Галина Чередий - Уха из петуха

"Блин, братан, чет у меня мурашки по хребтине побегли", — трясущимися пальцами прикурил сигарету дебил.

Неандерталец передернул плечами и угрожающе оскалился.

— Черт, — Сергей даже вздрогнул от внезапно раздавшегося уханья какой-то лесной птицы и от того, что Лиля с померкшей улыбкой сжала его руку.

— Да ну их, эти легенды и мифы. Что мы, и прям, не суеверные же какие, — неуверенно рассмеявшись, Сергей цапнул первый попавшийся под руку камень и запустил "оладушки", надеясь на то, что круги, пущенные камнем, создадут нужное направление первому веночку и остановят второй.

Создал. Только не круги.

На только бывшей практически недвижимой поверхности воды внезапно крутанулся клубок тумана, а на глади озера, в метре от "мужского" венка появилась точка, сперва размером с ладошку, потом шире, еще и еще… Как зачарованный смотрел Сергей на небольшой, но достаточно бойкий водоворот, непонятно откуда родившийся прямо на его глазах. И как ни тяжел был венок, но он уверенно приближался к ширящейся воронке, начавшей издавать странное похрипывающее бульканье.

Сергей огляделся вокруг в поисках длинной палки, которую можно было бы запустить в центр этого безобразия, но вместо палки глаза его наткнулись на слезу, медленно стекающую по резко побледневшему лицу его женщины.

— Пошли домой, Сереж. Пожалуйста, прямо сейчас пошли. Я хочу успеть… — прошептала ставшими вдруг сухими губами Лилия.

"Мой Пэрсик абыдел? — зарычал пещерный самец, отодвинув за спину и побледневшую Лилю, и нервно сглотнувшего дебила. — Зарэжу собаку на фыг"

Подстегнутый какой-то залихватской молодецкой злостью, Сергей, краем глаза все же зацепивший подходящий дрын сухостоя, одной рукой крепко обхватил орудие возмездия, поднатужился и выдернул довольно длинную и прямую палку под два метра. Невзирая на тихий и какой-то немного испуганный женский полувсхлип-полувскрик за спиной, он смело ступил — как был, прямо в одежде и обуви — в мрачную темень чертова озерца. В несколько шагов дойдя до осиротевшего, поникшего в неравной борьбе со вздорной водяной стихией веночка, он бережно, но твердо взял его одной рукой и нанизал на свое импровизированное копье.

— Идите вы все знаете куда, со своими суевериями и смирениями? — буркнул он под нос и смело устремился к унесенному не иначе как водяным второму венку.

— Сергей, не надо, вернись. Это опасно. Тут подземные ключи бьют ледяные, от них и возникают водовороты. Тебе ногу может свести судорогой, — взволнованно металась на берегу женщина, подпрыгивая на одной ноге в попытке расстегнуть босоножку на второй.

— Лилечка, все нормально, не переживай, мо… — Сергей охнул от ледяного капкана, острыми зубами вцепившегося в правую ногу, но движение вперед не прекратил, упрямо примеряясь к броску копья.

Вторая нога тоже вступила в обжигающую каким-то потусторонне-мертвенным холодом область колдовского водоема.

— Я тебе, зараза такая, не Марьюшка беспомощная и не сопляк изнеженный, — глухо прорычал закаленный в битвах с биржевыми скачкАми и индексами солдат финансового фронта. — Ты вот эти вот страшилки засунь себе в одно место, понял? — почти выплюнул Сергей и метнул древко в центр воровки-воронки, где метался утягиваемый на дно венок.

Дрын с гудящим присвистом вспорол тишину лесных сумерек. Как в замедленной съемке проследил Никольский за полетом ветки на несколько оставшихся метров. Он, если совсем уж честно, не особо-то и надеялся попасть туда, куда метил — все ж не метатель он копья ну ни разу. Но и оставить вот так, закончить самый счастливый вечер своей жизни за последние черт его знает сколько лет на столь тоскливой ноте он никак не мог — не позволяло бурлящее в грудной клетке непонятно откуда взявшееся желание не просто вздохнуть и губами осушить слезинку на поцелованной солнцем щеке (хотя потом, когда он выберется из этой лужи, он это тоже сделает, не извольте сомневаться), а вот так — с криком ярости "хрен вам, не выпущу из рук" защитить от этой мистической мути свое, наконец-то найденное сокровище.

"Фигасе, ты бахаешь, — круглыми от удивления глазами блымкнул дебил. — Уважаю, че уж там".

"Мой Пэрсик плакать нэ будэт", — довольно кивнул головой косматый победитель.

В нескольких метрах от берега, на воткнувшейся в центр замирающего завихрения деревяшке, как на карусели, крутились два венка — мужской и женский, а мерзкая воронка потихоньку замедляла свое вращение, становясь все медленнее и ленивей.

— Вот так вот, — отряхнул руки Сергей и развернулся к женщине, которая уже тоже вошла босыми ногами в черную муть.

Поспешное возвращение напоминало скорее бегство на грани паники. Всю дорогу Лиля сжимала его ладонь своими влажными, почему-то слишком прохладными пальцами и только и пришептывала при каждой заминке "Скорее, Сережа, скорее". Он и сам, сколько бы ни убеждал себя, что его радует эта торопливость, ведь чем быстрей дойдут, тем скорее в постель, все равно ощущал, будто его затылка то и дело касается холодное дыхание грядущих неприятностей. Поэтому переставлял ноги так споро, как только позволяли неровная дорога и темнота. В его дом они буквально ввалились, начав неистово целоваться еще на крыльце. Лиля сама обхватила его лицо, приникая к губам и почти бесцеремонно проталкивая язык в его рот, словно остро нуждалась в подтверждении его желания. И этих подтверждений для нее у Сергея было хоть отбавляй. Едва их рты столкнулись, Сергей словно обезумел. Стонал почти в голос, вылизывал остервенело пьяняще-приторную сладость Лилиных губ и языка, сжимал тяжелый шелк путанных прядей, не позволяя отстраниться и на миллиметр, хапал и тискал почти грубо еще скрытую тканью вожделенную плоть, дергал ставшее вмиг ненавистным платье, вжимался гудящим, как высоковольтный провод, членом ей в живот и теснил, теснил в сторону спальни. Нежность и трепет внезапно переплелись с тревогой, под конец их накрывшей, и обратились лютой обоюдной жаждой. В первый раз была ласка и неторопливая чувственная нега, изучение и медленное восхождение к наслаждению и только в конце — отчаянный прыжок. Сейчас же бушевал взаимный напор, какая-то неистовость, торжествующе выплясывающая самый примитивный танец на грани безумия. Это было почти как ослепляющая ярость, направленная лишь на то, чтобы снести все преграды, не позволяющие их телам соединиться сию же секунду.

Платье никак не хотело расстегиваться, вполне может быть, он к чертям угробил на нем молнию своими рывками, но не наплевать ли на это, когда его можно просто оставить болтаться на талии, избавившись от белья сверху и снизу. Полная, тяжелая грудь сама попросилась в его ладони, и он принял ее, сжал, дразня отвердевшие соски пальцами и впиваясь голодным ртом. Лилия выгнулась к нему, требовательно вдавливая пальцы ему в затылок, умоляя сквозь прерывистое дыхание о большем. О да, больше. Ему тоже нужно было намного больше, слаще, жарче. Сергей толкнул Лилию к стене, опускаясь на колени так быстро, что это было больше похоже на падение истово верующего перед объектом преклонения. И он на самом деле жаждал преклоняться, хотел возносить молитвы и восхваления каждому изгибу и укромному уголку этого великолепного щедрого тела, но не одними словами.