Франсин Риверс - Дитя примирения

— Риск минимальный, — продолжил Джеймс, заметив, как побледнела Дина, и желая успокоить ее. За пять лет работы он старался заниматься пациентами в первом триместре, оставляя тех, у кого более поздний срок, доктору Франклину. Но поскольку Дина — дочь его хорошей подруги, придется сделать исключение. Он сделает все сам и будет наблюдать за ней после операции — надо быть уверенным, что все прошло нормально.

В памяти всплыла статья о девушке-самоубийце. Почему сейчас это вспомнилось? Почему он никак не может выбросить это из головы?

И почему Ханна так на него смотрит?

Он постарался сосредоточить свое внимание на Дине — помощь была нужна ей.

— Я о тебе позабочусь. Я сделаю все так, как если бы ты была моей собственной дочерью. — Когда Джеймс говорил это, его сердце дрогнуло.

— А что потом? — тихо спросила Ханна.

— Она останется в реанимации час или два. Я буду все время рядом.

— Я имею в виду… потом.

— Только несколько моих пациентов вернулись с осложнениями; осложнения были незначительные, они легко лечились лекарствами. — На его лбу появилась мрачная складка. К несчастью, большинство из них возвратились опять беременными, чаще всего на поздних сроках. Выражение его лица смягчилось, когда он посмотрел на Дину. — Я не хочу, чтобы ты о чём-то беспокоилась, Дина. Это вовсе не так трудно, как, наверно, тебе рассказывали.

Он снова заметил странный взгляд Ханны, как будто она хотела что-то сказать. Она промолчала, но с лица не сходило выражение беспокойства.

Дина знала, что мать уже все решила. Ей хотелось задать множество вопросов, но теперь что-то ей мешало. Мать была напряжена — вот-вот заплачет. Продолжать разговор — значит, причинить ей еще большую боль. И все же Дина колебалась.

То, что она знала умом и сердцем, противоречило тому, что говорил этот человек.

Ханна решила перевести разговор на другую тему.

— Как получилось, что ты стал заниматься этим, Джеймс?

— Из-за Кэролайн, — ответил Джеймс.

— Кэролайн? — явно удивленная, спросила Ханна. Она встретила вопросительный взгляд Дины и объяснила: — Кэролайн — сестра Джеймса. Она была моей лучшей подругой на первом курсе колледжа. — Ханна улыбнулась. — Мы обе были новенькие, так что вместе постигали все тяготы жизни. Кэролайн была красавицей, она с ума сходила по рок-музыке, Джэнис Джоплин и Джимми Хендриксу, она наслаждалась наконец обретенной свободой. Дружба с ней была как дружба с фейерверком. Яркая и красивая — пока горела…

— Пока?…

Ханна кивнула.

— Она умерла в конце весны. Эта смерть всех поразила. Я… в общем, эта потеря была для меня катастрофой. — Слегка нахмурившись, она посмотрела на доктора Уайатта.

— Но я не понимаю! Ты же говорил, что она умерла от аппендицита?

— Она умерла от сепсиса — последствие нелегального аборта.

— Ох, Джеймс…

Дина почувствовала, что мать чуть не плачет.

— Аборт ей сделала какая-то женщина. Как Кэролайн ее нашла, — понятия не имею, да и мои родители не знают. Мама рассказывала, что Кэролайн как-то днем пошла за покупками, вернулась домой бледная и ослабевшая. Легла в постель. Она повторяла, что все будет в порядке, но ей становилось все хуже. Когда они, наконец, вызвали «скорую», было уже поздно…

От этих воспоминаний глаза Джеймса наполнились слезами.

— Именно это заставило меня работать в клинике.

Ханна сидела в молчании.

Джеймс взглянул на Дину.

— Теперь все изменилось. Это легально. Пациент получает лучшую медицинскую помощь. Это простая процедура, проводится врачом в стерильной обстановке, специальным оборудованием. Риск минимальный. Через несколько дней ты будешь уже совсем здорова.

Дина почувствовала в его голосе решительность. Но несмотря на то, что доктор Уайатт представил процедуру такой быстрой и простой, она не могла думать об этом без внутреннего содрогания. Ужас охватывал ее, когда она пыталась представить себе всю эту процедуру!

Внезапно она почувствовала в животе какое-то вспорхнувшее движение и замерла. Через некоторое время почувствовала снова. Всплеск жизни! Ее сердце бешено заколотилось.

— С тобой все в порядке, детка? — спросила мать, хватая ее за руку.

Дине хотелось кричать. «Нет! Я чувствую, как движется ребенок! О, Боже! Как я могу быть „в порядке“ при таких обстоятельствах?! Что же — во время аборта мне придется сконцентрироваться на изнасиловании, которое произвело это дитя? Даже если мне это удастся, как я буду жить потом?!»

— Дина?

Дина взглянула на мать; та смотрела на нее с надеждой. Ханна хотела одного — чтобы все как можно скорее закончилось. Ей хотелось избавиться от проблемы, хотелось избежать новых сражений с папой по поводу моральных принципов и возможных вариантов — хотя, по их мнению, других вариантов и не было!

Дина представила себя в узком загоне: несчастная корова, которую гонят на бойню. Вокруг столпились все те, которых она любит: они тычут в нее оголенными проводами, толкая ее в нужном направлении. К краю смерти. Не ее смерти — но все равно к смерти!

Она снова почувствовала движение ребенка; представила себе его маленькие ручки и ножки. Что он будет чувствовать, когда врач введет ей смертельный гормон?! Неужели ей придется вместе с ним пережить его агонию?

«Боже, как я смогу с этим жить? Боже, Иисус, где Ты сейчас, когда так мне нужен?»

— Прошу прощения, — сказала Дина, вся дрожа. — Мне нужно в туалет.

Сейчас сойдет любой предлог — только бы выйти из этой кабинки и сбежать!

— С тобой все в порядке, детка? Ты плохо выглядишь!

— Просто меня слегка подташнивает. Все будет отлично, мама. — Дина едва дождалась, пока мать встанет и поможет ей выйти из кабинки.

Ханна проводила взглядом дочь и снова уселась за стол. Она нахмурилась.

— Дина все еще сомневается, — сказала Ханна, почти извиняясь. — Я сама всегда учила ее, что это плохо, — а теперь мы с этим столкнулись. Все время убеждаю ее, что это не ее вина. Если и существует веская причина для аборта — то это именно тот случай!

Насколько легче станет всем, если Дина, наконец, с этим покончит! Тогда они смогут забыть всю эту историю.

— В таких вещах не следует торопиться, — сказал Джеймс.

Ханна подумала, что это ирония судьбы — услышать эти слова именно от него.

— Дина очень красивая девушка, Ханна.

— Да, правда ведь? И она очень хорошая. Дина всегда была для нас такой радостью и никогда не доставляла никакого беспокойства. — Ханна покачала головой, сжала губы, сдерживая слезы. Жизнь несправедлива…

— Прости, что я упомянул Джерри. Я был уверен, что ты выйдешь за него.

— Когда-то я тоже была уверена. — Она нервно засмеялась, опустила голову; пальцы обхватили кружку с кофе. Ханна была растеряна; ее снова мучила старая боль. Воспоминания тянули ее во тьму. Когда Джеймс говорил Дине, что ей не придется страдать от осложнений, Ханне хотелось ему поверить. Может быть, она была единственным пациентом, которому пришлось страдать от этих осложнений долгие годы? Ей хотелось спросить об этом Джеймса… но она не могла. Во всяком случае, не могла, пока Дина сидела рядом. Что бы подумала о ней ее дочь, если бы узнала, что ее мать когда-то пошла на аборт? Перестала бы ее уважать? Наверняка, перестала бы! Она бы просто не поняла свою мать. Как она сможет понять?