Симона Элкелес - Закон притяжения

— Ты должен кое с кем познакомиться.

Она останавливается у комнаты, в которой стоят пять старых игровых автоматов, стол для бильярда и аэрохоккей. Да это же мечта любого парня-подростка. А еще изнутри явно несет марихуаной. Мне кажется, что меня начинает вести просто от того, что я дышу.

— Это комната отдыха, — объясняет Мэдисон.

Все это точно поднимает определение «комнаты отдыха» на абсолютно новый уровень. На коричневом кожаном диване сидит белый парень, развалившись так, словно собирается остаться на этом месте навечно. На нем обычная белая футболка, черные джинсы и ботинки. По нему видно, что он считает себя крутым чуваком. На небольшом столике перед ним стоит бонг [32] Бонг — устройство для курения конопли и табака. .

— Карлос, это Ник, — говорит Мэдисон.

Ник кивает мне. Я киваю в ответ.

— Как жизнь?

Мэдисон садится рядом с Ником, берет бонг и лежащую рядом с ним зажигалку и делает долгую затяжку. Черт, а эта девчонка умеет затягиваться.

— Ник хотел с тобой познакомиться, — говорит она.

Я замечаю, что ее глазные яблоки уже порядком красные. Интересно, сколько раз она уже приняла, пока я не появился.

К нам заглядывает Лейси.

— Мэдисон, ты мне нужна! — визжит она. — Иди сюда.

Мэдисон говорит нам, что скоро вернется, и, шатаясь, выходит из комнаты. Ник подзывает меня к дивану, на котором сидит.

— Присаживайся.

Сиденье слишком скользкое, и это заставляет меня насторожиться. Я знаю, что за игру он ведет, потому что видел за свою жизнь сотни Ников. Черт возьми, да я сам был таким Ником в Мексике.

— Так ты приторговываешь? — спрашиваю я.

Он усмехается.

— Если ты покупаешь. — Он протягивает мне бонг. — Будешь?

Я приподнимаю банку пива, которую держу в руке.

— Позже.

Он смотрит на меня, прищурившись:

— Ты ведь не нарик, правда?

— А я похож на нарика?

Он пожимает плечами:

— Сложно сказать. Сегодня наркоши бывают всех форм и размеров.

Я тут же думаю о Киаре. Она и правда стала для меня источником ежедневного веселья. Каждый раз, подкалывая ее, я пытаюсь заранее предугадать ее реакцию. Ее нежно-розовые губы сжимаются в тонкую линию всякий раз, как я отпускаю очередной скандальный комментарий или флиртую с другой девушкой. Что бы я ей ни говорил и сколько бы крошек от печенья ни валялось теперь у меня по всему шкафчику, я буду скучать по ней, когда она перестанет быть моим гидом.

Я пока не решил, что сделаю с ней в отместку за трюк с печеньем. Но что бы это ни было в итоге, она точно будет поражена.

— Я слышал, что Мэдисон не прочь стянуть с тебя штаны, — говорит Ник, доставая из кармана пакетик с таблетками. Он высыпает их все на стол.

— Да? — спрашиваю я. — И где ты это услышал?

— От самой Мэдисон. И знаешь что?

— Что?

— Обычно Мэдисон получает то, что захочет.

Он закидывает в рот голубую таблетку и запрокидывает голову, проглатывая ее.

— Я ДАЛЬТОНИК, — жалуется мистер Уиттэкер капризным скрипучим голосом, обмакивая кисточку для рисования в баночку с коричневой краской и проводя линию на холсте. — Это зеленый? Как я должен что-то рисовать этими красками, если они не подписаны?

На уроке рисования в Хайлэндсовском оздоровительном центре долгосрочного пребывания, чаще именуемом местным домом престарелых, никогда не бывает скучно.

Постоянный преподаватель уволилась, но поскольку я была волонтером, помогавшим на этих занятиях, я в каком-то смысле просто взяла инициативу в свои руки. Администрация центра предоставляет материалы, а я придумываю разные темы для тех, кому хочется немного порисовать после ужина в пятничный вечер.

Когда я подхожу к мистеру Уиттэкеру, пожилая дама с совершенно белыми волосами по имени Сильвия шаркающими шагами также приближается к нам.

— Он не дальтоник. — Сильвия кряхтя опускается за пустой мольберт. — Он просто уже ослеп от старости.

Мистер Уиттэкер поднимает свое худое морщинистое лицо, и я присаживаюсь возле него на корточки и подписываю краски черным маркером.

— Она просто злится, потому что я не стал танцевать с ней на празднике на прошлой неделе, — говорит он.

— Я злюсь, потому что ты вчера забыл вставить зубы перед ужином. — Она взмахивает рукой. — Сверкал своими деснами. Тоже мне Казанова, — фыркает она.

— Вот нахалка, — ворчит мистер Уиттэкер.

— В следующий раз потанцуйте с ней, — говорю я ему. — Помогите ей вспомнить молодость.

Он протягивает мне свою огрубевшую, искривленную артритом руку и жестом просит приблизить к нему лицо.

— У меня обе ноги левые. Но не говори Сильвии, она мне плешь проест.

— Разве здесь нет танцевальных занятий? — спрашиваю я его шепотом, достаточно громким, чтобы он расслышал меня, но остальные — нет.

— Я едва хожу. Не быть мне Фредом Астером. Но если бы ты вела уроки танцев вместо этой старой летучей мыши Фриды Фитцгиббонс, я бы точно начал ходить на них. — Он играет своими кустистыми седыми бровями и шлепает меня по заднице.

Я шутливо грожу пальцем.

— Вам никто не говорил, что это сексуальное домогательство? — поддразниваю его я.

— Я старый развратник, милая. В дни моей молодости о таких вещах, как сексуальное домогательство, и не слыхивали, и девушки спокойно позволяли нам, паренькам, покупать им содовую, открывать перед ними дверь… и пощипывать их за попки.

— Я позволяю молодым людям открывать для меня двери, если они не ждут от меня никаких ответных услуг. Но вот от щипков за зад я бы с радостью отказалась.

Он прогоняет меня.

— Эх, вот все вы, девушки, сегодня такие… вам не угодишь.

— Не слушай его, Киара, — говорит Сильвия, подзывая меня к себе. — Тебе нужен хороший юноша… настоящий джентльмен.

— Таких не бывает, — говорит Милдред, сидящая рядом с ней.

Хороший юноша. Я думала, что Майкл был хорошим, но он даже бросить меня не удосужился как джентльмен.

— Может быть, я просто на всю жизнь останусь одна.

И Милдред, и Сильвия яростно качают головами, так что их седые волосы разметываются в разные стороны.

— Нет! — одновременно говорят они.

— Ты ведь этого не хочешь, — настаивает Сильвия.

— Я не хочу?

— Нет. — Она смотрит на мистера Уиттэкера. — Потому что они нам нужны… пусть даже они воплощения дьявола. — Она подзывает меня поближе. — Я бы не была против, чтобы он потрогал меня за зад.

— Воистину, сестричка, — говорит Милдред, проводя кисточкой по своему холсту. Она рисует силуэт, подозрительно напоминающий обнаженную мужскую фигуру. — Почему бы тебе не попросить этого славного парнишку Така прийти и попозировать нам? Ты говорила, что мы скоро порисуем с натуры.

— Я думала о собаке, — говорю я ей.

— Нет. Приведи нам настоящего натурщика.