Дженнифер Арментраут - Проклятая

Хайдена забрали из родительского дома не потому, что родители его боялись, но я могла понять, почему он врал. Правда была гораздо более болезненной и вызывала слишком много вопросов и воспоминаний.

Он был просто ребенком, Боже, ему было всего пять лет. Слишком маленький.

И он убил всю свою семью.

Старая газетная заметка, пожелтевшая от времени, лежала между страницами 2 и 3: там сухо, но в подробностях были описаны события.

Дом сгорел. Он начался в спальне наверху, распространился на нижний этаж и охватил весь дом. Был только один выживший — Хайден.

Я вытерла глаза тыльной стороной ладони и начала закрывать папку. Но, увидев конец страницы, остановилась. Те разы, что Хайден терял контроль, пронеслись у меня перед глазами. Когда Курт толкнул меня, когда я нашла машинку в шкафчике и когда урна взорвалась. А еще случаи, когда мы ссорились, и я чувствовала запах гари, хотя огня и близко не было. Была ли это одна из причин, по которым он меня сторонился? Возможно, дело было не только в моих подозрениях. Возможно, он боялся потерять контроль из-за меня, как и предупреждали меня Паркер и Курт.

Я сглотнула ком в горле и закрыла папку. Печаль наполнила каждую клетку моего тела. Я даже и представить себе не могла, через что ему пришлось пройти, через что он до сих пор проходит. Казалось, мое сердце вырвали из груди.

Вина за смерть Дастина, которую я несла в себе, не шла ни в какое сравнение с переживаниями Хайдена.

После этой информации мне стало все равно, что Кромвел думал обо мне и программе ассимиляции. Это давало мне стимул контролировать свой дар, как ничто иное. Я всегда думала, что это ужасно, что не могло быть ничего хуже того, что произошло со мной. Теперь я понимала, что была неправа.

Боже, это сработало, как холодный душ.

Я положила папку Хайдена обратно и начала было закрывать дверцу, но увидела дело с инициалами «Д.Г.». Я достала его и открыла. Там была фотография девушки примерно моего возраста, но оно было старым и потрескавшимся.

Кем бы она ни была, это была привлекательная девушка с длинными темными волосами и очками, которые съехали на кончик ее носа, но даже на фото в ее глазах был виден сильный испуг. Меня это еще больше заинтересовало, и я начала читать информацию, включая заметки, написанные почерком Кромвела, хотя большая часть информации о ее имени и прочем была замазана черным, как и данные из прошлого файла.

Однако почитать было что, и то, что я узнала, запутало меня еще больше.

Кромвел и правда много врал мне.

Эта девушка была частью программы ассимиляции, которая полностью провалилась.

Она не смогла контролировать свой дар и покончила с собой в Отделе.

Ей было всего шестнадцать, и она тоже могла убивать прикосновением.

Я закрыла ее дело, мои руки дрожали. Я не знала, что и думать. У кого-то еще был дар, как и у меня? Она убила себя потому, что не могла это контролировать? Я хотела положить папку на место, когда из нее выпали бумаги и упали мне на колени.

Как и с файлом Хайдена, я не сразу поверила своим глазам. А затем до меня потихоньку дошло. Меня накрыло волной головокружения и тошноты. Я уронила папку.

Газетные заметки об отце и его работе в больнице до аварии, статьи, которые я не могла заставить себя прочесть после его смерти. Там же было расписание, расписание моих уроков. Но это было не все — там были карты дорог, ведущих к моему дому, к папиной больнице и, ох, мой Бог.

Там было даже меню ресторана «Соль Моря» — того самого, на котором я настояла перед аварией. Также там были обведены даты: последняя из них была датой аварии. Осознание холодными волнами накрывало меня.

Слезы наполнили мои глаза. Несколько очень долгих минут я не могла даже двинуться или вздохнуть — мир уходил у меня из-под ног.

Нет, нет, нет.

Все это было написано от руки, и почерк был похож на почерк Хайдена. Он наблюдал за мной задолго до того, это он записал расписание, дороги, дату аварии. Это были не только Курт и Кромвел. Это были они все трое, а может, и вся семейка.

Казалось, время остановилось, а потом я пришла в себя и собрала бумаги. У меня вырывались рваные вдохи и выдохи. Мне необходимо было уйти отсюда, забрать маму, найти Оливию. Звон в ушах мешал мне думать, но все, что я знала…

— Что ты делаешь?

Я завизжала, вскочив на ноги и повернувшись к двери.

Хайден стоял в дверях кабинета. Тонкие струйки воды стекали с его волос и лица. Кончики волос завились в кудри на висках и у щек.

— Эмбер?

Мое сердце стучало так быстро, что его было видно даже через футболку.

— Что ты делаешь в кабинете моего отца? — он сделал шаг ближе, а потом еще один. — Почему ты ушла из школы?

Я смотрела на дверь позади него и попыталась незаметно закрыть шкафчик. Он не заскрипел.

— Я… я ничего не делаю.

— Можешь считать меня сумасшедшим, но я тебе не верю, — его глаза внимательно осмотрели комнату. А потом он нахмурился. — Ты смотрела файлы моего отца?

— Н-нет, — заикаясь, выдавила я.

Он смотрел прямо мне в глаза.

— Ты смотрела наши дела, так ведь?

Я не ответила, потому что на самом деле мне нечего было сказать. Поэтому я сделала шаг, оценивая дистанцию между дверью и Хайденом. Едва ли я смогу прошмыгнуть мимо него.

— Жаль, что ты это сделала, — на его лице была едва сдерживаемая ярость, но еще в нем было разочарование.

Мне нужно было время. Мне нужно было игнорировать то, как разбивалось мое сердце. То, как мне хотелось сесть и разреветься, потому что это бы не помогло.

— Почему у него вообще есть дела на всех нас? Это разве нормально? Так делают люди?

— А люди сбегают со школы, чтобы влезть не в свое дело? — холод его голоса шокировал меня. Ничто в нем не напоминало мне парня, который был со мной вчера вечером; того, кто обнимал и целовал меня и… любил меня так же, как я любила его.

Я сделала шаг назад.

— Эмбер, что у тебя за спиной? — я покачала головой. Хайден шагнул вперед, и я решилась. Не знаю, зачем я даже пыталась. Я рванула к двери, но Хайден поймал меня за талию и остановил.

— Отпусти меня!

Он схватил мои запястья и прижал меня к стене, наши тела полностью соприкоснулись. Бумаги, улики снова упали на пол.

— Нет, пока ты меня не выслушаешь.

— Я не хочу ничего слушать! — я старалась не дать волю слезам, но становилось все сложнее. Предательство и боль настолько глубоко ранили меня, что я не могла дышать. — Как ты мог?

— Послушай меня, — он прижался ко мне еще сильнее и склонил голову. — Я никогда не причиню тебе боль. Разве ты не понимаешь?

Я сжала губы и отвернулась. Он уже причинил мне боль. Он разорвал меня на части.

— Эм…

— Как ты мог? — прошептала я. — Как ты мог это сделать? — на его челюсти задергался мускул.