Шэрон Гасс Роут - Между нот

– Я официально полная неудачница. Только, пожалуйста…, никому не рассказывай. Хорошо?

– Кто-нибудь может заметить, если ты больше не будешь отвечать на звонки.

– Я придумаю какое-нибудь объяснение. Никто не должен знать, что я переехала. Никто .

Риза кивнула, зная, о ком именно я говорила: Уиллоу Гудвин и Уинн Дейвис, по кличке Зло и Ведьма. Мы обедали с ними каждый день, вместе ходили по магазинам, ходили на одни и те же вечеринки. Они были одними из наших самых близких друзей.

И большую часть времени мы не могли их терпеть.

Мама Уиллоу – «аристократка», а ее отец работал адвокатом, не то чтобы ему вообще приходилось работать. «Единственная причина, по которой работает мой папа, это то, что ему не приходится находиться все время с моей мамой», – сказала нам Уиллоу. Она утверждала, что ненавидит свою мать, но не возражает против привилегий, связанных с тем, что она дочь Фрэнсис Гудвин, как получение роли Клары в «Щелкунчике» после того, как ее мать пожертвовала миллион долларов на балет в Беллвью.

Уинн тоже избалованная, но, в большей степени, из-за отсутствия родителей. Они серьезно отнеслись к роли светских людей, и это значит, что Уинн фактически вырастили сменяющие друг друга няньки. Родители покупали ей все, что она пожелает. Главное, чтобы она была счастлива.

Они вдвоем располагались на самой вершине социальной лестницы старшей школы Вандербилт и считали своим долгом знать все обо всех .

– Они узнают, – сказала Риза. – Они всегда узнают.

Мое горло сжалось. Я знала, что девочки делятся сплетнями с Уиллоу и Уинн, просто чтобы самим не оказаться мишенью: это своего рода превентивный удар.

– Разве твои родители не могут занять у кого-нибудь деньги? – Риза потянулась к тумбочке за бирюзовой свиньей-копилкой в горошек, как будто ее содержимое что-то изменит.

Я покачала головой.

– Мои родители сейчас собирают наши последние вещи, поэтому мы можем переехать в эти выходные, – сказала я.

Официально банк не выкупает дом в течение следующего месяца, но потребовалось бы несколько недель, чтобы продать всю мебель, которую мы не забираем.

– В эти выходные? – резко вздохнул Риза. – То есть завтра?

Я закрыла глаза.

– Да.

– Дело плохо.

«Еще бы!»

– Но это, же не на совсем?

Риза проходила те же пять этапов о-дерьмо-этого-не-может-быть, которые у меня были: отказ, отказ, отказ, отказ и еще раз отказ.

Я могла лишь пожать плечами. Папа уверил меня, что квартира – это временная мера. Мы найдем постоянный дом в Вестсайд Фоллс, как только оплатим долги, а часть наших сбережений пополнится. Но он не уточнил, означает ли «временная» несколько недель или несколько месяцев. Я не хотела думать, что это может продлиться дольше.

В субботу утром я ехала на переднем сидении грузовика, который папа арендовал, чтобы перевезти наши вещи. Мама планировала поехать на машине с близнецами и маленьким аквариумом Брейди, как только упакует еду из холодильника. Я не приняла душ. Мои волосы были завязаны в тот же самый пучок, с которым я спала, а перед моей толстовки был запачкан зубной пастой. Не то, чтобы это имело значение. Сегодня меня никто не увидит.

– Красный диван из кабинета поставим в гостиную, – сказал папа, по-видимому, не обращая внимания на отсутствие энтузиазма с моей стороны. – Маленький письменный стол твоей мамы поместится в твоей комнате. Тот маленький комод Каи тоже будет у тебя…

Я пропустила мимо ушей его подробный перечень того, что мы забрали из нашего старого дома. Разумеется, мой рояль не в списке. Никакой мебели из моей спальни тоже. Все это было слишком большим, чтобы вписаться в крошечную комнатку на чердаке, которая будет моей.

– … и Карла попросила одного из соседских мальчишек сформировать группу, чтобы помочь нам разгрузиться, так что это не займет много времени.

– Кто? – спросила я, с возрастающей тревогой.

– Карла Родригес. Наш арендодатель. Она очень милая. Твоя мама уже поговорила с ней о том, чтобы она время от времени приглядывала за Брейди и Каей. Она тебе понравится. Она…

– Нет, какой соседский мальчик?

– Хм? – он склонился над рулем, чтобы посмотреть в мое боковое зеркало. – Кажется, я только что подрезал того парня. Извини! – он махнул рукой в сторону моего окна. – Помаши ему, чтобы он не подумал, что мы придурки.

Я высовываюсь из окна и делаю то, что, как я надеюсь, называется «помахать-не-в-стиле-придурков». В боковом зеркале я вижу руку, торчащую с пассажирской стороны, машу рукой, а затем показываю средний палец.

– Я почти уверена, что он все еще думает, что мы придурки, – пробормотала я. Подняла окно и опустилась на сидение.

Машина продолжила следовать за нами до нашего нового района, остановившись перед домом Лазарски, когда мы подъехали к нашему.

– Эм… папа? Думаю, что парень, которого мы подрезали – это часть нашей группы, помогающей с переездом…, или он хочет нас убить, – сказал я. Еще сильнее сползла вниз.

– О, замечательно. Я могу лично извиниться.

Папа выскочил и направился к их машине. Вся эта неловкая сцена была видна в боковом зеркале со стороны водителя.

– Извините, парни, – сказал папа, звуча как один из тех раздражающе толковых и веселых отцов в ситкомах шестидесятых годов. – Труднее управлять этой штуковиной, чем я полагал.

Он жестом указал на грузовик, и я нырнула ниже. В тот момент я практически была на полу, так что они меня не заметили.

Они о чем-то бормотали между собой так, что я не смогла ничего разобрать, а затем скрипнула входная дверь.

– Лазо, мальчик мой! – прокричал кто-то.

– Джентльмены, – ответил голос, который, как я предположила, принадлежал Лазо. И «определенно-не-джентльмены» засмеялись.

Бормотание продолжилось. Тогда папа вернулся, открывая дверь грузовика.

– Идешь? Поздороваешься с юношами?

– Нет, – я покачала головой. – Ни за что.

– Айви, пожалуйста.

Снова помотала головой, и папа вздохнул, закрыл дверь грузовика и пошел к крыльцу. Я услышала женский голос, и дверь в дом закрылась.

Потом смех. Вопли.

– Извините, парни, – кто-то подражал моему отцу низким голосом. Еще больше смеха. Затем: «Заткнись, кретин», «Мне нужно покурить», и «Нам заплатят за то, что мы носим мебель этого придурка, или нет?»

Я натянула капюшон толстовки и прижала к ушам. Когда папа вернется в грузовик, скажу ему, чтобы он попросил их уйти. Я лучше сама отнесу каждую коробку вверх на три лестничных пролета, чем позволю кому-нибудь из них ступить хоть ногой в нашу квартиру.

Неожиданно, пассажирская дверь распахнулась, и я чуть не вывалилась.

– Черт, Эмерсон, – Ленни Лазарски поймал меня сзади за плечи и толкнул обратно. – Какого хрена ты делаешь?