Даниэла Стил - Голубоглазый юноша [litres]

Лиззи взялась показать Блу игровую комнату внизу и позвала Марджи, чтобы втроем поиграть в видеоигры. Блу осваивался все лучше. Потом вернулся Алан. Он был очень рад приезду Джинни, хотя не преминул сказать, что она осунулась. С удлинившимся, заострившимся лицом она походила на Бекки еще меньше, чем раньше.

– Что у нас на ужин? – осведомился Алан, наливая себе бокал вина. – Я так голоден! – На нем был теннисный костюм. Алан по-прежнему был красавчиком.

– Салат и гребешки. – Бекки ловко отправила в микроволновку три раковины, купленные на рынке несколько часов назад. У Бекки все горело в руках, торжествовала организованность, пусть отчасти и в ущерб изяществу. Гребешки получились пальчики оближешь. Алан налил всем вина.

– Я рад, что ты, наконец, выбралась сюда, – заговорил он, обращаясь к Джинни. – Последние два года твоей сестре приходится несладко. Ты вовремя уехала. – У него получалось, что она сделала это специально, чтобы снять с себя ответственность, а не из-за гибели мужа и сына. Алан сказал это с совсем небольшой долей обиды, но Джинни хватило и ее. Она могла себе представить, как тяжело им было ухаживать за отцом, деградирующим на глазах. Детям тоже изрядно досталось.

После ужина Джинни помогла Бекки убраться на кухне. Потом они и Алан устроились в гостиной. Откуда-то доносилась музыка, и Джинни, поняв ее источник, улыбнулась.

– Отличный диск, милая! – одобрил Алан. – Новая находка?

Бекки недоуменно пожала плечами. Это было попурри из популярных мелодий.

– Понятия не имею, что это. Должно быть, Лиззи включила внизу стерео.

– Идемте, я вам покажу. – Джинни встала и поманила обоих за собой.

Они спустились следом за ней в игровую. Там Блу играл на пианино, к которому кто-нибудь присаживался лишь изредка, при большом стечении гостей. Он подбирал все, что Лиззи ни попросит, а в промежутках исполнял Моцарта, чтобы поддразнить ее и заставить смеяться. Потом Блу заиграл буги-вуги. Такая мастерская игра здесь еще никогда не звучала.

– Где он этому научился? – удивленно спросила Бекки. Тем временем Блу, исполнив Бетховена, снова заиграл очередную мелодию, предложенную Лиззи. Та в восхищении улыбалась до ушей.

– Он самоучка, – гордо ответила Джинни сестре. – Еще он играет на гитаре, сочиняет музыку, владеет нотной грамотой. Он как раз подал документы в нью-йоркскую школу музыки и искусств «Ла Гуардиа Артс». Надеюсь, его возьмут. Музыка – его страсть, он невероятно одаренный мальчик!

– Боже, да он гений! Чарли пять лет брал уроки, но так ничему толком и не научился. Правда, он мало занимался, – сказал Алан.

Глядя на играющего Блу, Джинни вспомнила отца Тедди и церковный подвал. Скорее об этом забыть! Блу наслаждался игрой и обществом Лиззи; казалось, они вместе выросли. Он произвел на нее сильное впечатление, но Алан и Бекки были попросту потрясены. У Блу был бесспорный музыкальный талант, и сам он был чудесный. Блу играл целый час, получая от этого огромное удовольствие. Потом они с Лиззи поднялись наверх, смотреть на большом плоском экране фильм, а взрослые остались внизу, на удобном диване.

Этот дом был воплощением комфорта. Ему недоставало изящества прежнего дома Джинни в Беверли-Хиллз, но для Пасадены это было самое то; жизнь здесь всегда строилась по-домашнему, не так, как у Джинни и Марка. Те гораздо больше заботились о производимом впечатлении. Все-таки они были телеведущими, пусть всего лишь в новостях. Марк резко шел на подъем и зарабатывал кучу денег. Джинни старалась не отставать от него.

– Бекки говорила мне, как ты ради него стараешься, – сказал Алан, имея в виду Блу. – Это, конечно, замечательно, Джинни, но не забывай, кто он, откуда взялся. Будь осторожнее. – Алан был каким-то надутым, его слова покоробили ее. Бекки согласно покивала.

– То есть мне надо бояться, как бы он чего не украл? – Сестра и ее муж молча кивнули, им ни капли не было стыдно.

– Я каждое утро, перед его уходом в школу, проверяю его карманы, – невинно поведала Джинни, потрясенная их словами и узколобостью.

– Не могу поверить, что ты поселила его у себя! Почему не в приюте? Там ему, наверное, было бы лучше. – Ее зять рассуждал о том, о чем не имел ни малейшего понятия; он не представлял себе условия в приюте, никогда не видел заведений для бездомных и его обитателей.

– Там каждый день бьют и обирают, а женщин насилуют, – спокойно объяснила Джинни. – На время моего отсутствия мне приходится переселять его в один из лучших детских приютов. – «Если он оттуда не сбегает», – оговорилась она мысленно. Ей было отвратительно их чувство превосходства, их догадки о мальчишке, которого они видели впервые в жизни, неспособность отдать должное его достоинству, уму, таланту. Они сразу вынесли ему приговор на основании своего куцего, пригородного опыта, своей полностью защищенной жизни. К счастью, их дети были не такими предвзятыми, Лиззи и Марджи наслаждались обществом Блу. Для Чарли он был маловат, потому тот и укатил к своей подружке.

Джинни поменяла тему и стала рассказывать про свою работу в правозащитной организации, но сестра и ее муж и этого не одобряли. С их точки зрения, для женщины, да и вообще для кого угодно это было слишком опасно. Но Джинни посвятила себя добру и любила свое дело. Бекки и Алан, не ценя ее храбрости и самоотверженности, позволявшей ей заниматься таким новым для их круга делом, напирали на то, что она больше не выйдет замуж, если не поторопится распрощаться с метаниями по миру и лагерям беженцев. Пора перестать винить себя за то, что выжила, – таким был лейтмотив их уговоров.

– Я не хочу замуж. Я по-прежнему люблю Марка. Наверное, это на всю жизнь, – тихо проговорила Джинни.

– Вряд ли он сейчас одобрил бы тебя, Джинни, – серьезно сказал Алан. Джинни сочла его слова нелепостью.

– Не исключено, – согласилась она. – Но он увидел бы в этом интерес. И потом, он не оставил мне выбора. Или мне надо было сидеть в пустом доме в Беверли-Хиллз, без него и Криса, и до конца жизни лить слезы? Это гораздо хуже.

– Мы надеемся, что ты скоро одумаешься. – Алан говорил за них обоих, и Бекки не возражала. Она пила уже четвертый за вечер бокал вина. Джинни была удивлена: раньше сестра столько не пила.

– Ты знаешь, куда тебя отправят в следующий раз? – спросил Алан.

– Пока не знаю. Может, в Индию, а может, в Африку. Меня устроит любой вариант.

Алан был потрясен, Бекки удрученно покачала головой.

– Ты представляешь, какой это риск? – спросил он Джинни, как маленькую.

– Представляю, – с улыбкой ответила она. – Поэтому меня и командируют в такие места: там проблемы, там без сотрудников гуманитарных организаций не обойтись.

Она превратилась в профессионала. Алан был, наверное, прав: Марка шокировали бы ее занятия. Но это гораздо лучше, чем утопиться в Ист-Ривер, а ведь еще совсем недавно самоубийство представлялось ей выходом! Но благодаря работе и появлению в ее жизни Блу Джинни стало гораздо лучше, чем в эти три года. Бекки с Аланом не имели представления о глубине ее трагедии и о том, чего стоило ее пережить. Только бы им не выпало ничего похожего! Джинни не хотелось, чтобы они оказались в ее шкуре и поняли, с каким настроением ей приходилось встречать каждое утро…