Оксана Головина - Ловушка для Красной Шапочки [18+]

– Мог бы сделать это сам, не покинь ты город таким безответственным образом, да ещё не поставив меня в известность! – нахмурил свои густые брови Сириль, – я не узнаю тебя, Натан.

– Это я тебя не узнаю, – Амеди сердито стянул галстук, глядя, как тяжело поднимался со своего кресла Густаво.

Он даже раскраснелся от усилия. Затем прошёл к небольшому бару в противоположном углу кабинета, и налил себе воды из узкого графина.

– Помолвка должна состояться завтра, – заявил Густаво тоном, не терпящим возражений.

Теперь он повернулся к своему гостю, останавливая на нём тяжёлый взгляд. Натан ощутил себя провинившимся мальчишкой, которого отчитывал отец. Он ожидал иного от начала их встречи. Все его благие намерения таяли с каждым заявлением Сириля.

– Помолвки не будет. Именно об этом я хотел с тобой говорить. Ты не должен был делать заявление, Густаво. Ты должен был позволить мне решить этот вопрос.

– О чём ты говоришь?! – гневно воскликнул хозяин кабинета, округлив свои глаза.

– Ты меня отлично расслышал. Прошу, решим всё спокойно. Позволь объясниться, – твёрдо потребовал Амеди.

Но от него отмахнулись, как обычно делали перед любым, кто смел не соответствовать ожиданиям этого человека.

– Я должен был это предугадать, – Густаво ткнул пальцем в сторону Натана, – я должен был понять расчёт этой женщины. Браво! Нужно отдать ей должное! Ты глупец, Натаниэль!

– Не вмешивай сюда Карин. Это просто незаслуженный подарок, не имеющий отношения к делу, – спокойным голосом продолжил Амеди.

Он видел, что Сириль был на взводе. Ему нужно было сделать своё предложение и покинуть офис. Густаво должен сам обдумать всё, когда успокоится. Сейчас он был глух к словам гостя.

– Я не женюсь на Лорене.

– Не желаю слушать этот бред!

– Дай мне закончить, – потребовал Натан, – оставь свой тон для подчинённых, Густаво. Кажется, ты забылся. Я знаю, что не оправдал твоих ожиданий. Но это твои собственные ожидания. Не мои. Я бы жалел, приняв неверное решение. И я рад, чёрт возьми, что не совершил этой ошибки. Надеюсь, ты поймёшь это, как и я.

– Не желаю… – мотнул головой Густаво и нервным шагом вернулся обратно в кресло, поскольку стоять для него стало вовсе тяжело.

Натан это видел, но заставил себя закончить разговор. Оттягивать было невозможно.

– Я предлагаю слияние двух компаний, и возглавлю её, но лишь с тем, чтобы вести дела твоей семьи, как многие годы это делал для меня ты сам Густаво. Меняй завещание. Мне не нужно наследство твоей семьи. Я буду лишь управлять, но не приму его. И своего слова не изменю.

– Ты будешь жалеть! – Сириль не выдержал и снова поднялся, на этот раз, подходя к окну.

Свежий воздух облегчал ему дыхание.

– Нет. Я верну тебе долг. Я поддержу Лорену, как однажды ты поддержал меня. И она будет знать, что эта поддержка у неё есть. Она будет получать определённую сумму, а по рождению ребёнка будет распоряжаться наследством твоего внука, пока он не станет совершеннолетним. Но, наследником будет ребёнок. Твой внук, Густаво.

– Где эта женщина? Я хочу говорить с ней, – сухо отозвался Сириль, не поворачиваясь к Амеди.

– В этом нет необходимости. И у «этой женщины» есть имя. И надеюсь, однажды будет моя фамилия.

– Ты намерен жениться на этой продавщице? – Густаво развернулся, глядя на Натана покрасневшими от напряжения глазами, – как ты собираешься представить её своим партнёрам? Как ты намерен объявить об этом?! Ты потерял рассудок, Натан!

– Я больше чем уверен, что Карин будет принята гораздо охотнее, нежели Лорена. А если кто-то решит, что вправе указывать мне на то, какой должна быть женщина рядом со мной, либо ещё хуже – усомнится в правильности моего выбора, то я усомнюсь в правильности выбора мною этого субъекта как партнёра.

– Я не смирюсь с этим, – холодно ответил Густаво, – никогда не позволю увлечению сбить тебя с толку. Можешь утешиться ею, пока не надоест. Я дам тебе время остыть и одуматься. Завтра Лорена вернётся домой, продолжит лечение в более комфортных условиях. Навести её, надеюсь, ты осознаёшь, что это важно. А теперь оставь меня, я должен всё обдумать.

– Я не намерен более возвращаться к этому разговору. Он будет окончен сейчас. Когда решишь насчёт компании, свяжешься со мной. С Лореной я переговорю, это само собой разумеется.

Разговор не принёс ему желаемого удовлетворения, Натан покинул кабинет и нервным шагом прошёлся по коридору. Он остановился перед лифтом, ощущая отвратное чувство тревоги и ноющую боль в плече. Затем мужчина поправил бандаж и вошёл в лифт, гостеприимно раскрывший перед ним двери.

Амеди не ожидал, что Густаво одобрит его выбор, или примет его ответ, но последние слова вывели из себя. Даст время? Натешится? Натан, повторяя за Кариной, закрыл глаза и покачал головой. Этот человек никогда не примет отказа. Амеди не был уверен и насчёт завещания. Густаво Сириль не прощал, не смягчался под давлением обстоятельств и искренне верил в справедливость сопутствующих потерь. Но Натан всё же надеялся, что тот сможет понять выгоду его предложения и остыть.

Он вышел на крыльцо, немедленно ощущая, как жаркое солнце согрело его, после прохлады кондиционеров офиса. Густаво сказал, что дочь вернётся в дом уже завтра. Значит, состояние Лорены стабильное. Это радовало. Но это означало и то, что Метью известно о месте нахождения сестры. Станет известно и о предложенной сделке. Он уже преступил черту невозврата, попытавшись убить их на дороге. Не было причин останавливаться на неудачной попытке. Со здоровьем отца, Метью должен понимать, что времени у него осталось совсем немного. Вскоре он официально останется без наследства.

– Густаво, ты же понимаешь, что сам подталкиваешь сына на эти действия? – Натан нахмурился и сошёл со ступеней.

Сирилю стоило определиться с завещанием давно, и указать одним из пунктов тот факт, что сын не получит компанию, даже в случае преждевременной кончины сестры. Одно дело понимать, что шансов нет и ненавидеть отца – совсем другое, считать, что от владения миллионным наследством тебя отделяет только жизнь одной женщины.

Что этим хотел доказать Густаво? Хотел больнее поддеть Метью, унизить его ещё больше? Не давать ему возможности спать и жить спокойно? Кто из них был большим чудовищем? Он сам, поддавшись на непонятное чувство долга перед главой семьи, и посчитавший себя выше этих людей? Дочь, которая жаждала этого состояния не менее яростно, чем сводный брат, и готова была соединить свою жизнь с мужчиной, к которому не испытывала никаких чувств, из расчёта? Сын, пожелавший смерти тем, кто посмел встать на его пути к получению того, что было его по праву рождения? А может отец, кидавший им, словно голодным щенкам одну кость на троих, наблюдая, что предпримет каждый из них?