Нермин Безмен - Курт Сеит и Шура

Татоглу был горд. Он был хорошим моряком и знал это, но услышать похвалу от Курта Сеита Эминова ему было очень приятно. Он скромно ответил:

– Не за что, господин, не за что.

Татоглу был родом из лазов – племени, живущего на южных берегах Черного моря. Лазы – прекрасные мореходы. Он хорошо знал эти места. Он гадал, что Сеит собирается делать дальше.

– Господин, я не хочу быть назойливым, но мне интересно, есть ли у вас какие-нибудь знакомства в Синопе?

– Много лет назад моя тетя уехала туда, выйдя замуж за турка, но мы давно уже не общались с ней. Я не знаю даже, где она сейчас. Прошло много лет.

– Не беспокойтесь, господин, Турция – это ваша родина, неважно, есть ли у вас там родственники или нет.

– Родина? – спросил Сеит. – Земля, где я не был рожден, не вырос, о которой ничего не знаю. Как она может быть моей родиной?

Капитан показал на груз и продолжил:

– Если бы вы знали, господин, как сильно ждут этот груз. Вы сделали нелегкую работу, но, когда вы увидите радость, с которой вас встретят, вы забудете о своей боли.

Татоглу вздохнул:

– Людям в Турции очень тяжело, господин. Мужчин в домах не осталось. Призывают в армию с восемнадцати лет. Как только человек попал в армию, его отправляют на фронт. Война превратилась в бойню. Ничего не осталось от великой и церемонной Османской империи, о которой нам рассказывали отцы. У нас большая беда. В Синопе вы сами увидите все своими глазами. Люди обрадуются нашему появлению. Как только корабль пристанет к причалу, будет такой праздник!

Капитан подумал, что, может быть, надоел Сеиту своей длинной речью:

– Господин, почему бы вам не поспать немного. Впереди долгий путь. Черное море кажется бесконечным.

Сеит пожал ему руку:

– Спасибо, Татоглу, ты и твоя команда сделали большое дело. Я никогда вас не забуду.

Капитан ответил с улыбкой:

– Не стоит благодарности, господин. Но мне горько, что мы не смогли спасти вашего друга.

– Он не просто мой друг, – сказал Сеит, глядя в сторону далекого берега, и добавил шепотом: – Он был моим братом, Татоглу, моим братом…

Голос Сеита прервался, горло перехватило.

– В глазах Аллаха он стал мучеником, господин, и заслужил Его милость, – сочувственно сказал капитан. – Да ниспошлет Аллах вам терпение, господин! Что тут еще скажешь?

Это было правдой, что еще тут можно было сказать?

– Ах, господин, с такой болью хочется одиночества, я знаю это слишком хорошо. Я буду в рубке. Если вам что-нибудь понадобится, просто кликните. Вам дать одеяло? Становится холодно.

Сеит, погруженный в свои мысли, не хотел больше говорить. Не о чем было говорить. Отныне он окружен чужими людьми. То, что он им расскажет, покажется им сказками. Никто здесь не разделит его ностальгию, никто не отзовется на его воспоминания. Его печаль и его веселье для слушателей будут выдумками. Он был, по сути, беглецом из империи, разрушенной войной и революцией, в другую империю, опустошаемую войной.

Волна ударила в борт и пробудила его. Мягкое одеяло окутало его плечи, укрыв от ветра. Он повернул голову, чтобы поблагодарить Татоглу, но нет, это не могло быть правдой! Наверное, бродя по воспоминаниям о прошлом, он сошел с ума. Он не мог проглотить комок, не мог даже вдохнуть. Он хотел потрогать эту галлюцинацию, ощутить ее. Лицо было скрыто в темноте, но Сеит узнал бы эти очертания, фигуру, плечи где угодно. Она с трудом стояла на раскачивающейся палубе. Протянув к ней руку, он прошептал ее имя:

– Шура, Шурочка, дорогая моя!..

Женщина, присевшая рядом, была не иллюзией. Сеит внезапно почувствовал, как все утраченное им вернулось, Россия здесь. Молча он притянул ее к себе, вдохнул ее запах. От ее теплой шеи шел нежный цветочный аромат. Он глубоко вдохнул, стараясь впитать его. Женщина положила голову ему на грудь, он зарылся лицом в ее волосы. Его Шура была здесь. Вместе с ним. Луна освещала их лица и их руки. Сеит чувствовал, что все потерянное им воплотилось в Шуре. В ее густых светлых волосах он видел пшеничные поля, в синеве ее глаз – водопады алуштинских лесов. Она была единственной, кто верил в него. Она была его прошлым, его детством, его молодостью, его любовью, его семьей, единственным человеком, который знал его. Она была его утраченной Россией. Он сжал ее сильнее. Целуя ее заплаканное лицо, он не мог сам сдержаться. Мужчины никогда не плачут, солдаты никогда не плачут, но Курт Сеит Эминов плакал от всего сердца.

Два дня спустя после удавшегося побега в утренней тишине судно Татоглу лавировало среди паровых и парусных кораблей, приближаясь к порту Синопа. Сеит и Шура, беглецы из России, стояли на носу, держась за руки, затаив дыхание, следя за красотой на горизонте, в ожидании новой жизни, которую они собирались начать, не зная, что она принесет им, но надеясь на лучшее. Отчаяние Сеита уже не было таким сильным. Конечно, ничто не могло заменить добрые старые дни, но он чувствовал свою удачу, чувствовал себя способным начать новую жизнь в новой стране. Все в нем бурлило. Он с нетерпением ждал новых испытаний.

Шура с удовольствием держалась за руку своего мужчины, питаясь его силой. Она надеялась и про себя молилась о лучшем, не представляя, чем оно может быть. Страна, ее люди, их язык, их обычаи были новы для нее. Она видела, как блестели глаза Сеита, рассматривающие берег. Их взгляды на мгновение встретились. Сеит погладил ее руку и улыбнулся. Его улыбка была полна жизни. Шура улыбнулась в ответ. Судно проскользнуло между кораблями и причалило к пирсу. Беглецы сошли на берег. Капитан был с ними. Внезапно они оказались окруженными кричащими детьми. Татоглу беззлобно шуганул ребятишек:

– А ну-ка оставьте наших гостей в покое.

Слово «гости» подействовало на ребят, словно хлыст. Они отпрянули и смотрели на вновь прибывших с почтительного расстояния. Один из мальцов повернулся и побежал к городу, выкрикивая:

– Татоглу приехал! Татоглу приехал!

Вскоре на берегу появились местные жители во главе с комендантом жандармерии и главой городского совета Синопа. Двое вышли вперед и приветствовали Сеита:

– Добро пожаловать, господин! Добро пожаловать в нашу страну.

Сеит поприветствовал их и пригласил на борт. После представления и приветствий он отвел их в грузовой трюм и показал оружие. Винтовки, которые они с Джелилем собирали и прятали несколько месяцев, из-за которых он чуть было не потерял жизнь, из-за которых погиб его брат, теперь передавались турецким властям. Он слышал, что с ослаблением империи и военными поражениями началась борьба за независимость во главе с генералом Мустафой Кемалем-пашой. Сеит указал, что передает оружие на эту цель. Комендант принял оружие от имени генерала Казима Карабекира-паши, главного военного командующего региона, одного из ближайших сподвижников Мустафы Кемаля. Винтовки, самое ценное, что Сеит мог отдать Турции, обеспечивали ему визу на въезд в его новую страну. Комендант приказал нескольким селянам и солдатам перенести груз на берег. Увидев оружие, толпа будто сошла с ума. Окрестности взорвались радостными криками и аплодисментами. Жители и солдаты танцевали, подпрыгивая. Они хватали винтовки и, прежде чем передать их, благоговейно целовали. Они обнимали Сеита и осыпали его поцелуями и молитвами. Дети заразились общим возбуждением. Маленький деревенский мальчик, не старше шести-семи лет, держа палку как ружье, кинулся на землю, изображая стрельбу: