Дарья Сойфер - Исцеление

Едва ощутив родное тепло, мальчишки перестали плакать. Второй, который был чуть краснее брата, казалось, уснул, а первый пытался моргать и сурово смотрел на отца. Надо же, разница — какие-то три минуты, но старший уже настолько серьезнее. На кого они похожи? Как их назвать? Ника что-то выписывала из словаря, что-то предлагала, а он только отмахивался, не хотел загадывать заранее. Все говорили ему, что стоит увидеть ребенка, как имя придет само. И где оно? Ничего не приходит, ничего не понятно… Двойня… Для них же, наверное, надо придумывать похожие имена? Или как это вообще принято?

Руки затекли, но Паша не мог двинуться. Это нормально, что ему уже хочется их положить, а он не может? Кювезы слишком далеко, ногой не дотянуться. Но ведь если встать, то кто-то из детей может выскользнуть… И где медсестра? И надо бы сфотографировать, а как это сделать, если заняты руки?

Младший, словно почуяв страх, недовольно закряхтел, и Паша принялся раскачиваться всем корпусом из стороны в сторону. Ничего, справятся. По крайней мере, их с Никой двое, да еще и две тетушки, и бабушка Надя, которая наверняка будет ругаться, когда узнает, что рождение внуков произошло без ее ведома…

После кесарева теперь держат пять суток, значит, надо купить кроватки, собрать, все вымыть… А еще ванночки, комод, белье… Может, попросить Репкина задержать Нику еще на пару дней? Нет, так долго он без нее просто не выдержит.

— Ну что, папа, наобщались? — снова нарисовалась детская медсестра. — Я забираю?

— Подождите… Вы можете нас сфотографировать?

— Конечно. Где фотоаппарат?

Паша с досадой прикрыл глаза: в памяти всплыл кабинет Репкина и черный футляр на диванчике для посетителей… Ника его убьет. Ведь сто раз сам себе напоминал, заряжал всю ночь, обклеил квартиру яркими листочками с восклицательными знаками…

— Не расстраивайтесь, не вы первый, — рассмеялась сестра. — Телефон есть?

— Да, в заднем кармане.

— Вставайте, вот так, аккуратненько… Да не бойтесь, никуда вы их не уроните. Поворачивайтесь, я достану. В правом или в левом?

— В правом.

Она вытащила телефон и сделала несколько снимков. Потом забрала детей из его дрожащих, взмокших рук, сверилась с бирками и, разложив их по кювезам, лихо повезла куда-то, как продуктовые тележки в магазине. Паша посмотрел на фотографии: его не покидало ощущение нереальности происходящего, как будто все это было с ним во сне. Но нет, технику не обманешь. Самые чудные в мире крошечные человечки и его бледная, осунувшаяся и перекошенная от страха рожа. Внутри все перевернулось. Три минуты — и его жизнь никогда не станет прежней. Ника наполнила его существование смыслом. Грудь разрывало от рвущихся наружу рыданий, и он бы заревел, как дитя, если бы не Репкин.

— Ну, поздравляю, — вошел он и спустил с лица маску под подбородок. — Пока все нормально, через часик зайду посмотреть, как у нее сокращается матка. Держится бодрячком. Я наложил скобы. Вечерком переведу в палату. В принципе, детей можем приносить только на кормления, но она требует отдать их ей. Ты бы поговорил с ней, что ли, ей бы выспаться, дома еще нанянчится.

— Можно я загляну к ней? — Паша с благодарностью затряс ладонь акушера.

— Загляни, — Репкин вздохнул. — Только ты особо-то не выходи из образа врача, а то там другие мамаши начнут требовать мужей.

Паша последовал за ним в реанимацию: четыре койки, три из них заняты. Но он уже увидел жену и не смог сохранять равнодушие. В носу защипало, перед глазами все поплыло, дыхание сперло.

— Ты их видел? — после эпидуральной анестезии Нику колотила крупная дрожь, но она улыбалась.

Ее лицо побледнело от потери крови, губы стали бесцветными. И все же что-то новое, неуловимо нежное и притягательное появилось в ее облике. Для Паши она еще никогда не была такой прекрасной.

— Да. Спасибо тебе, родная. Они самые лучшие, — он коснулся губами ее лба, чувствуя, как слезы неконтролируемо стекают по щекам.

— Надо позвонить маме, пусть она заодно сообщит Алинке. Я сейчас не соображу, сколько времени в Штатах… Вот именно сейчас ей понадобилось выбиться в отличники и получить место на летней практике в Детройте, не могла дождаться племянников!

— Позвоню потом. Мне нравится, что это пока только наша с тобой новость.

— А что с именами? Ты посмотрел на мальчиков? На кого они похожи?

— Не знаю. Сейчас я согласен на все, что ты предложишь. Кроме Дормидонта.

Она поманила его пальцем, и он наклонился.

— Представляешь, вон та девушка назвала сына Дионисий, — шепнула она и стрельнула глазами на койку у окна.

— Только не говори, что собираешься последовать ее примеру, — притворно ужаснулся он.

Ника рассмеялась.

— Мне кажется, старший получился философом, — Паша достал телефон, чтобы показать фотографии.

— Точно, — Ника изучала снимок, чуть наклонив голову. — У него здесь такой вид, как будто он знает что-то, чего не знаем мы…

Они посмотрели друг на друга и одновременно прознесли:

— Как у Фейгина! — и расхохотались.

— А что, Илья — мне нравится. Илья Палыч Исаев. Звучит, — Ника словно пробовала сочетание на вкус.

— Илюха. Отлично. Пусть будет, — кивнул Паша. — А с младшим что? Надо придумать похожее?

— Нет, психологи говорят, что нельзя называть двойняшек похоже. Они у нас разнояйцевые, но все равно должны чувствовать себя самостоятельными личностями. Может, Александр?

— Не хочу, у нас в классе было пять Саш. И один из них спился.

— А если Кирилл?

— Кирилл — наш заведующий, я не переживу второго такого. Может, Василий?

— Васька? Ну уж нет. А Марк? Красивое имя, если абстрагироваться…

— И не мечтай!

— Ладно… Роман?

— Нет. Может, дадим ему тоже богатырское имя?

— Добрыня, что ли? — нахмурилась Ника.

— Да нет. Алексей. Леша. Как Алексей Попович. Он ведь тоже был младше Илья Муромца.

— Алексей Палыч. Лешенька. Лелик.

— Вот только без сюсюканья!

— Мне кажется, ему подходит, — Ника снова взглянула на снимок и приблизила изображение. — Алеша. Скорее бы уж их принесли…

Через пять минут Репкин вывел Пашу из реанимации и отправил домой. Вид у новоиспеченного отца был счастливый, но совершенно ошалелый. Он брел к машине, едва переставляя ноги, плюхнулся на переднее сиденье, но так и не смог заставить себя вставить ключ в зажигание. Откинулся на спинку, прикрыл глаза. Потом обернулся и посмотрел назад. Казалось, только вчера здесь сидела Ника, промокшая от дождя, с маленьким Никитой на руках. Совсем недавно он любовался ей издалека, не в силах признаться ни ей, ни самому себе в самом сильном на свете чувстве. Теперь она принадлежала ему. Без остатка, целиком, так же, как и он ей. Пройдет еще несколько дней, и на этом самом сиденье на автокреслах будут сидеть их дети. И кто знает, может, скоро придется покупать минивэн для новых членов семьи.