Марк Леви - Каждый хочет любить [litres]

Вдоль тротуара выстроились домики из красного кирпича. Сунув руки в карманы и насвистывая, Матиас зашагал к перекрестку, расположенному в конце улицы. Еще несколько развилок, и Матиас поздравил себя с тем, что нашел свое счастье.

Как и всегда по воскресеньям, на рынке Спитафилд царило оживление; прилавки ломились от сушеных фруктов и специй, привезенных из всех индийских провинций. Чуть подальше торговцы тканями разложили отрезы, привезенные из Мадраса, Кашмира, разноцветные пашмины. Матиас уселся на террасе первого попавшегося кафе и с распростертыми объятиями встретил представшего перед ним официанта.

Официант, который сам был родом из Калькутты, сразу распознал акцент Матиаса и с жаром рассказал, как сильно он любит Францию. Когда он поступил в университет, первым языком он выбрал французский, а потом уже английский. Сейчас он слушает курс международной экономики в университете. Он бы предпочел учиться в Париже, но жизнь не всегда предоставляет свободу выбора. Матиас похвалил его богатый словарный запас – это просто удивительно. Воспользовавшись счастливой возможностью изъясняться без помех, он заказал полный завтрак и газету, если по чистой случайности она завалялась где-нибудь рядом с кассой.

Официант с поклоном поблагодарил за заказ, который делает ему честь, и исчез. Сдерживая разыгравшийся аппетит, Матиас потирал руки – он радовался тем неожиданным моментам, которые дарила ему жизнь, был счастлив сидеть на этой солнечной террасе, счастлив потому, что скоро увидит Одри, наконец, не отдавая себе в этом отчета, счастлив потому, что счастлив.

Следовало предупредить Антуана, что он вернется только к вечеру, и, продолжая размышлять над тем, какие именно оправдания придумать своему отсутствию, он порылся в карманах в поисках мобильника. Наверно, оставил его в куртке. Он мысленно представил совершенно отчетливо, как она валяется, скомканная, на диване в квартире Одри. Что ж, пошлет сообщение позже, официант уже возвращался, держа на плече огромный поднос. Он расставил на столе целую батарею тарелочек и вазочек и пристроил рядышком вчерашний экземпляр «Калькутта экспресс», а еще «Таймс оф Индиа» от позавчерашнего дня; газеты были напечатаны на бенгальском языке и на хинди.

– Что это? – недоуменно вопросил Матиас, указывая на стоящий перед ним дымящийся суп из чечевицы.

– Это дхал, – ответил молодой человек, – а еще кислая халва, это очень вкусно! А в том стакане соленый йогурт, называется ласси, – добавил он. – Настоящий полный завтрак… по-индийски. Получите большое удовольствие.

И официант ушел в зал, радуясь, что сумел угодить клиенту.

Обеих посетила одна и та же мысль, хотя они не сговаривались; день был чудесный, и на Бьют-стрит толпились туристы. Пока одна открывала террасу своего ресторана, другая выставляла на тротуар цветы.

– Ты тоже решила поработать в воскресенье?

– Мне больше нравится здесь, чем болтаться дома!

– Я сказала себе абсолютно то же самое.

Ивонна подошла к ней.

– А почему это у нас такое помятое лицо? – спросила она, проводя рукой по щеке Софи.

– Дурная ночь, наверно, полнолуние.

– Разве что теперь оно случается по два раза на неделе, твое полнолуние; поищи-ка другое объяснение.

– Ну, тогда скажем, что я плохо спала.

– Ты сегодня с мальчиками не встречаешься?

– У них семейный день.

Софи приподняла большую вазу, Ивонна помогла внести ее в магазин. Когда сосуд был установлен, где нужно, она взяла Софи за руку и вывела ее на улицу.

– Оставь на минуту свои цветы, они не завянут, пойдем ко мне на террасу, выпьем кофейку, у меня такое ощущение, что нам пора поболтать по душам.

– Сейчас подрежу этот розовый куст и приду, – кивнула Софи, и на ее лицо вернулась улыбка.

Секатор отрезал стебель. Джон Гловер внимательно посмотрел на цветок. Венчик был размером почти с пион, а составляющие его лепестки изящно измяты, что придавало розе вид дикорастущей, чего он и добивался. Следовало признать, что результат прививки черенка, которую он в прошлом году осуществил в своей оранжерее, превзошел все ожидания. Когда он представит эту розу в будущем сезоне на большой выставке цветов в Челси, возможно, ему присудят первый приз. В глазах Джона Гловера этот цветок был не просто розой, но одним из самых больших парадоксов, с которыми он сталкивался. Отпрыск одной из старейших английских семей, он ставил скромность превыше всех добродетелей. Получив в наследство от отца, погибшего смертью храбрых во время войны, большое состояние, он передоверил управление своим имуществом. И ни один из клиентов его маленького книжного магазинчика, где он трудился столько лет, ни кто-либо из соседей не могли бы вообразить, что этот одинокий мужчина, живущий в самой маленькой части принадлежащего ему дома, по-настоящему богат.

На фасаде скольких больничных зданий было бы выгравировано его имя, сколько благотворительных фондов воздавало бы ему почести, если бы единственным условием его щедрости не была полная анонимность. И однако в возрасте семидесяти лет, глядя на простой цветок, он не мог побороть искушения назвать его своим именем.

Роза с палевыми лепестками будет носить имя Гловер. Он мысленно оправдывался сам перед собой: ведь у него нет потомства, а значит, нет и другого способа оставить после себя свое имя.

Джон поставил цветок в узкую вазу и отнес его в оранжерею. Он посмотрел на белый фасад деревенского дома, счастливый тем, что именно здесь после стольких лет труда может позволить себе заслуженный отдых. Большой сад принимал весну во всем ее великолепии. Но посреди такой красоты ему не хватало единственной женщины, которую он любил столь же целомудренно, как и жил. Однажды Ивонна присоединится к нему в Кенте.

Антуана разбудили дети. Перегнувшись через перила лестницы, он оглядел гостиную внизу. Луи и Эмили приготовили себе завтрак и теперь поглощали его с большим аппетитом, пристроившись на полу у дивана. Программа мультфильмов только что началась, и Антуану были гарантированы еще несколько минут спокойствия. Стараясь, чтобы его не заметили, он сделал шаг назад, уже предвкушая небольшой довесок сна, так неожиданно ему перепавший. Перед тем как рухнуть обратно в кровать, он зашел в комнату Матиаса и посмотрел на нетронутую постель. Смех Эмили из гостиной долетал до второго этажа. Антуан смял простыни, взял пижаму с вешалки в ванной и бросил ее на стул так, чтобы ее сразу было видно. Потом тихонько прикрыл дверь и вернулся на свою половину.

Забыв куртку, он оказался не только без мобильника, но и без бумажника. Матиас лихорадочно принялся рыться в карманах, ища чем расплатиться по счету. Наконец кончиками пальцев он нащупал банкноту, с облегчением протянул двадцать фунтов стерлингов официанту и подождал сдачу.