Франсин Риверс - Мост в Хейвен

— Всё будет хорошо. Поверь мне. — Они прошли несколько футов, отец ждал их. Джошуа отпустил девушку.

— Абра… — Глаза отца горели, он обхватил ладонями лицо девушки. — Ты дома. — Он поцеловал ее в лоб и заключил в объятья. Джошуа слышал приглушенный голос отца. Напряжение Абры спало, и она расплакалась.

Зная, что им нужно побыть вдвоем, Джошуа направился назад к грузовику. Он забрался на водительское сиденье и положил локти на рулевое колесо, глядя на людей, которых любил больше всех в этом мире. Папа отпустил Абру, и они теперь стояли рядом. Абра что-то быстро говорила, глядя на него снизу вверх, временами опуская глаза. Папа наклонился к ней, их лбы почти соприкасались. Папа даже не пытался остановить поток слов, который высвободился, когда рухнула гордыня. Через какое-то время она, наконец, остановилась, тогда пастор провел рукой по ее волосам и что-то сказал. Абра шагнула к нему и прижалась к его груди.

Джошуа завел грузовик и поехал рядом с ними:

— Ночь была длинной, отец.

Папа обнял Абру за плечи и прижал к себе.

— Спасибо, что привез ее домой, сын. — Казалось, отец помолодел на двадцать лет.

Теперь омытое слезами лицо Абры стало спокойным, она сказала «спасибо» еле слышным голосом.

— А вы не хотите доехать до дома на машине?

— Мы хотим прогуляться.

Джошуа знал, куда поведет ее отец, но не мог вмешиваться.

— Тогда скоро увидимся. — Он переехал мост, глядя в зеркало заднего вида, потом повернул направо. Папа и Абра шли, взявшись за руки.

От облегчения Абра почувствовала слабость, но продолжала шагать в ногу с пастором Зиком. Она исповедалась ему и не увидела осуждения в его глазах. Он погладил ее по волосам, и она вспомнила, как он делал то же, когда она была маленькой девочкой. Ее переполняли чувства, и одно из них, вовсе не маловажное: если он так ее любил все это время, почему не смог найти способ оставить ее у себя? Она боялась спросить напрямую о том, что мучило ее с того дня, как он отдал ее на попечение Питеру и Присцилле.

Они шли молча, но молчание было уютным, ее рука лежала в его ладони, пока Абра не догадалась, куда он ее ведет. Девушка забрала свою руку и остановилась:

— Они не захотят меня видеть.

— Очень даже захотят.

— Еще слишком рано. — Она хотела сказать «скоро».

Пастор уже стоял на углу и видел улицу.

— В кухне горит свет. — Он протянул ей руку.

Абра сдалась. Сердце сильно колотилось, когда они подходили к белому штакетнику. Пастор Зик открыл калитку и подождал, пока она войдет. Борясь со слезами и паникой, Абра глубоко вздохнула и вошла. Они вместе поднялись на крыльцо, но в колокольчик позвонила она сама.

Присцилла в халате и тапочках открыла дверь. Она перевела взгляд с пастора Зика на нее.

— Абра? — сказала ошеломленная женщина еле слышным шепотом. И тут ее лицо расцвело. — Абра! — Она выскочила на крыльцо, потом остановилась. Присцилла так разволновалась, что расплакалась и побежала в дом. Она остановилась у лестницы и закричала: — Питер! Быстро спускайся!

Абра услышала торопливые шаги, вниз спускался Питер, в пижаме и кое-как накинутом халате. Он постарел на десять лет. Морщинки сразу разгладились, и он воскликнул придушенным голосом:

— Слава Богу!

— Я очень сожалею о том, что наговорила и чего не сказала. Я…

Питер быстрым шагом подошел к ней и обнял, так сильно, что она чуть не задохнулась, а говорить уже не могла. Он прижался подбородком к ее макушке, потом отстранил девушку от себя, но не отпустил. Он крепко держал ее за плечи и всматривался в ее глаза.

— Давно пора. — Абра услышала в его голосе гнев, боль, радость и любовь. Он наконец выпустил ее и протянул руку пастору Зику: — Спасибо, что привезли ее домой.

— Это не я.

— Заходите. Мы ведь можем разговаривать в гостиной.

— Я, пожалуй, пойду домой. — Пастор Зик снова отошел, оставляя ее одну. — У меня впереди целый рабочий день. — Он поднял руку в приветствии, шагнул за дверь и закрыл ее.

Присцилла смахнула слезы:

— У тебя усталый вид, Абра.

— Мы ехали всю дорогу без остановок.

Присцилла погладила Абру по щеке и опустила руку. Абра вдруг вспомнила, как постоянно отстранялась от Присциллы, и боль, которую видела при этом в ее глазах. Она подошла к женщине и взяла ее за руку, прижала к своей щеке и замерла, закрыв глаза. Присцилла тихонько всхлипнула и обняла Абру.

— Я так рада снова видеть тебя, — хриплым голосом сказала она. Питер попытался что-то сказать, но жена перебила его: — Потом, Питер. Ей нужно отдохнуть.

Комната наверху выглядела точно так же, как до ее бегства. Присцилла откинула одеяло. Вздохнув, девушка растянулась на кровати и начала засыпать еще до того, как голова коснулась подушки. Присцилла аккуратно прикрыла ее одеялом.

— Мы молились все время, когда пастор Зик сказал, что ты в Агуа-Дульсе с Джошуа.

— Правда?

Чуть нахмурившись, Присцилла нежно откинула волосы Абры со лба:

— Мы молились с той ночи, как ты ушла. — Она убрала какую-то соринку с ее волос.

— Я ужасно выгляжу. Я отрезала волосы бритвой.

— Бритвой?

— Прости меня за все, Присцилла. Мама. Я…

Присцилла накрыла дрожащим пальцем ее губы:

— Мы тебя любим, Абра. Поспи. Поговорим позже. — Присцилла наклонилась и поцеловала ее, как когда-то Пенни. — Теперь ты дома. В безопасности.

Уставшая Абра наконец успокоилась. Она даже не слышала, как Присцилла вышла.

За распахнутым окном пели птицы. Еще с закрытыми глазами Абра слушала их. «Радость рекою струится, поскольку пришел Утешитель…» Девушка потянулась и встала, спросонья тело было еще негибким и вялым. Сколько же времени она проспала? Солнце давно встало. Девушка подошла к окну и посмотрела на лужайку с идеально подстриженной травой, окруженную розами, дельфиниумами и наперстянками среди белого ароматного алиссума и овечьих ушек.

Отвернувшись от окна, она заметила разложенные на комоде подарки — некоторые в рождественской упаковке, остальные различных неярких цветов — каждый завязан ленточкой. Все конверты с ее именем были связаны вместе. Она открыла поздравительную открытку с днем рождения, с трогательным стишком и подписью «папа и мама». На глазах выступили слезы, она перебирала свертки — на каждый день рождения и Рождество, пока ее не было дома!

Открыв ящик комода, она обнаружила нижнее белье. Ее школьные платья все еще висели в шкафу. Когда она убегала, то взяла с собой только вещи, купленные на собственные сбережения в магазине Доротеи Эндикотт.

Дверь спальни Пенни была открыта, кровать с балдахином и мебель во французском провинциальном стиле стояли на своих местах, но все киноафиши были сняты, а стены покрашены в бледнозеленый цвет, вместо розового. Комната была опрятной и пустой. Где же сейчас Пенни? Замужем? Работает?