Ви Киланд - Вот это сноб! [litres]

– Почему ты ничего не сказала мне об этом?

– Ты был с Хлоей. Я не хотела тебя беспокоить. Да и говорить было особо не о чем. Мы просто пообщались. Все было не так плохо, как, по моему разумению, могло бы быть после моего бегства из его дома.

– Что он тебе сказал?

– Знаешь что? Я не хочу тратить этот вечер на перемалывание всего этого. Мой отец и я… Мы поладили. Это был приятный визит.

– Уверена, что не хочешь поговорить об этом?

– Совершенно уверена.

– Ладно. – Я притянул Сорайю к себе и прижался лбом к ее лбу. – Знаешь, о чем я думаю? Возможно, нам стоило бы поехать в Италию в отпуск. Мне хочется поцеловать ту землю, которая принесла тебя мне. Я никогда там не был. Мы могли бы побывать на Амальфитанском побережье. Что скажешь?

– Уверена, что в Италии красиво.

– Ты не ответила на мой вопрос. – Я отодвинулся от нее, чтобы внимательнее всмотреться в ее лицо. – Я думал, моя идея обрадует тебя сильнее. Мы не обязаны туда ехать. Мы можем поехать в другое место.

Сорайя положила ладони мне на щеки и сказала:

– Ты удивительный. Куда бы я с тобой ни поехала, мне бы очень повезло. – Но она не улыбнулась, говоря это.

« Что за хрень? »

– Ты в порядке? Ты выглядишь грустной. Ты уверена, что отец не огорчил тебя?

– Я в порядке.

– Я тебе не верю.

Она молчала, и это уже начинало меня серьезно беспокоить.

Тыльной стороной ладони я провел по ее щеке.

– Ты ведь знаешь, что можешь сказать мне все, правда? Я понимаю, что вся эта ситуация с Женевьевой и Хлоей была для тебя нелегкой. Мне нужно, чтобы ты говорила со мной о том, что тебя беспокоит, не держи это в себе. Нет ничего, с чем мы не могли бы справиться, если ты не станешь ничего от меня скрывать.

– Не о чем говорить. Я просто не в настроении сегодня вечером. Можем мы просто пойти и лечь?

Я всмотрелся в ее лицо и только потом ответил:

– Конечно.

Несмотря на ее объяснение, казалось, зловещее облако преследовало нас, когда мы направились в ее спальню. Я сорвал с себя галстук. Пока я расстегивал рубашку, Сорайя просто сидела на кровати и смотрела на меня. Мне понравилась ее увлеченность процессом моего раздевания, но, честно говоря, это было настолько странно и нехарактерно для нее, чтобы она вот так просто сидела и смотрела на меня. Определенно она была сама не своя этим вечером.

Швырнув рубашку в кресло, я сказал:

– Раз ты не хочешь говорить, тогда мне придется найти другой способ помочь тебе почувствовать себя лучше.

Она встала, подошла ко мне и медленно обвела указательным пальцем свое имя, вытатуированное на моей груди над сердцем.

– Одно твое желание сделать это многое для меня значит. Не думаю, что я по-настоящему показывала тебе это.

– Ты так много для меня значишь. Ты вернула меня к жизни, Сорайя. Это наименьшее, что я мог бы сделать, чтобы выразить тебе, что я чувствую. Поверь, ты всегда со мной, даже если физически мы не можем быть вместе из-за работы или Хлои. Честно говоря, понимание того, что ты рядом и прикрываешь мне спину, помогает мне пройти через это.

Она продолжала смотреть на татуировку, когда спросила:

– Ты займешься со мной любовью?

– Разве ты сомневалась в том, что это обязательно произойдет прямо сейчас?

– Нет, но я хочу, чтобы сегодня все было медленно. Хочу наслаждаться этим.

– Я могу не торопиться.

Секс – это не ответ на все вопросы, но я был уверен, что собираюсь трахать ее до тех пор, пока она выйдет из этого своего состояния. Я собирался своим телом показать ей, как сильно я люблю ее, и нет ничего такого, что мы не смогли бы преодолеть, пока мы вместе и буквально, и фигурально.

Сорайя потянулась ко мне и начала страстно целовать меня, но эта страсть граничила с отчаянием. Когда мы рухнули на кровать, она крепко обняла меня за шею, притянула меня к себе и широко раздвинула ноги.

– Пожалуйста, – попросила она.

При виде ее обнаженного тела мне сразу же пришлось напомнить себе о ее просьбе не торопиться, потому что в это мгновение мне хотелось наброситься на ее «киску».

Когда я вошел в нее, она так упоительно ахнула мне в ухо. Двигаясь медленно и с напором, я понял, что существует разница между откровенным необузданным трахом и сумасшедшей, страстной физической любовью. Нужно по-настоящему любить женщину, чтобы достичь такой любви. А я точно любил Сорайю так, как никого и никогда не любил раньше. Пришла пора сказать ей об этом.

Опускаясь в нее, стараясь не раздавить ее моим тяжелым жаждущим телом, я прошептал ей на ухо:

– Я так люблю тебя, Сорайя. – Поднявшись и снова опустившись в нее, я повторил: – Я люблю тебя.

В ответ она только крепче вцепилась в меня, выгибаясь и направляя мое тело. Мне так хотелось услышать от нее эти же три слова. Но Сорайя молчала, пока я не почувствовал влагу на моих плечах.

« Она плачет ».

– Детка, что случилось?

У меня быстрее забилось сердце. Неужели я ошибался, полагая, что она хорошо со всем справляется? Неужели это была только видимость?

Мои движения замедлились, и она пробормотала:

– Не останавливайся, Грэм. Пожалуйста, не останавливайся.

Я вернулся к прежнему ритму, трахая ее грубее, чем собирался. Она вскрикнула от удовольствия, ее мышцы сокращались вокруг моего члена. Я кончил в нее, опустошив себя до капли.

Мы тяжело дышали, лежа друг на друге.

Сорайя непривычно долго смотрела мне в глаза и, казалось, подыскивала слова. Когда она наконец произнесла их, я едва не потерял самообладание.

– Пусть твое имя не выбито над моим сердцем, оно навсегда останется в моей душе. Больше двух десятков лет я прожила, думая, что меня никто не сможет полюбить. Ты доказал мне, что я ошибалась, спасибо тебе за это. Ты изменил мою жизнь.

Я так и не услышал те три слова, на которые надеялся, но во многих отношениях сказанное значило даже больше.

В эту ночь мы еще трижды любили друг друга, и каждый раз был интенсивнее предыдущего. Наконец Со-райя заснула в моих объятиях, а мне не давало заснуть дурное предчувствие.

В течение следующей недели мне стало ясно, что у меня были все основания беспокоиться. Каждый вечер Сорайя рассказывала мне новую историю о том, почему она не может со мной встретиться.

Ее сестре понадобилась помощь при переезде.

Мать захотела отправиться за покупками.

У нее планы с Тигом и Делией.

Мой страх усиливался с каждым днем, когда я вспоминал нашу последнюю встречу, безусловно чувственную и страстную, но с элементами странного поведения Сорайи.

Ее слова о том, что я изменил ее жизнь, тронули меня, но я никак не мог отделаться от мысли, что она так и не произнесла слова «любовь». С каждым следующим часом это умолчание, казалось, приобретало все большее значение.