Тара Пэмми - Богиня чужой страсти [litres]

– Адир, пожалуйста, поторопись. Я так тебя хочу…

Он простонал, и его движения стали нетерпеливыми и резкими.

Его руки опустились с ее плеч на талию, а затем ниже. Он сурово прорычал, коснувшись ладонями ее обнаженных ягодиц.

– Нет трусиков? – прошептал он у ее влажного соска и лизнул его.

– Нет. Продавщица заверила меня, что они не потребуются.

Адир приподнял ее короткую юбку, и Амира решила, что он сейчас войдет в нее. Однако он взял ее за руку и приказал ей приласкать его. Амира сразу забыла о потребностях собственного тела. Упершись лбом в ложбинку у нее между грудей, он с трудом переводил дыхание.

В его глазах цвета янтаря была такая страсть, что Амира была готова сделать все, лишь бы удовлетворить его желание. Она хотела быть единственной женщиной в его жизни.

– Покажи мне как, – умоляла она. – Я хочу порадовать тебя. Скажи, что я должна делать, Адир. – Теперь ее тон стал приказным. Ей казалось, она не выживет, если не принесет Адиру желанного облегчения.

Почему он сдерживается? Разве он не понимает, что в его руках она мягкая как воск?

– Ты все делаешь правильно. – Он припал к ее губам в горячем и неторопливом поцелуе. А потом он посмотрел на нее так, что ей стало трудно дышать. В его взгляде читалась почтительность.

Он ловко усадил ее на себя верхом и медленно вошел в нее. Оба простонали. Поцеловав в губы, он нежно отвел волосы от ее лица. Он целовал ее так, будто она была его истинной драгоценностью. Словно он не мог расстаться с ней. Будто поцелуи говорили то, чего ему не удавалось выразить словами.

– Расслабься, дорогая. И слушай свое тело.

Она глубоко вдохнула и стала осторожно двигаться вверх-вниз. Улыбнувшись, она выгнула спину и прижалась грудью к груди Адира.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он.

– По-моему, я попала в рай. – Она поглаживала руками его плечи, грудь и спину, ноготками царапала его коричневые соски.

Вскоре Амира уже не понимала, находится ли она на земле или парит в небе. Она ритмично двигалась, и ее грудь подпрыгивала. Как только Адир обхватил ртом ее сосок, она почувствовала, что от наслаждения разлетается на миллионы осколков.

Выкрикивая его имя, она ощущала, как блаженство наполняет каждую клеточку ее тела. Через несколько мгновений он достиг оргазма, а потом мягко поцеловал ее в щеку. Он крепко прижал Амиру к себе, затем коснулся ладонью ее живота и спросил, хорошо ли она себя чувствует.

Ей было очень хорошо. Так хорошо она еще ни разу себя не чувствовала.

Впервые в жизни у нее возникло ощущение, что она оказалась там, где всегда хотела быть.

Прожив в браке две недели, Адир не переставал задаваться вопросом, почему так долго не женился. Хумера, Зара и Васим, которые стали лучшими друзьями Амиры, продолжали напоминать ему, что именно Амира сделала его брак таким приятным.

По-видимому, в лагере не было ни одного мужчины и женщины, которые не любили бы его жену.

Адир не видел ее недостатков, хотя и не искал их. За две недели их желание друг к другу только усилилось, и все, о чем он ее просил или хотел сделать с ней, его жена охотно принимала.

Единственной проблемой в идеальном браке Адира были их постоянные споры по поводу ее здоровья и одной темы, которую он запретил ей поднимать. Амира хотела говорить о королеве Намани и других ее детях.

Он не один раз видел ее мятежный взгляд, когда она что-то хотела сказать ему по поводу писем его матери или его прошлого. Поскольку все, что касалось его прошлого или времени его становления как личности, приводило к королеве Намани и ее письмам, Адир запретил Амире задавать ему вопросы о своем прошлом или даже упоминать о нем.

Она заявила:

– Мы не будем счастливы в будущем, если мы вместе не поговорим о твоем прошлом.

Он не согласился с этим. У них была прекрасная совместная жизнь, и разговор о его покойной матери и других ее детях только все испортит.

С другой стороны, когда дело касалось здоровья Амиры, Адир знал, что ведет себя иррационально. Ну, хотя бы отчасти.

Жена противоречила ему всякий раз, когда он требовал, чтобы она больше отдыхала в жаркие дни, много спала и питалась здоровой пищей. Она назвала его чудовищем и тюремщиком за то, что он, узнав о ее обмороке в жару во время ее поездки к Заре, запретил ей вообще покидать свой шатер.

Он даже заговорил о том, что отправит Амиру в свою городскую резиденцию. Но эта упрямая женщина отказалась покинуть его.

– Я планирую родить троих или четверых детей. А что будешь делать ты? Ты отошлешь меня прочь и полностью отстранишься от меня на следующее десятилетие? Ты будешь жить отдельно от меня? – В ее глазах сверкали невыплаканные слезы. Она стояла напротив Адира, крепко обнимая руками его торс.

Он замер, потому что никогда не удостаивался таких частых проявлений физической любви. Ему и в голову не приходило прикоснуться к Амире за пределами их кровати, если только он не целовал ее. Но сильнее всего его шокировало ее заявление о троих-четверых детях. Ну, мягко говоря, он опешил.

Он высвободился из ее рук, пытаясь обдумать ее слова.

– Трое-четверо детей?

– Да. Мне было очень плохо, потому что я росла единственным ребенком. Я хочу большую семью. – Заметив его равнодушие, она посерьезнела. – Разве ты не хочешь много детей?

– Я… не думал на столько лет вперед.

– Но ты хочешь быть отцом, да? Мы не планировали этого ребенка, но…

– Конечно, я хочу быть отцом. Но я предпочел бы, чтобы наша жизнь была запланированной. Я не желаю, чтобы ты ставила меня перед фактом, говоря о собственных планах.

Она свирепо уставилась на него. Она была единственным человеком, который осмеливался так безнаказанно вести себя с Адиром.

– И какова моя роль во всем этом? – спросила она. – Я буду лишь утробой, когда ты решишь, что ты готов снова меня оплодотворить? Я не утроба, Адир. Я твоя жена.

– И как моя жена, ты будешь мне подчиняться. Что касается четверых детей, я подумаю об этом.

А далее, конечно, она сказала то, о чем он не хотел слышать:

– Представь себе, какой была бы твоя жизнь, если бы ты вырос вместе с Зуфаром, Малаком и Галилой. Если бы ты…

Не ответив, Адир вышел из шатра.

Он не вернулся в супружеский шатер, предпочтя уехать с визитом в племя Даваб.

Он просто избегал Амиру. Избегал того разговора, который его упрямая жена поднимала снова и снова, несмотря на его запреты.

Амира напоминала ему настырную, зубастую собаку. Она как одержимая говорила о королеве и других ее детях. И чем больше она говорила об этом, тем сильнее Адира терзали сомнения.

– Ты проводишь со мной время, – твердила ему Амира. – Ты согласился быть со мной всю свою жизнь. И от этого ты не потерял уважения своих подданных, не так ли? Им нравится видеть тебя счастливым. Они хотят видеть тебя счастливым. Королева была не права, заставляя тебя думать, что ты должен все делать в одиночку. Жаль, что ты не позволяешь мне рассказывать тебе все, что я знаю о твоих сводных братьях и сестре. И о королеве.