Джоанна Рок - Ничья в любовной игре

Татьяна придвинулась к нему поближе, благодарная за поддержку в обществе людей, уважавших Маркуса Карутерса, игрока, на чьей карьере она так ловко поставила крест.

Нет, напомнила она сама себе. Мужчина сам поставил крест на своей карьере, уволив свою ассистентку после того, как она пожаловалась на сексуальные домогательства на рабочем месте.

– Жан-Пьер очень добр. Он пришел мне на помощь после того, как я сделала неосмотрительное замечание в разговоре с человеком, оказавшимся репортером. – Татьяна повернулась к Эрике. Ей казалось, что она должна объясниться с хозяйкой. – Знаете, я не меньше вашего удивилась, когда он предложил мне стать его гостьей на неделю. Это должно остудить интерес прессы после моего комментария, и я поистине рада, что он так поступил, потому что на самом деле я ничего такого не думаю, и опять же, у меня появился шанс воссоединиться с семейством Рейно.

В воздухе повисло молчание. Она почувствовала, как Жан-Пьер напрягся рядом с нею. Сама она тем не менее испытала облегчение, сказав правду.

Семья обменялась беспокойными взглядами. Что она сделала не так?

– Мы надеялись, что вы пара, – объяснила Аделаида, увидев замешательство Татьяны. – Фотографии с вашей прогулки на яхте уже появились в Интернете, так что мы думали…

– У меня есть тост, – пришел на выручку Аделаиде Жерве. Он махнул слуге, устраивавшему небольшой уличный бар. – Давайте выпьем за твое возвращение, невзирая на необычные обстоятельства, при которых оно произошло.

К ним тут же подошел молодой бармен – в одной руке поднос с бокалами, в другой две темные бутылки шампанского. Ему помогала женщина в смокинге и брюках, таких же, как у бармена. Она быстро откупорила бутылки, разлила вино по бокалам и раздала всем, кроме Эрики – та получила стакан минералки. Татьяна решила, что глоток шампанского не навредит малышу, и присоединилась к остальным.

Жерве, не теряя времени, поднял хрустальный фужер, как только тот оказался у него в руке. Все последовали его примеру в ожидании тоста. В наступившей тишине было слышно, как волны бьются о берег озера.

– За Жан-Пьера и Татьяну, вернувшуюся к нам после стольких лет.

Благодарная за то, что старший Рейно сгладил неприятный момент, Татьяна расслабилась в первый раз с тех пор, как переступила порог этого дома. Но не успела она поднести бокал к губам, рядом с Жан-Пьером вновь появилась служанка, которая открывала им дверь.

– Простите, – тихо проговорила она. – Мне кажется, пришла гостья, которую вы приглашали, сэр.

– Конечно. Погоди секундочку, Жерве. – Жан-Пьер отправился вглубь патио, где у входа стояла Люсинда с маленьким свертком в руках.

У Татьяны ноги сделались ватными. Она стояла одна в окружении семейства Рейно. Все взгляды были направлены на Жан-Пьера, который вел к очагу Люсинду с драгоценным грузом в руках.

Послышался коллективный вздох. Шок распространялся от одного Рейно к другому, как волна на стадионе в исполнении футбольных фанатов.

– Татьяна сказала, что она рада воссоединению, но не упомянула причину, по которой мы счастливы снова быть вместе.

Он с гордостью взирал на нее в неверном свете факелов, окружавших собравшихся.

– Познакомьтесь с нашим сыном, Сезаром.

Музыка зайдеко продолжала играть на просторном патио Жерве Рейно. Слуги налили еще шампанского, и Жерве поднял тост за Сезара Рейно, первого из следующего поколения. Гости начали угощаться закусками, разговор мало-помалу возобновился.

Татьяна сидела на самой дальней оттоманке и потихонечку клевала кростини с креветками на шпажках. Она знала, что это исключительный деликатес, совмещающий в себе все достоинства знаменитого рагу каджунов, но вкуса практически не ощущала.

Все ее поздравляли. Еще бы!

Она что-то бормотала в ответ, соблюдая светские приличия, но, как только внимание переключилось на малыша, тут же отошла в сторонку. Ей нужно было вдохнуть свежего воздуха и успокоиться. Она прекрасно знала, что путь первенца Жан-Пьера к его семье был омрачен недомолвками и полуправдой, и это выводило ее из равновесия.

Поскольку Рейно так и не получили объяснений по поводу того, почему Татьяна и Жан-Пьер держали рождение ребенка в тайне, семья наверняка придет к выводу, что это она, мракобесная мать, намеренно скрывала от них Сезара. Ибо они свято верили: знай Жан-Пьер о ребенке раньше, он непременно сказал бы им. И они будут правы, ведь именно так он и поступил.

Значит, передавая спящего младенца в кремовом конвертике с велюровым капюшоном из рук в руки, они должны догадаться о том, что секрет хранила Татьяна.

Но что Жан-Пьер утаил от них, так это причину, по которой он был исключен из процесса рождения сына. Он назвал их союз ошибкой. Он бросил ее сразу после их единственной ночи, ясно дав понять, что других ночей у них не будет.

Как, скажите на милость, она должна была поступить, когда первый тест на беременность оказался положительным? Как поделиться этими невероятными новостями с мужчиной, который может счесть их сына… очередной ошибкой? Она сглотнула, напомнив себе, что все ее страхи остались позади. Глядя на то, как нежно Жан-Пьер держит ребенка и с какой гордостью он говорит о своем сыне, трудно представить, что ее когда-то одолевали подобные мысли. Не мог этот мужчина заставить ее прервать беременность. Не мог.

– Простите, – сказала она, не обращаясь ни к кому конкретно, и вывинтилась из толпы, окружившей Сезара. От черных мыслей у нее закружилась голова, ей нужно было срочно побыть одной. – Я сейчас вернусь.

Она поспешила в дом и кинулась вперед по шикарно декорированным помещениям, по пути поинтересовавшись у служанки, где можно припудрить носик.

– Татьяна? – Она услышала за спиной голос Жан-Пьера, его быстрые шаги и замерла.

Она нырнула в первую попавшуюся комнату. Носик подождет: она не собиралась разговаривать с Жан-Пьером у раковины в туалете. Татьяна огляделась. У потухшего камина примостились кожаные клубные кресла и мини-бар, настольная лампа мягко освещает массивную столешницу из полированного дуба. Вдоль стен – полки с книгами и футбольными призами.

– Ты в порядке? – Он вошел вслед за ней в комнату и взял ее за руки. – Нам не обязательно оставаться на ужин, если ты этого не хочешь. Все поймут, что ты устала с дороги и еще не оправилась от родов.

Неужели сегодня утром на лодке ей показалось, будто между ними есть теплая, сердечная связь? Сейчас, когда у нее все внутри словно узлом завязалось, Татьяна уже не могла возродить в себе этого чувства.

– Я не хочу, чтобы твои родные думали обо мне еще хуже, решили, что я их игнорирую. – Она позволила ему усадить себя рядом на гладкий кожаный диванчик, но при этом высвободила свои руки. – Я остаюсь на ужин.