Морин Гу - Я верю в любовь

– Да, выливай все сразу. – Как только последний ингредиент оказался в кастрюле, я помешала содержимое палочками. – В общем, готово. Яйца дойдут сами. – Отец уже раскладывал серебряные столовые приборы и миски на столе, за которым мы обычно ели.

Я выключила плиту и переставила кастрюлю с кипящим супом на подставку в виде кошки.

– Тадам! Вот так едят корейские гурманы.

Люка захлопал в ладоши.

– Грандиозно. Правда.

Мы переглянулись, и я хихикнула. Не смогла удержаться. Он улыбнулся в ответ, и на секунду я забыла, что отец сидит в двух дюймах от меня. Папа поставил стул на угол стола и призывно махнул рукой Люке.

– Садись и поешь, пока горячее! – В качестве завершающего штриха я поставила небольшую тарелку с ким-чи, и мы уселись.

– Ура! – Люка поднял вверх свои палочки. Я стукнула по ним своими, и отец присоединился к нашему обряду.

– Спасибо за ужин, мистер Ли, – Люка зашнуровал кеды и протянул руку моему отцу. Тот пожал ее.

– На здоровье. Ты хорошо готовишь, так что можешь заходить хоть каждый день! – Он засмеялся, и я тоже нервно захихикала. Ха-ха, аппа, смешно.

– Веди машину осторожно, – пригрозил отец, когда мы выходили из дома.

Я похлопала его по руке.

– Не беспокойся.

Он стоял в дверях, глядя, как мы садимся в «бьюик».

Я задним ходом выехала с подъездной дорожки. Темная коренастая фигура отца на фоне мягкого света фойе помахала нам на прощание.

Люка помахал в ответ, а я коротко посигналила. Мы поехали по темным улицам, освещенным фонарями, стилизованными под газовые лампы. Некоторое время оба молчали.

– Так где ты живешь? – спросила я.

– На Марисол… Это чуть к северу от бухты, – сказал он и выставил из окна руку с расставленными пальцами. – Вы с отцом… Ужасно интересно наблюдать за вами.

Тихо играло радио, что-то из репертуара Джонни Кэша.

– Что ты хочешь сказать? – поинтересовалась я, не сводя глаз с широкой, совершенно пустой дороги.

– Ваши отношения. Как вы друг с другом ладите. Никогда не видел, чтобы у кого-то были такие отношения с родителями. – Он говорил комплименты, но в этих словах чувствовалась грусть, как будто сегодня он наблюдал то, чего так не хватало в его жизни.

– Часто ездишь к маме? – осторожно спросила я. Теперь по радио звучала какая-то песня Элтона Джона.

В окно дул ветер, шевеля волосы и унося куда-то наши голоса. Люка кивнул.

– Да, она на стенку лезет, если не видит меня хотя бы раза два в месяц. На каникулах провел у нее несколько дней. – В его словах была слышна скорее тоска, нежели раздражение, с которым большинство подростков говорит о своих матерях. Люка посмотрел на меня. – Тебе это, конечно, кажется странным.

Я пожала плечами.

– Понимаю. Не забывай, я ведь тоже единственный ребенок. Обычное дело.

Он прижал указательный палец к губам, отчего его голос звучал слегка приглушенно.

– Как раз-таки вы странные. Ты думаешь, что вы нормальные, но нет.

Я попробовала найти другую радиостанцию.

– Хм.

– На самом деле у всех свои тараканы. И если у тебя их нет, это действительно странно – в плохом смысле, не в хорошем.

– Хм, может, мы вдруг накурились, а я и не заметила? – Я начинала терять суть разговора.

– Нет, правда! – воскликнул Люка. Он не ожидал, что я буду шутить, и был совершенно серьезен. Так же он оживился, когда говорил о своем проекте. Только в такие моменты он, казалось, и выходил из состояния сна. – Понимаешь, что я хочу сказать? Люди, совершенно лишенные странностей, так скучны, что это хуже любого чудачества человека со странностями. Впервые тебя увидев, я подумал, что ты такая же, как все.

Я резко затормозила перед светофором.

– Ого! Ну спасибо.

– Я сказал «впервые».

Я покосилась на него.

– А теперь? Увидев меня в моей естественной среде, ты понял, что я особенная и не похожая ни на кого, как снежинка?

Он весело загоготал.

– Скорее… что ты индивидуальность с огромным количеством смешных трофеев.

Думаю, он имел в виду, что я «обычный человек, несмотря на все эти смешные трофеи». Краем глаза я заметила его улыбку.

– Это делает тебя еще более привлекательной.

Пульс участился.

– Правда?

– Да. Приятно знать, что у тебя есть свои странности. Иначе ты станешь…

Я напряглась, поскольку знала, что он сейчас скажет.

– Дай-ка угадаю… ограниченной? Зацикленной?

Он одарил меня этой своей хамоватой улыбочкой.

– Да, пока не осозна́ешь, что это нужно менять…

– Неужели, ты не понимаешь, зачем надо управлять своей жизнью? Это позволяет добиваться целей. Думаешь, я с самого начала хорошо играла в футбол? Нет, я делала это скверно. Первый сезон спотыкалась о мяч. А потом заставила себя упражняться: бегала по утрам, днем стучала мячом о забор, вечерами смотрела записи на «Ютьюб». Пока в один прекрасный день не оказалось, что я играю, причем неплохо.

Он, как бы защищаясь, поднял руки.

– Я верю тебе, Дез. Да, ты освоила приемы игры в футбол. Но нельзя контролировать все.

Я стиснула руль.

– Почему все это повторяют? Можно.

– Нет, и ты должна понимать это как никто другой.

Загорелся зеленый свет, я нажала на газ.

– Что это значит? – спросила я, вполне понимая, что он имел в виду: смерть мамы.

Я почувствовала его неловкость. Люка поерзал на сиденье и прокашлялся.

– Это значит, в жизни всякое бывает. Пытаясь контролировать все, ты только сводишь себя с ума. Энергию, которая тратится на это, лучше расходовать на другое…

Подувший в окно ветер несколько остудил мой пыл.

– Например, на то, чтобы жить в полную силу? – с издевкой проговорила я.

– Да, что-то в этом роде… – Люка как-то неожиданно умолк. Через несколько секунд он попросил:

– Останови вот здесь.

Автостоянка у пляжа, на которую мы заехали, была пуста.

– Живешь где-то рядом? – Я посмотрела на громоздкие дома, стоящие по другую сторону улицы.

– Да.

Я выключила двигатель и искоса взглянула на него. Лица не было видно: Люка, отвернувшись, смотрел в окно. Но не успела я моргнуть, как одним быстрым движением он отстегнул ремень безопасности, наклонился ко мне и притянул мою голову к себе.

Его губы, мягкие, слегка обветренные и теплые, встретились с моими. Как и положено героине корейских сериалов, я не закрывала глаза, а с бешено колотящимся сердцем пыталась осознать происходящее. ПЕРВЫЙ ПОЦЕЛУЙ, ревела тревожная сирена. МАТЬ ДРАКОНОВ, ЭТО МОЙ ПЕРВЫЙ НАСТОЯЩИЙ ПОЦЕЛУЙ. Правильно ли я целуюсь? О господи, может, надо сильнее приоткрыть рот? Черт, или все же закрыть глаза? Ладно, глаза закрыты. Подождите, а дышать надо? А-а-ах. Все остановилось, и мир погрузился в тишину – стих шум волн, машина, в которой мы сидели, исчезла. Мой внутренний мир, пребывавший в хаосе, замер. Мы с Люкой парили в пространстве. Наши губы слились, и его пальцы скользнули по шее сзади. Все сущее свелось к этой руке и нашему дыханию.