Джорджия Карр - Подчинение миллиардеру

— Спасибо.

— И твоя мать тоже звонила. Она попросила, чтобы ты перезвонила ей.

Я киваю и поворачиваюсь назад к лестнице.

— Ты же не рассказала ей, да?

Я качаю головой.

— За кого ты меня принимаешь, Найджел? Последнему человеку в мире, которому я бы хотела рассказать — своей матери.

— Сожалею. Прости, конечно, ты ей ничего не сказала. Я так запутался, Стар.

— Добро пожаловать в клуб, — с сарказмом отвечаю я ему и бегу наверх.

Я замираю, войдя в спальню, увидев неубранную постель. Я не успела ее застелить, поэтому она так и осталась разобранной. Вспоминаю, как Найджел прошлой ночью раздвинул мои ноги, и накатывает тошнота от мысли, что я отдам свое тело совершенно незнакомому мне мужчине. Я сжимаю кулаки и начинаю глубоко дышать.

Затем откапываю телефон в сумке и звоню бабушке. Продолжаю врать, что я плохо себя чувствую, и она соглашается завтра тоже съездить к отцу. На самом деле, она сама предлагает мне остаться дома и никуда не ходить. Я благодарю ее и звоню маме.

— Привет, мам, — тихо говорю я, слышу звук работающего телевизора на заднем плане.

— Найджел сказал, что ты не очень хорошо себя чувствуешь. Что с тобой?

— Вероятно, подхватила какой-нибудь грипп.

— Ну, такое возможно, если каждый день наведываться в больницу. О, ради всего святого, можно подучать, как ты несешься к нему, будто он умирает.

— Зачем ты звонила, мам?

— Разве я не могу позвонить своей дочери просто так? — с раздражением спрашивает она.

— Конечно, можешь. Как ты?

— Все хорошо.

— А Дэвид? — спрашиваю я про мужчину, за которого два года назад она вышла замуж.

— Да, с ним тоже все хорошо… эм… я хотела спросить, ты не могла бы одолжить пару сотен фунтов. Я отдам в конце месяца. Знаешь, как это бывает. Ха, ха, конечно, ты с Найджелом не самые богатые и все такое…

Я с трудом сглатываю.

— Я переведу деньги в понедельник утром.

— Эм… я бы хотела, чтобы ты перевела по интернету сегодня днем, милая.

— Хорошо, я сейчас переведу.

Я опускаю взгляд на часы. Мне пора пошевеливаться.

— Мне нужно идти, мам. Я позвоню тебе скоро.

Я отключаюсь, перевожу деньги со своего счета и направляюсь в ванную. Я останавливаюсь перед зеркалом, разглядывая себя. Странно, что я выгляжу точно так же, будто ничего не произошло. На лице не видны следы ужасных потрясений, которые свалились на меня сегодня утром. Я включаю душ, раздеваюсь и захожу в кабину. Горячая вода не смывает чувство, будто меня вывалили в грязи.

Я заворачиваюсь в полотенце и сажусь перед туалетным столиком. Мокрые белокурые локоны покрывают плечи. В голове ни одной мысли, пока я не вытягиваю их феном, и они не превращаются в мягкие волны, обрамляющие лицо. Я снимаю полотенце и критическим взглядом окидываю свое обнаженное тело в зеркале. Никто, кроме мужа, никогда не видел меня обнаженной.

Тело выглядит идеальным. Грудь слишком маленькая, а бедра не маленькие, округлые. Найджелу они нравятся, а что если русскому не понравятся? Тогда все будет напрасно? Он отправит меня назад и скажет выплачивать долг как-то по-другому?

Холодок пробирается по позвоночнику.

В панике я открываю ящик и смотрю на выстроенные помады. Беру темно-красного цвета. Я почти никогда не пользуюсь столь яркими цветами. Найджел предпочитает, чтобы я использовала персиковые тона. Я провожу по губам, и тут же вижу, как изменилось выражение моего лица. Губы выглядят больше и более привлекательными. Я накладываю два слоя туши. Я выгляжу все лучше и лучше.

Направляюсь в сторону гардероба и с тревогой оглядываю свои вещи. У меня нет сексуальных нарядов. Я вытаскиваю свое черное платье. Оно не выглядит откровенно вызывающим, наоборот, более утонченным. Возможно, миллиардер подумает, что оно даже старомодно.

Я натягиваю халат и босиком спускаюсь вниз, стараясь не шуметь, двигаюсь по коридору к гостиной. Найджел сидит на диване, обхватив голову руками. У меня сжимается и болит сердце от одного его вида. «Это болезнь», — напоминаю я себе.

— Найджел?

Он резко вскидывает голову вверх.

— Что, если я приеду к нему, а он решит, что не хочет меня? Что тогда будет?

— Долг все равно будет считаться выплаченным.

— Но мне казалось, что сначала мы должны подписать контракт.

— Он уже подписал и передал контракт. Он не может пойти на попятную.

— О! Ты не говорил мне, что он прислал контракт.

Он кивает в сторону письменного стола.

— Там. Меня мало беспокоит его дурацкий контракт, Стар. У меня сердце разрывается. Ты будешь с другим мужчиной. Ты моя. Моя девочка. Ты не знаешь, каково это сидеть здесь, и наблюдать, как ты готовишься поехать к нему. И чувствовать свою вину. Глупость. Жадность. Беспечность. О чем я думал? Господи! Каким чертовым дураком я был.

У меня сердце замораживается, превратившись в осколок в груди. Я глубоко вздыхаю. Мне хочется ринуться к нему, обхватить его руками и утешить, но я продолжаю стоять на месте. Я не хочу, чтобы ему было так легко. Не хочу потакать его прихотям, говоря, что я всегда буду рядом с ним, готовая выплатить все его долги своим телом.

— Сколько сейчас времени? — спрашиваю я.

Он смотрит на часы и вздрагивает.

— Половина шестого.

— Думаю, мне лучше продолжить собираться, — отворачиваясь произношу я.

— Ты накрасила губы красной помадой, — кричит он мне в след.

Я поднимаю подбородок и разворачиваюсь назад.

— И что?

— Ничего. Ты никогда не пользовалась красной помадой.

— Потому что она тебе не нравится.

Он хмурит лоб.

— Мне нравится. Я просто не хотел, чтобы другие мужчины видели ее на тебе. Я с удовольствием бы смотрел на тебя, когда мы одни дома. Например, когда ты готовишь, а я делаю нам коктейли. Помнишь, когда мы ели и пили, и я занимался с тобой любовью у костра… иногда ты так напивалась, что мне приходилось относить тебя наверх.

Старая магия от воспоминаний окутывает меня.

— Может я буду пользоваться этой помадой, когда мы снова будем вместе, — мягко говорю я.

Он грустно улыбается.

— Да, я бы очень этого хотел.

Я пристально разглядываю его. Он подходит ко мне и обнимает. Я стою, словно истукан, в его объятиях. Он отступает и вглядывается мне в лицо.

— Я люблю тебя, Стар, — шепчет он.

И в эту минуту я больше не в состоянии этого вынести, поэтому разворачиваюсь и несусь вверх по лестнице.

Никто не знает, что меня связывает с Найджелом. Никто не может понять наших отношений. Я бросаюсь к зеркалу и стираю красную помаду. С таким ожесточением тру губы, что они становятся красными. Затем смываю тушь. Потом румяна.

Я не собираюсь облегчать жизнь этому русскому.

Я заставлю его пожалеть о том дне, когда он даже подумал, что может разрушить мои отношения с мужем. Да, мой муж болен, но люди, похожие на этого русского, все только делают еще хуже. Он не должен был позволять Найджелу накапливать долг до такой суммы.