Ульяна Соболева - Нелюдь

Потом был недолгий разговор с дочерью, сопровождавшийся двумя хлесткими пощечинами и обещанием устроить показательное представление для Али с расстрелом ее ничтожного хахаля, если эта дурочка не даст нужные для Ярославской показания в суде. Вся беседа спокойным, ледяным тоном. Ангелина Альбертовна не опустилась до истерики. Только холодно улыбнулась, когда на щеке дочери остались красные следы ее пальцев, и удовольствие от их созерцания прокатилось по телу теплой волной, особенно, когда из глаз дочери брызнули слезы ненависти, а глаза поволокло маревом боли. В тот момент, когда та узнала, что нелюдь жив, а после застыла от ужаса, услышав про то, что его взяли органы. Согнулась пополам, хватая воздух открытым ртом и стискивая пальцы точь-в-точь как мать. Ну чисто дурочка малолетняя. В ее годы Ярославская уже вовсю крутила лучшими студентами университета, а эта сама стала зависимой. И от кого?

Бельский не подвел. С определенными трудностями, но все же ему удалось устроить встречу доктора с задержанным. Правда, отец Виктора осторожно намекнул, что есть какие-то силы, которые упорно не желают подобного свидания и всячески препятствовали его устройству. Ангелине Альбертовне оставалось только догадываться… догадываться о том, что, кажется, в свое время она выбрала не ту сторону политического противостояния, согласившись работать на правящую партию. Но сейчас эти мысли отошли на задний план. Через три дня после разговора с Бельским… через несколько часов после ознакомления с результатами анализов дочери она смотрела на своего подопытного, и ей хотелось смеяться и кричать одновременно. Да, вот сейчас. Не тогда, когда видела, как он имеет ее дочь на грязном полу своего вольера; не тогда, когда ругала Алю за связь с этим ничтожеством; не тогда, когда сообщили, что эта тварь все же сбежала, и теперь существовала реальная угроза не просто всему ее проекту, но и ее жизни и свободе.

А сейчас. Глядя на свое творение, запертое по ту сторону клетки. Клетки, в которую посадила его не она. Клетки чужой, в которой ее слово мало что значило. Ярославскую накрыло волной возмущения и праведной злости. Словно у нее отняли что-то важное. Посягнули на то, что принадлежит ей и только ей. Самым бесцеремонным образом отобрали детище всей ее жизни, и теперь доктору приходилось подключать третьих лиц, чтобы вернуть доступ к нему. Ангелина вдруг с поражающей ясностью осознала, что решение убить его было обусловлено не только стремлением обезопасить себя и не позволить развязать язык подопытному, который отчаянно ненавидел ее, но и нежеланием делиться им. Да. Абсолютным нежеланием видеть свою вещь, свою разработку, свой самый главный научный труд в чужих руках. Объекты исследований должны находиться либо во власти ученых, либо быть уничтожены за ненадобностью.

И что больше всего разозлило доктора и заставило поджать губы — это осознание: нелюдь очень чутко ощущал эмоции доктора. Этот ублюдок… эта тварь сидел на скамье, прислонившись к стене спиной и прикрывая ладонью живот. Ярославская посмотрела на его руки и заметила расползшееся бесформенное пятно крови на его футболке. Он наслаждается пониманием того, что больше не принадлежит доктору. Своеобразная мнимая свобода. Не в том смысле, в котором принято понимать это слово. А свобода непосредственно от нее.

Спиной она чувствовала присутствие Покровского, наверняка, сложившего на груди руки и неотрывно смотревшего на заключенного. Показывает, что Ярославская находится под его охраной. Странно… и, возможно, опрометчиво, но ощущая буквально кожей всю ненависть объекта, доктор совершенно его не боялась. Как не боится опытный дрессировщик молодого льва, выходя с ним на арену цирка. Испытывая при каждой встрече не страх, а желание попробовать еще, понять, как далеко можно зайти в этот раз.

Рука в кармане сжала фотокарточки, которые Ангелина захватила с собой из семейного альбома. Нелюдь по-прежнему молчал, все так же не отрывая взгляда от лица доктора, и все с той же омерзительной улыбкой превосходства.

Ярославская же продолжила тихим спокойным голосом начатый разговор, в котором предложила ему молчать о лаборатории и о жизни, а со своей стороны обещала скрыть факт убийства им в общей сложности двух десятков людей. Последнее побоище она заверила выставить как пьяную попойку с последующей жестокой резней. Свободу она ему благоразумно не стала обещать, зная, что тот ей не поверит. Но нелюдь только издевательски ухмылялся на ее предложения, всем своим видом демонстрируя нежелание идти на компромисс.

— Это твой единственный шанс остаться в живых. И это единственный выбор, который у тебя будет. Который я тебе дам.

— Впервые.

Ученая прищурилась.

— Впервые. И в последний раз. И ты разочаруешь меня, отказавшись воспользоваться этим правом выбора.

— Какая досада. Разочаровать саму Ярославскую.

Нелюдь склонил голову набок, усмехаясь потрескавшимися губами. Наглец. Дерзит, а сам кровью истекает. Наверняка, ведь рану перебинтовали. Но, видимо, она открылась, и теперь помещение заполнил запах его крови, так привычно сопровождавший каждую их встречу.

За спиной озлобленно выдохнул Захар, и Ярославская едва не зашипела на него, когда нелюдь резко посмотрел в его сторону и оскалился, сверкая белыми зубами. Разговор явно не клеился. Да и глупо было рассчитывать, что этот… когда-то она мысленно звала его волчонком, но сейчас перед ней стоял матерый волк… и этот волк плевать хотел на предложение доктора пойти на сотрудничество и не рассказывать о лаборатории. А когда Ангелина, разозлившись, вцепилась пальцами в сталь перед собой и прошептала твердым голосом, что отпустит, навсегда отпустит недоумка восвояси, если только он согласится на ее условия, этот зверь засмеялся так громко, что показалось, сейчас к ним сбежится весь отдел. Громко и издевательски, правда, вот в глазах его темных так и не зажглось даже искры веселья. Наглядная демонстрация его веры в ее слова.

И тогда доктор заговорила по-другому, желая стереть в порошок этого упертого недоноска, сравнять с землей все то, ради чего он отказывался идти на компромисс. Она имела на это все права. Та, которая создала его, только она одна и имела право его уничтожить. Неожиданно сознание затопило спокойствие, размеренное, ледяное.

Взглядом указав Покровскому на стул, который тот пододвинул ей, она грациозно села и начала рассказ, внимательно следя за калейдоскопом эмоций, замелькавшим на лице нелюдя.

— Знаешь, в чем люди ошибаются чаще всего, нелюдь? В собственной значимости для других людей. Слабые и немощные в своем одиночестве, они придумали целую систему так называемых ценностей, которой маниакально придерживаются, чтобы не отвечать за свои поступки лично. Два взрослых, состоявшихся человека, две личности не просто соединяются для удовлетворения естественных, заложенных природой потребностей, но и для создания подобия животной стаи. Они боятся противостоять другим особям самостоятельно. Они слишком жалкие, чтобы отстаивать свои интересы один на один с подобными себе. Они начинают создавать иллюзии. Выводят каждую линию, закручивая их в кружева. Все больше кружев, все красивее, одно налагается на другое. И вот уже плотная ажурная ткань закрывает обзор, мешает видеть собственное ничтожество, придавая ту самую мнимую значимость в глазах общества и в своих собственных.