матиас.

– Все в порядке?

– Да…

Она положила голову ему на плечо, и оба молча наблюдали, как по реке медленно ползет пароход.

– Знаешь, я тоже об этом думаю, – прошептал Матиас.

– О чем ты думаешь?

Они держались за руки, переплетя пальцы.

– И мне тоже страшно, – продолжил Матиас. – Но это не важно, что мы боимся. Сегодня ночью мы будем спать вместе, и это будет полный провал; по крайней мере, каждый из нас теперь знает, что другой тоже знает; то есть я теперь знаю, что ты знаешь…

Чтобы заставить его замолчать, Одри закрыла его губы своими.

– Кажется, я проголодалась, – сказала она, вставая.

Она взяла его под руку и повела к башне. На верхнем этаже сквозь огромные оконные проемы открывался потрясающий вид на город…

Одри нажала на кнопку, и кабина пошла наверх. Стеклянный лифт передвигался в прозрачной клетке. Она показала ему огромное колесо вдали; на таком расстоянии возникало ощущение, что они находятся даже выше, чем колесо. Обернувшись, Одри обнаружила, что лицо Матиаса белей полотна.

– Ты в порядке? – встревоженно спросила она.

– Нет! – еле слышно отозвался Матиас.

Не имея сил двинуться, он выпустил камеру и сполз по стене на пол. Прежде чем он потерял сознание, Одри изо всех сил обняла его, прижимая его голову к своему плечу, чтобы он не мог видеть пустоту. Она обвила его руками, пытаясь защитить.

Прозвенел колокольчик, и двери раскрылись на последнем этаже, прямо перед входом в ресторан, у стойки администратора. Элегантный мажордом с большим удивлением уставился на парочку, слившуюся в объятии столь страстном и нежном, что их радужные перспективы не вызывали сомнений. Метрдотель нахмурился, колокольчик прозвенел снова, и кабина пошла вниз. Через несколько мгновений такси мчалось в Брик-Лейн, унося с собой влюбленных, так и не разомкнувших объятий.

Простыня сползла к бедрам; Матиас перебирал пряди ее волос. Она положила голову ему на грудь.

– У тебя есть сигареты? – спросила Одри.

– Я не курю.

Она потянулась, поцеловала его в шею и открыла ящик ночного столика. Пошарила рукой, нащупала кончиками пальцев завалявшуюся пачку сигарет и зажигалку.

– Я была уверена, что он покуривает, этот врун.

– Какой врун?

– Приятель фотограф, которому наш канал снимает эту квартиру. Он уехал на шесть месяцев в Азию делать репортаж.

– А когда он не в Азии, ты его часто видишь, этого приятеля?

– Это просто приятель, Матиас! – заверила она, отбросив одеяло.

Одри встала. Ее высокий силуэт приблизился к окну. Она поднесла сигарету к губам, замерцал огонек зажигалки.

– На что ты смотришь? – спросила она, прислоняясь лбом к стеклу.

– На завитки дыма.

– Почему?

– Просто так, – ответил он.

Одри вернулась к постели, вытянулась рядом с Матиасом и кончиком большого пальца ласково обвела его губы.

– У тебя слеза в уголке глаза. – И она слизнула слезу языком.

– Ты такая красивая, – прошептал Матиас.

Антуан поежился и натянул одеяло повыше, оголив тем самым пятки. Он открыл глаза, стуча зубами от холода. В гостиной царила полутьма, Софи уже не было. Он пошел за пледом; поднявшись на лестничную площадку, приоткрыл дверь Матиаса и увидел, что кровать нетронута. Он зашел в комнату сына, забрался под перину и положил голову на подушку. Луи повернулся и, не открывая глаз, обнял отца; так прошла ночь.

Дневной свет заливал комнату. Матиас зажмурил глаза, потянулся и пошарил рукой по кровати. Заметив записку, лежащую на соседней подушке, он рывком сел и развернул листок.

«Я уехала за чистыми кассетами, ты спал ангельским сном. Постараюсь вернуться как можно быстрее. Целую, Одри.

P. S. От кровати до пола не более пятидесяти сантиметров, будь спокоен!»

Он положил записку на ночной столик и протяжно зевнул. Подобрав джинсы, брошенные в ногах, он обнаружил рубашку у входа, трусы на стуле рядом и принялся искать остальные предметы одежды. В ванной он подозрительно оглядел пучок зубных щеток, торчащих во все стороны из стаканчика, как в игре «микадо». Взял тюбик зубной пасты, стряхнул в раковину первую выдавленную порцию, а следующую намазал себе на указательный палец.

Он перерыл всю кухню, но обнаружил только две полупустых коробки чая в шкафу, старый пакет с сухарями в глубине полки, пачку соленого масла на решетке в холодильнике и собственные носки под столом.

Мечтая оказаться в каком-нибудь месте, где ему подадут сколько-нибудь приличный завтрак, он торопливо оделся.

Одри оставила связку ключей на виду, на круглом столике в прихожей.

Судя по их размерам, не все они предназначались для замочной скважины этой квартиры. Скорее всего, здесь были и ключи от парижской студии Одри, о которой она рассказывала этой ночью.

Он пропустил сквозь пальцы шнурок с помпоном, который был прицеплен к кольцу с ключами. Глядя на помпон, он принялся размышлять о том, как повезло этой вещице. Он представлял себе ее в руках Одри, всегда рядом с ней в сумочке, Одри вертела ее в пальцах, разговаривая по телефону или секретничая с подругой. Когда он осознал, что завидует помпону с брелка для ключей, то опомнился. И впрямь пора было пойти что-нибудь съесть.