Лорен Ловелл - Ярость

Я становлюсь под душ, смывая депрессию последних нескольких дней.

После того, как одеваюсь, иду на кухню и сажусь за стол для завтрака, наблюдая за моей сестрой, которая суетится около кухонных шкафчиков, танцуя под радио. Я улыбаюсь, потому что она кажется такой счастливой. Она вращается вокруг, а затем замечает меня. Глаза Лиззи широко раскрываются, и она быстро выключает музыку.

– О, мой Бог. Как ты? – её акцент более незаметен, чем мой, только намёк на американский средне-западный акцент.

Я киваю.

– Да, у меня всё хорошо.

– Хм… Может… Могу я что-то приготовить для тебя? – Лиззи всегда нравилось суетиться. Она старшая, можно назвать её даже мамочкой.

– Кофе будет здорово, – она двигается по кухне, но я соскальзываю из-за барной стойки, останавливая её.

– Я сама могу сделать, – говорю я ей. Сестринское обращение со мной как с инвалидом не помогает.

Она ничего не отвечает. Я смотрю на неё, а сестра стоит, открыв рот, её глаза сосредоточились на моём животе.

Я прослеживаю за её взглядом, опуская его на живот.

– Они тебе не сказали?

Поскольку я находилась здесь, я не вставала с постели перед сестрой, а в полицейском участке на мне была бобка, размер которой на меня был слишком большим. Теперь, хоть я и надела майку, которую Лиззи мне пожертвовала, вещь обтянула достаточно заметный животик.

Она качает головой.

– Нет, – задыхаясь, отвечает шепотом.

Когда я наливаю кофе, следует минута молчания.

– Это девочка, – тихо говорю сестре. У меня не было возможности поговорить о малышке, подумать о ней как о личности. Я всегда была в бегах, не в силах думать, что ждёт впереди.

– Ты знаешь, кто отец? – спрашивает она осторожно, как будто меня это может расстроить.

– Да, конечно, знаю, – она смотрит на меня, ожидая. – Это Джуд.

– О, Боже, – Лиззи прижимает ладонь к своим губам и издаёт нервный вздох.

– И я скажу тебе то же, что сказала им, – я не знаю, как ей это объяснить. – Мы были двумя людьми, брошенными в ситуацию против нашей воли, и... Это не было запланировано, – это правда. Я никогда и подумать не могла, что полюблю Джуда, но иногда у жизни бывают свои планы на вас.

Лиззи возится со своими часами, обычно она так делает, когда нервничает.

– Рия…

– Я сказала тебе не называть меня так, – говорю я слишком резко. Дерьмо. Я запускаю руку в волосы.

– Виктория, – сестра колеблется. – Я понимаю, в какую ситуацию ты попала, но он держал тебя в заложниках. Он никогда не должен был этого делать, – она так говорит, словно я не понимаю этого. Но я всё прекрасно знаю сама.

– Тебе не понять.

Ее глаза в этот раз опускаются на мое горло, уродливый шрам, который всегда видно, но он не самый ужасный от того, что я сделала сама.

– Я думаю, – она глубоко вздыхает. – Я думаю, возможно, тебе стоит поговорить с кем-то, – она слегка улыбается мне.

Я встаю и отворачиваюсь от неё, выходя из комнаты.

– Я не сумасшедшая, и ни с кем не собираюсь разговаривать, – бросаю я.

Сестре никогда не понять этого.

Я уютно сижу у окна на кресле Лиззи с книгой на коленях, но не могу сосредоточиться на том, что написано на её страницах. Прошёл месяц. Очень долгий месяц без Джуда, или Марни, или кого-то другого. Я ничего о них не слышала.

Я пыталась позвонить в тюрьму, где его держали, но они не позволяют мне с ним поговорить или увидеться. Лиззи пыталась заставить меня говорить с различными психиатрами, и всё это время я говорю им то же самое: « Я не сумасшедшая, и у меня нет синдрома Стокгольма», – но в последнее время я начинаю сомневаться даже в себе.

Я хочу сказать, что если у кого-то есть синдром Стокгольма, они, конечно же, не знают об этом? Возможно, я просто не хочу думать о себе как об одной из этих людей, потому что всегда считала, что это неправда, сфабрикована слабыми женщинами, падающие к ногам грубых мужчин. Разве не это я сделала? Проблема есть: я не могу перестать любить Джуда. Мне он нужен, без него моя душа и тело физически горюют за его отсутствием.

Затем я слышу дверной звонок, который эхом разлетается по всему дому. Я хмурюсь и ложу книгу на стол.

Я иду к входной двери и открываю её, за ней стоит очень хорошо одетый мужчина. Его костюм выглядит очень дорогим, и новенький Mercedes только подтверждает это.

– Мисс Дево? – у мужчины профессиональная манера общения, голос твёрд.

– Да, это я.

– Я, Роберт Мак-Кинли, адвокат Джуда Пирсона.

Я сильно сглатываю. Вот оно.

Он тянется к своему карману и вручает мне конверт.

– Джуд просил, чтобы я передал тебе письмо, и чтобы ты сделала то, о чём он тебя попросит, – адвокат глубоко вздыхает и хмурится. – Ты ничего не можешь сделать для его спасения. Ты должна сосредоточиться на спасении себя, – мужчина разворачивается и возвращается к машине, оставляя меня стоящей у входа с конвертом в руке.

Мои пальцы начинают дрожать, когда я смотрю на неприметный белый конверт, с нацарапанным на нём моим именем. Я закрываю глаза и делаю успокаивающий вздох, прежде чем разорвать конверт и прочитать слова, которые позже разорвут меня на части.

Тор,

Я люблю тебя. Знай, что это превыше всего. Ты дала мне то, о чём я даже и мечтать не смел, хотел или нуждался, пока ты не ворвалась в мой кабинет, вся такая напуганная, но сражающаяся до последнего вздоха. У меня были недели, чтобы посидеть здесь и поразмышлять. Всё о чём я могу думать – это ты. Я так сильно скучаю по тебе. Чёрт, я безумно по тебе скучаю. Я обещал, что защищу тебя, и я всегда буду это делать, независимо от того, где нахожусь. Теперь, ты должна защитить нашу дочь, потому что я не могу этого сделать. Это значит, что ты должна отпустить меня.

Я собираюсь сесть в тюрьму, и ничего из того что ты скажешь или сделаешь не поможет мне. Они вызовут тебя как свидетеля, и тебе нужно свидетельствовать против меня. Скажи им правду. Не лги ради меня.

Ты была похищена.

Я держал тебя в заложниках.

Всё, что ты говорила, делала или видела, было против твоей воли.

Я убил Джо, и ты скажешь именно это.

Самое главное, ты меня не любишь. Я изнасиловал тебя, поэтому ты забеременела.

Всё, что ты пыталась делать – это выжить. Тор, это тупик. Просто сделай, что я прошу. Мне нужно, чтобы ты была там для нашей дочери, потому что я не могу, и ей понадобится её мать. Я окунул тебя в два чертовы мира, и подвёл тебя… Прости. Ты для меня всё.

Я люблю тебя,

Джуд

У меня подгибаются колени, и я опускаюсь на мраморный пол, моя душа кровоточит. Грудь вздымается от безумных рыданий, когда слёзы опаляют моё лицо, падая на бумагу в руке. Как он мог о таком просить? Он хочет, чтобы я изобразила его как монстра.